В то утро Цы поднялся пораньше, чтобы избежать встречи со своим братцем Лу. Глаза еще слипались, но рисовое поле уже проснулось — и так было каждое утро.

Он переступил на земляной пол и скатал свою циновку, принюхиваясь к чайному аромату, которым, заварив к завтраку чай, наполнила дом матушка. Войдя в большую комнату, Цы приветствовал мать поклоном, она поклонилась в ответ, пряча улыбку — которую сын заметил и возвратил матери. Он обожал мать, почти так же, как и младшую сестренку по имени Третья. Две другие сестры, Первая и Вторая, умерли еще в младенчестве от болезни, терзавшей всю их семью. И Третья, хотя тоже болела, выжила единственная из девочек.

Прежде чем положить в рот первый кусок, Цы подошел к небольшому алтарю у окна, поставленному в память о дедушке. Потом отворил окно и вдохнул полной грудью. Первые лучи солнца робко пробивались сквозь наползающие тучи. Порыв свежего ветра всколыхнул хризантемы в кувшине для подаяния и погнал по комнате аромат курений. Цы закрыл глаза, чтобы произнести молитву, но в голову ему пришла только одна мысль:

«Духи небес, позвольте нам вернуться в Линьань».

Цы вспомнил времена, когда дедушка с бабушкой еще были живы. Тогда эта деревушка была для него как небеса, а братец Лу был герой, и ему стремился подражать любой мальчишка. Лу походил на великого воина из историй, что рассказывал отец, всегда был готов прийти на помощь, если другие ребята хотели отобрать у Цы вкусную еду, или обратить в бегство бесстыдников, осмелившихся заигрывать с их сестрами. Лу научил младшего брата драться — и руками, и ногами, так что обидчики пускались наутек, — и водил его на реку. Там они шлепали по воде возле лодок и ловили форелей да карпов и потом приносили их домой, раздуваясь от гордости. А еще Лу научил его подглядывать за соседками. Однако с возрастом Лу превратился в тщеславца. Когда ему сравнялось пятнадцать, неустрашимость его переросла в бесконечное бахвальство, и он просто презирал любые навыки и умения, кроме тех, что давали победу в драке. Лу принялся охотиться на кошек, чтобы покрасоваться перед девчонками, напивался рисовой водкой, которую воровал с кухонь, и гордился тем, что сильнее большинства своих дружков. И был он настолько самодоволен, что даже насмешки девушек принимал за похвалы, не сознавая, что на самом деле соседки его чураются. Если раньше Лу был для брата кумиром, то теперь это отношение постепенно сменилось безразличием.

Остаток дня Цы провел, глотая зловонные ветры, то и дело истекавшие из ритмично колыхавшегося буйволиного зада, и раздумывая тем временем, что за преступление мог совершить старый Шан, чтобы над ним учинили такое. Насколько знал Цы, врагов у старика не водилось и никто ему никогда не угрожал. В общем-то, худшее, что приключилось с ним в жизни, — это рождение множества дочерей; Шану приходилось трудиться с утра до ночи, чтобы заработать на приданое и тем добавить дочкам привлекательности. В остальном Шан всегда был человеком достойным и уважаемым.

«О нем как об убийце я бы подумал в последнюю очередь».

Когда Цы очнулся от этих дум, солнце уже садилось.

Помимо пахоты Лу наказал ему привезти «черной грязи», поэтому он второпях накидал в корзину несколько лопат месива из глины, человеческих экскрементов и старых побегов, которое обыкновенно используют как удобрение, и снова заровнял почву. Затем подстегнул буйвола — тот двинулся вниз с трудом, будто отвык ходить без плуга, — запрыгнул животному на хребет и наконец поехал в деревню.

Пока они спускались, Цы сравнивал убийство Шана с другими сходными случаями, подробности которых ему довелось узнать еще в Линьане. Ведь он помогал судье Фэну расследовать множество жестоких преступлений. Он даже наблюдал последствия зверских ритуальных убийств, совершенных членами различных сект, однако чтобы так надругаться над телом… По счастью, судья сейчас в деревне, и его бывший ученик не сомневался, что виновник будет найден.

Судья Фэн заявил, что торопится допросить нескольких жителей деревни, поэтому они договорились увидеться после обеда. Цы воспользовался паузой, чтобы сбегать домой: ему хотелось навестить Черешню, но для этого нужно было получить от отца разрешение не ходить на работу.

Перед дверью Цы препоручил себя Небу и вошел без стука. Батюшку он застал за чтением каких-то документов; как только сын появился на пороге, бумаги выскользнули у него из рук. Отец поспешил подобрать их с пола и спрятать в красную лакированную шкатулку.

— Позволь-ка узнать, что ты тут делаешь? Ты ведь сейчас должен пахать, — гневно бросил он. Потом закрыл шкатулку и засунул под кровать.

Цы рассказал о своем намерении, но отец его не одобрил.

— Ты всегда ставишь свои желания выше своих обязанностей, — недовольно буркнул он.

Цы осторожно ощупал рану на щеке. Быть может, она была не тяжелей других, полученных им на рисовом поле, вот только теперь она так и останется здесь, на лице. Юноша оторвался от бронзового зеркала и опустил голову.

— Не думай о таких мелочах, парень. Когда заживет, ты будешь носить этот шрам с гордостью, — подбодрил Фэн.

«Ну да. А вот как там будет насчет гордости, когда придется взглянуть в глаза Лу?»

— Что с ним будет?

— Ты про своего братца? Да ты должен радоваться, что избавился от этого скота. — И Фэн откусил от одного из рисовых пирожков, что принесли прямо в его покои. — Возьми-ка, попробуй.

Цы хорошо знал эту пытку, а еще он знал, что, если обвиняемый не признает своей вины, любые доказательства считаются недостаточными. Поэтому он содрогнулся.

Распорядитель внес во двор зловещую деревянную маску с металлическими скрепами; внизу свисали две кожаные ленты. Лу схватили сразу несколько человек — он рванулся, как дикий зверь, когда страшное приспособление стали надевать ему на голову. Он завывал, катался по полу и лязгал зубами. Некоторые женщины в страхе попрятались в задние ряды, но, когда маска все-таки была надета и закреплена, они захлопали в ладоши и вернулись на свои места. Распорядитель шагнул к Лу. После новой порции палочных ударов тот, казалось, присмирел.

— Ты сознаешься? — вопросил Премудрый.

В привязанной к лицу маске Лу походил на одержимого бесами. Даже в оковах он все еще казался самым сильным из всех собравшихся. Он простоял спокойно совсем недолго, а потом вдруг развернулся на месте, ударил колодкой ближайшего стражника и кинулся к Цы. По счастью, стражники сумели остановить этот порыв и принялись снова избивать силача бамбуковыми палками, а как только тот затих, они приковали нарушителя спокойствия к стене амбара. Распорядитель поднес свою дубинку к губам Лу.

— Сознавайся, тогда еще сможешь жевать рис.