В некотором царстве, в некотором государстве под названием первый "А" Жила-была учительница по имени-отчеству Наталья Савельевна. Однажды Наталья Савельевна вошла в первый "А". Навстречу ей встала половина класса. Остальные болели. Сильная эпидемия гриппа свалила переутомленных новой программой первоклассников. Головы их, раскаленные высокой температурой, не знали покоя ни днем ни ночью. Стоило им – бедным первоклассникам – забыться, как откуда ни возьмись налетало на них жуткое чудовище по прозвищу X, стягивало их щупальцами и хрипело: "Чему я равно?" На него бросались углы тупые и прямые, а острые углы врезались ему в лапки-щупальца, раскачивались и скрипели. Неизвестное X превращалось в букву "х" и хихикало: "Я не из математики. Я – буква. Я почти шипящая!"

Исчезали углы тупые и острые, исчезали углы прямые и неравенства, приходили в детские сны буквы шипящие. Они водили хоровод и шипели:

Чи, ши, щи, – трепещите, малыши! Ча, ша, ща, – мы проглотим малыша!

Иванов Саня вскрикивал во сне, заливался слезами, но никак не мог выбраться из жуткого хоровода. А Маша Соколова все повторяла в бреду:

– Нет, ты не чящя, а чаща. Я тебя выучила.

Если бы и вправду набраться смелости и разыграть этот первый "А" на сцене, то главную роль надо было бы отдать Маше Соколовой, которую язвительные старшеклассники прозвали Жирафой. Эти старшеклассники не могли без смеха наблюдать выводок первого "А", впереди которого шлепала мать-утка Наталья Савельевна, за ней, переваливаясь под тяжелыми ранцами, – ученики-утята, а последняя, ни на кого не похожая, как будто не отсюда, не из этой стаи, легко неслась длинная Маша, которую иначе и не назовешь, как Жирафой.

Девочка и впрямь была худая и высокая для своих семи лет, с длинной шеей, с лицом узким и светлым, на котором едва умещались два больших темных широко расставленных глаза, обладающих редким свойством при взлете ресниц бросать в пространство сноп света. На этот удивительный свет, как ночные мотыльки, безотчетно тянулись дети и взрослые.

Наталья Савельевна, закаленная своей работой до состояния некоторого бесчувствия, всматриваясь в эту девочку, чувствовала себя человеком, заново открытым каждой малой боли, радости и печали.

Но Маша, как неопытный путешественник, блуждая глазами по лицу учительницы, ни о чем таком не думала. Она искала в Наталье Савельевне что-то необходимое только ей, Маше, без чего дальнейшая ее жизнь была бы обыкновенной. И это что-то открылось ей однажды, когда Наталья Савельевна завораживала их таинственностью огромного мира, на постройку которого ушло всего десять цифр и тридцать три буквы.

– Сколько бы книг вы ни взяли, все они состоят из букв алфавита. И никаких других! – сказала учительница.