Прошло несколько десятилетий с тех пор, как вторая мировая война закончилась крахом Германии на Западе, а затем несколько месяцев спустя капитуляцией Японии на Востоке.

В этот длинный послевоенный период мы столкнулись с потоком обильной информации о войне в виде как документальных источников, так и мемуаров политических и военных руководителей всех участвовавших в ней стран. Военные руководители в западных странах — где комментарии наиболее обильны — вскоре завязали ожесточенный спор, о котором вполне можно сказать, что мир принес с собой новую разновидность войны — «войну генералов». Этот спор принял весьма запутанный характер для общественности и читателей этих мемуаров, стремящихся составить объективное мнение. Но по мере поступления информации и с расширением ее объема стало легче отыскивать факты и делать выводы.

Прежде всего стало возможным установить важнейшие стратегические решения, повлиявшие на ход войны. Первое из них — это то, которое вызвало войну.

Для целей Нюрнбергского процесса было достаточно предположить, что начало войны и ее последующее расширение вызваны исключительно гитлеровской агрессией. Но это слишком упрощенное и поверхностное объяснение. Менее всего Гитлер хотел развязать еще одну мировую войну. Немецкий народ и генералы Гитлера испытывали глубокий страх перед любым подобным риском — опыт первой мировой войны оставил в их памяти болезненные шрамы.

Подчеркнуть основные факты — не значит обелить врожденную агрессивность Гитлера и агрессивность многих немцев, которые охотно следовали за ним. Но Гитлер, несмотря на всю беспринципность, длительное время проявлял исключительную осторожность в осуществлении своих целей. Военные руководители Германии проявляли еще большую осторожность и тревогу в отношении любого шага, который мог бы вызвать вооруженный конфликт.

Поскольку английское правительство, казалось, молча потворствует восточной экспансии Германии, Гитлера неприятно удивила резко негативная реакция англичан и предпринятая ими частичная мобилизация вооруженных сил, когда он в сентябре 1938 года «надавил» на Чехословакию. Но после того как Чемберлен уступил его требованиям и активно помог ему навязать немецкие условия Чехословакии, Гитлер сделал вывод, что мимолетная угроза сопротивления была не чем иным, как операцией по спасению лица. В не меньшей степени его ободряла пассивность французов. Поскольку они с такой готовностью предали своих чешских союзников, обладавших наиболее боеспособной армией из всех малых государств Европы,

[4]

казалось невероятным, чтобы французы пошли на войну ради защиты кого-либо из своих оставшихся союзников в Восточной и Центральной Европе. Поэтому Гитлер посчитал, что он может без всяких опасений завершить в ближайшее время ликвидацию Чехословакии, а затем расширить свою экспансию на Восток.

Вначале он не замышлял выступить против Польши. Польша, так же как и Венгрия, помогла ему создать угрозу Чехословакии с тыла и тем самым добиться капитуляции Чехословакии перед его требованиями.

[5]

Гитлер был склонен на какое-то время принять Польшу в качестве младшего партнера при условии, что она вернет порт Данциг и предоставит Германии свободный доступ в Восточную Пруссию через «Польский коридор». Даже 25 марта 1939 года он заявил главнокомандующему сухопутными войсками, что «не хочет решать вопрос о Данциге путем применения силы». Но Гитлер изменил своё решение под влиянием неожиданного шага Англии, предпринятого ею после его новой акции в другом направлении.

15 марта 1939 года немецкие войска вступили в Прагу, после того как президент Чехословакии подчинился требованиям Гитлера об установлении «протектората» над Богемией и вытекающей из этого оккупации страны. Осенью 1938 года при заключении мюнхенского соглашения английское правительство взяло на себя обязательство гарантировать целостность Чехословакии против агрессии. Но Чемберлен сообщил палате общин, что, по его мнению, внутренний распад Чехословакии аннулировал эту гарантию и он не считает себя связанным этим обязательством. Однако через несколько дней Чемберлен резко изменил свой политический курс, причем поворот был столь внезапным и далеко идущим, что изумил весь мир. Он неожиданно принял решение блокировать любой следующий экспансионистский шаг Гитлера и 29 марта направил Польше предложение поддержать ее против «любой акции, которая создаст угрозу независимости Польши и которой польское правительство соответственно сочтет необходимым оказать сопротивление».

Данная Польше гарантия была наиболее верным способом ускорить взрыв и мировую войну. Гарантия сочетала в себе максимум искушений с явной провокацией. Она подстрекала Гитлера продемонстрировать бесполезность подобной гарантии стране, находящейся вдали от своих западных союзников, делала строптивых поляков еще менее склонными идти ему на уступки и одновременно делала невозможным для него отступить без потери лица.

Единственный шанс избежать войны лежал теперь в том, чтобы заручиться поддержкой Советского Союза — единственной державы, способной оказать непосредственную помощь Польше и, таким образом, сдержать Гитлера. Но, несмотря на срочность положения, английское правительство действовало медленно и неохотно. Чемберлен относился к Советской России с острой неприязнью, а у Галифакса она вызывала сильную религиозную антипатию. Оба они к тому же недооценивали мощь Советского Союза и переоценивали военную силу Польши. Резкая реакция Англии и ее удвоенные усилия по перевооружению потрясли Гитлера, но эффект получился прямо противоположный задуманному. Чувствуя, что Англия становится противницей германской восточной экспансии, и, опасаясь, что, если он замешкается, пути будут закрыты, Гитлер пришел к выводу о необходимости ускорить акции по приобретению «жизненного пространства». Но он видел лишь один путь, как избежать общей войны. Проглотив свою ненависть к социалистическому государству и страх перед коммунизмом, он направил усилия на то, чтобы примириться с Россией и обеспечить ее невмешательство. Это был поворот в политике еще более поразительный, чем перемена политического курса Чемберлена, и такой же роковой по своим последствиям.

Гитлер, чувствуя, что он должен нанести удар, пока не поздно, говорит: «В сложившихся обстоятельствах время, вероятнее всего, можно считать скорее союзником западных держав, чем нашим». Его меморандум заканчивался выводом, что «время наступления при всех обстоятельствах — если есть хоть какая-то возможность — нужно наметить на осень». Он подчеркивал, что территория Бельгии должна быть включена в зону наступления, чтобы получить пространство для маневра, с тем чтобы обойти с фланга французскую «линию Мажино», а также предотвратить опасность вступления англо-французских войск в Бельгию и выхода их на границу вблизи Рура, ибо «это придвинет войну к сердцу нашей военной промышленности». (Как видно из французских архивов, именно это предлагал французский главнокомандующий Гамелен.)

Это раскрытие замыслов Гитлера явилось шоком для главнокомандующего сухопутными войсками фон Браухича и начальника генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Гальдера. Как и большинство других высших немецких генералов, они не разделяли веру Гитлера в способность новых видов оружия одержать верх над превосходством противника в обученной живой силе. Традиционно сопоставляя число дивизий, они утверждали, что германская армия не имеет достаточных сил, чтобы нанести поражение армиям союзников. Они также опасались перерастания войны в еще одну мировую бойню, страшась, что ее исход будет роковым для Германии.

Наступление было намечено на 12 ноября. В начале этого месяца Браухич предпринял новую попытку отговорить Гитлера от вторжения во Францию, пространно изложив доводы против наступления. Но Гитлер отклонил его аргументы. 7 ноября, однако, приказ о наступлении был отменен — метеорологи предсказали плохую погоду. Оно было отложено на пять дней, а затем снова отсрочено. Гитлер был разъярен этими отсрочками и далеко не убежден, что единственная причина проволочек лежит в погоде. 23 ноября он созвал всех высших командующих на совещание. На совещании Гитлер поставил себе цель рассеять их сомнения относительно необходимости перехода в наступление: он выразил озабоченность по поводу потенциальной угрозы России, одновременно подчеркнув, что западные союзники отказываются рассматривать его мирные предложения и наращивают свои арсеналы. «Время работает на наших врагов». «У нас есть ахиллесова пята, это — Рурская область… Если Англия и Франция ударом через Бельгию и Голландию вторгнутся в Рурскую область, то мы окажемся в величайшей опасности». Однако погода оказалась лучшим оппозиционером, чем генералы, и вызвала еще ряд отсрочек в первой половине декабря. Затем Гитлер решил дождаться Нового года и разрешить рождественские отпуска. После рождества погода снова испортилась, но 10 января 1940 года Гитлер наметил начало наступления на 17 января.

Но в тот самый день, когда Гитлер принял это решение, немецкий связной офицер, летевший с оперативным планом наступления, из-за плохой погоды сделал вынужденную посадку на территории Бельгии. Так как было неясно, сумел ли связной офицер уничтожить все находившиеся при нем оперативные документы, наступление отложили на неопределенный срок. Это обернулось неудачей для западных союзников, поскольку в течение этого интервала прежний план был полностью пересмотрен. Вместо запланированного ранее основного удара через центральную равнину Бельгии, то есть как и в 1914 году, Гитлера уговорили принять, а затем убедить генеральный штаб одобрить план, разработанный молодым генералом фон Манштейном совместно с танковым командиром Гудерианом, который предусматривал нанесение главного удара через центр холмистых и покрытых лесами Арденн и использование здесь большинства новых бронетанковых дивизий.

Если бы старый план остался в силе и, по всей вероятности, привел бы к тупику, общий ход войны был бы совсем другим. Хотя и невероятно, чтобы Франция и Англия смогли самостоятельно разгромить Германию, если бы им удалось отразить немецкое наступление, это дало бы им время для производства вооружения, особенно танков и самолетов, и, таким образом, создания равновесия сил в этих новых видах оружия. Кроме того, очевидный провал попытки Гитлера добиться победы поколебал бы уверенность немецких войск и народа. На деле же наступление, начавшееся в соответствии с «новым планом» 10 мая 1940 года, вызвало полное замешательство в лагере союзников. Оно привело к скоротечному разгрому французских армий, а английские войска еле-еле сумели эвакуироваться из Дюнкерка. Таким образом, вся Западная Европа была быстро захвачена немцами, которые понесли при этом удивительно незначительные потери.