Меня разбудила оса. Она летала по комнате и кричала, натыкаясь на липкие лужицы кофе. Следы кофе были на стенах, на потолке, словно вчера кто-то намеренно разбрызгал здесь несколько десятков бодрящих чашек. Возможно это был я. Проснувшись по воле осы во всем этом хаосе, я ощущал что вчера произошло нечто важное, похожее на удаление коренного зуба из ротовой полости. Я не помнил было ли это связано со мной или с кем-то еще. Оса жирным телом шаталась в воздухе. Телевизор работал в углу, изображение на экране кривлялось, становилось то четким, то размытым, как после укуса осы в аллергическое тело моей жены; звука не было. Звука не было также и в занавесках, они шевелились под ветром, напоминая складки на коже. Ветер первого осеннего утра напоминал о сырой траве и яблоках, разбросанных моим эпилептическим соседом вокруг яблони и вдоль всегда грязной тропинки из досок, ведущей в туалет.

На люстре болталась фигурка пластилинового рыбака, сидящего в лодке. Рыба, из зеленого пластилина, в небольшом количестве была размазана по полу. На столе лежали нетронутые блюда чьей-то трапезы. Свиная запеканка из творожной массы. Начатая бутылка коньяка. Черный хлеб.

Ощущения окружившего меня пространства слипались в мутный комок, похожий на бородавку на левой лопатке моей жены. Что-то на фоне разбудившего меня жужжания вызывало легкую панику. Я сосредоточился. Перед кроватью стоял мой чемодан, при виде которого я вздрогнул и наконец осознал, что происходит. До поезда оставалось менее часа. Оса наконец лопнула где-то над моей головой, покрыв мои волосы липким слоем конфетти и торжественной пыли, отчего волосы казались серыми как у моего брата, который год назад попал под баржу, когда пытался переплыть реку. Его великолепные серебристые волосы намотало на винт, так, вращая, его протащило более двадцати метров на удивление сонных обитателей дна, пока наконец кожа головы не лопнула. Он вернулся домой как тень, прикрывая голову лопухом. Через несколько часов он скончался от потери крови. Рядом лежала записка его безупречным как цвет грозового неба почерком: "Это были индейцы". Его скальп обнаружили девочки из соседней деревни, приняв его за медузу, они сильно ошиблись.

Не медля ни секунды, я взял чемодан, надел шляпу и направился вдоль берега к вокзалу. Сонные рыбаки лежали под соснами, наевшись тушенки, провожая мои босые ноги белыми как овечья шерсть глазами. Девочки на том берегу как обычно полоскали белье, по колено в воде, отчего их ноги потом приятно пахли рекой: водорослями, мальками и мелкой галькой.

От привязанных у берега рыбачьих лодок пахло рыбой, спиртом и ночью. Совершенно также как пахла жена после родов. Я стоял рядом, держал младенца, который направлял всю энергию того, что только что произошло в мире прекрасных тел, в мое лицо, точь-в-точь туда, куда смотрел его зияющий рот. Нам даже приходилось не дышать, чтобы оставить младенцу хоть чуточку воздуха, который тот всасывал как огромный кит всасывает океан, чтобы наесться горсточкой дрейфующего по волнам планктона.

Она знает, что я чемпион, что я чем-то лучше ее друзей, для нее я не разгадан, и это сближает нас. Она еще не красавица, а я еще не чудовище. У нее есть все что мне нужно, и она прячет это на черный день в сумраке своего мира. Мои глаза смотрят в темноту ее души, теплую и грустную, как демо-версия нашего счастья. Мои пальцы на ее коже, мимо проходят дети. Солнце греет. Ветер делает из листьев нойзовую симфонию, от которой нужно сходить с ума, она не понимает шума, а я только и брежу тем, как сделать сочетание созданных мною звуков более похожим на произведение ветра, швыряющего по улицам пустые банки, кульки, листья, мусор, и выдохи людей.

Мой язык на ее коже. Ее кожа равнодушна. Ее кожа медлительна, как движение тектонических плит. Она думает о чем-то своем. Я прячу от нее то, что ей нужно, на черный день. Мы не любовники, не друзья, не родственники. Мы какие-то странные элементы этого огромного произведения.

Если бы господь пускал слюни, мы были бы капелькой слюны, которую унес в своем сне ветер и размазал по куртке господа, ставя его в неловкое положение перед окружающими.

Ветер по имени Артем. Улыбки людей по имени Вероника. Нас притягивает тепло, мы всегда движемся туда, куда оно едва поманило нас. Этим теплом невозможно согреться, но мы не замерзли. Потому что у нас есть бесплатный номер в гостинице "Африка".

Она в джинсовой юбке, ее свежие бедра, ее теплые ноги лежат друг на друге. Вокруг ее глаз блестки. Губы блестят розовой помадой. Эта тинэйджерская косметика делает ее похожей на школьную умницу, которая ночью тормозит тачки в переулках и предлагает потрахаться за пару сотен рублей.