Непререкаемым авторитетом по части астрологии Паша считался с младых ногтей. Он мог по памяти перечислить созвездия обоих полушарий, не пропустив при этом ни одного. Однако со второго курса физмата, с кафедры астрономии, Паша был отчислен. Формулировка при этом звучала весьма одиозно: «Антинаучные взгляды, выраженные в полном пренебрежении специальностью, а также пропаганда оных».

В переводе с канцелярско-бюрократического языка на нормальный это означало, что глубокие Пашины знания имели к астрономии весьма отдалённое отношение. Зато по части оборотной стороны этой науки – астрологии – Паше не было равных.

Он лично был знаком с первым астрологом тогдашнего СССР Павлом Глобой. Он зачитывался трудами древних и современных специалистов. Имя Ванга произносил с придыханием, портретом Вронского украсил спальню, а работы Нострадамуса знал практически наизусть.

Деньги у Паши водились. Где он зарабатывал их, оставалось загадкой, но это мало кого интересовало. А вот склонность его засаживать их в секу интересовала многих. В секу Паша играл блестяще и, оказавшись вовлечённым в честную игру, неизменно выигрывал. Но мелкие победы были не тем, о чём он мечтал. Паше хотелось выигрывать много, выигрывать у игровой элиты и проделывать это, играя по-крупному.

На центральный катран Паша являлся с завидным постоянством. К его приходу завсегдатаи готовились заранее и очень тщательно. Приобреталсь и специально затачивались под Пашу шулерские колоды всех ориентаций: от банальной коцки и шпанского баламута до изысканной, поющей в руках профессионала, скрипки. Деньги с Паши вынимали быстро, легко и элегантно, а весь процесс редко занимал больше полутора-двух часов.

Фугас был человек непьющий. Он работал на заводе «Красная Заря», обслуживал одновременно десять токарных станков, постоянно висел на доске почёта и бессменно владел переходящим красным знаменем.

От щедрот родного завода Валя жировал в отдельной двухкомнатной хрущёвке, колесил на автомобиле «Нива», раз в год отъезжал по путёвке в Пицунду и водил домой дешёвых шлюх, отирающихся возле гостиницы «Спутник». Внешне Фугас был жуткий урод, что успеху у противоположного пола не способствовало.

Раз в неделю Валя посещал парк, в глубине которого находилась поляна, известная среди завсегдатаев, как Кормилица. Была Кормилица оборудована шикарным навесом, под которым стояли монументальные сооружения – внушительные сосновые столы с прибитыми к ним по обе стороны здоровенными лавками. У входа в Кормилицу имел место врытый в бетон щит, на котором красовался плакат со следующей надписью:

В нижней части щита уверенной рукой местного таланта были изображены мужские гениталии. Надпись под ними явственно иллюстрировала отношение обитателей Кормилицы к содержанию плаката.

Поначалу Женя выдавал себя за капитана дальнего плавания, потом плавно спустился до второго помощника. Когда же выяснилось, что он действительно плавает, но только в качестве судового буфетчика, его, чтобы не ущемлять самолюбие, окрестили Боцманом.

Счастливый бездетный муж хорошенькой жёнушки и удачливый спекулянт джинсами и дешёвой аппаратурой, Женя обычно уходил в плаванье на полгода. Возвращаясь, он проводил несколько недель на берегу, наслаждаясь заботой и любовью преданной супруги, которая к тому же была младше его лет на десять.

Однако всему хорошему, как водится, приходит банальный конец. Вернувшись однажды на неделю раньше срока, Женя решил сделать жене сюрприз. По всем канонам жанра он застал дома приятную компанию их двух особей кавказской национальности, пользовавших законную супругу одновременно и особо извращёнными способами.

Этот маленький инцидент привёл к непоправимым последствиям. Нанеся Жене побои средней тяжести, кавказцы покинули квартиру, захватив хозяйку с собой.

Женя подумал и запил. Пути запоя, которые, как известно, неисповедимы, привели его в парк, на поляну с двусмысленным названием Кормилица. Там не играющий ни в какие игры Женя обнаружил компанию вникнувших в его непростое положение людей.

В девичестве Арон Моисеевич звался Николаем Ивановичем Смирновым и к еврейству не имел ни малейшего отношения. Обстоятельства изменились, стоило ему жениться. Супруга Арона Моисеевича, миниатюрная Сонечка Кацман, на момент замужества занимала престижную должность директора продовольственного магазина. Подвизавшийся в том же магазине уборщиком двухметровый краснорожий здоровяк Коля Смирнов сделал прекрасную партию, разом решив и материальные, и жилищные проблемы.

Из полуподвальной комнаты в общежитии работников треста столовых, которую он делил с двумя приехавшими из Рязани земляками, Николай Иванович враз переселился в четырёхкомнатный кооператив. Жилплощадь принадлежала гражданину Семёну Кацману – отцу супруги и заведующему овощной базой одного из центральных районов.

Сей момент Коля с малоперспективной работой уборщика расстался и занял доходную должность лотошника, продавца мороженной рыбы, тощих курей и прочих съедобных радостей жизни.

Для человека с головой, коим Николай Иванович Смирнов, безусловно, являлся, новое место работы оказалось золотой жилой. Очень скоро он и появляться в своём ларьке перестал, перепоручив хлопотное дело обвеса и обсчёта покупателей молодому и подающему надежды родственнику со стороны жены. Сам же Смирнов занялся любимым делом – засаживанием честно нажитых средств в азартные игры.

Помногу Коля, впрочем, никогда не проигрывал. Расставшись с невеликой суммой денег, он оптимистично заявлял:

Однажды я попал в малознакомую компанию, где играли по крупной.

Не будучи знаком с большинством присутствующих, я сел играть в преферанс и провёл за пулей уже с полчаса, когда хозяин квартиры впустил нового посетителя.

– Так, быстренько преферанс отложили, – сказал один из моих партнёров, – и сели в общаковую секу. Серёжа Псих пришёл.

– Как это отложили? – возмутился я, – где это видано, чтобы пулю откладывали из-за того, что кто-то пришёл, будь это псих или вменяемый?

– Ты человек новый и не понимаешь, – объяснили мне, – у нас здесь традиция: когда приходит Серёжа, все игры отменяются и начинается сека.