Ночная тьма опустилась на дороги Риаджанга резко, подобно стремительно падающему топору палача. В последние годы это стало обычным делом: близилась Эпоха Ночи, что непременно следовала за долгими и светлыми тысячелетиями владычества Дня. Простой люд смирился с неизбежным, ибо ничего тут не поделаешь: им выпало жить во время смены Эпох, которое извечно знаменуется бедствиями и горестями.

Но смирение отнюдь не мешало на все лады ругать столь внезапное наступление ночи, чем и занимались самозабвенно ратники, несущие службу на западной сторожевой веже Риаджанга. Усатый воин, неспешно прохаживающийся поперёк широкого каменного моста, ведущего во внутренние пределы империи, выдал самую, что ни на есть крамольную тираду:

— Мало того, что Басилевс наш, да покусают его крысы за пятки, в какой-то блажи постановил, что лямку здесь тянуть должны не обычные стражники, а настоящие боевые дружинники! Так он ещё в скупости своей и освещением хорошим вежу снабдить указания не дал. Не видно на десяток шагов уж ни рожна! Как тут оборонить рубеж, коли вороги попрут из темноты?

Шагающий рядом с ним юный ратник испуганно заозирался. Главным образом, чтобы проверить, не слышал ли кто дерзких речей старшего. Ему-то что, он ветеран уж заслуженный, дюжину битв во славу империи прошёл, самого капитана построить может, коль разойдётся. А вот молодому дружиннику за участие в крамольных беседах и язык отсечь на раз могут, если в Опорную службу кто донесёт…

— Басилевсу мудрому виднее, — попытался урезонить он разбушевавшегося старшего. — Сказывают, тёмные силы против нас собираются. Потому и укрепляет империя рубежи у сторожевых веж.

Джантра, столица Риаджанга раскинулась на побережье у прекрасной бухты Смирного моря. Море так именовалось не зря: на нём почти не бывало штормов, что делало его идеальным для рыбного промысла. Глубины щедро делились с людьми богатыми запасами морепродуктов, способствуя процветанию империи.

Раздольный город вальяжно раскинул свои добротные каменные кварталы, многие из которых уже «выбрались» далеко за высокие защитные стены, коими был обнесён исторический центр. Но Басилевс Иарний IV не озаботился дать указание возводить вторую линию стен. Земли могучей империи были широки, границы надёжно защищены сторожевыми вежами и постоянными патрулями окраинных дружин. Армию империи боялись все сопредельные державы, и трудно было даже помыслить о том, что чьё-то войско способно прорваться к самой Джантре. Сторожевые вежи имелись и на море, ими была утыкана гряда островов, вне видимости которых не смог бы пройти ни один чужой корабль. Империя доминировала и на море, имея серьёзно превосходящий силы других стран боевой флот.

Басилевсу нравилось осознавать своё превосходство, владеть самой мощной в мире военной силой. И даже грядущая Эпоха Ночи не пугала его, а, напротив, радовала. Ибо замыслил он воспользоваться её наступлением для обретения ещё большего могущества.

Нет, конечно же, на территории Риаджанга продолжали действовать святилища Великого Дня и даже один из четырёх Храмов. Цитадель Магических искусств по-прежнему исправно готовила и направляла на службу магов всех пяти общепринятых классов — атакующих, сдерживающих, призывающих, а также прорицателей и испытателей. И творили те свою волшбу силами Дня…

Но…

— Придуманная тобою комбинация сложна, несколько тяжеловесна, но не лишена изящества, — произнёс слабый, слегка дрожащий голос. — И ты всё провернул блестяще. Во всяком случае, на первом этапе. Посмотрим теперь, будут ли и на втором события развиваться так, как ты спланировал.

Тому, кто впервые услышал бы этот голос, могло показаться, что говоривший или говорившая — слабый, болезненный и крайне неуверенный в себе человек.

Но Шорх ведал истинную мощь того, кто направил его. И сейчас он всматривался в туманный образ с большим почтением и преданностью. Силы Ночи, пребывавшие с этим человеком, настолько велики, что остро ощущались даже на огромном расстоянии. Два мага использовали древний способ разговора — «видение-сквозь-ночь». Шорх сидел на сырой земле в ночном лесу неподалёку от Джантры, держа свой клинок на уровне глаз. Поверх него он смотрел в чёрное почти беззвёздное небо и посылал мысленный зов, который находил отклик. Тьма перед ним соткалась в нечёткий, но различимый образ, и Гаситель знал, что тот, кто направил его, в эту самую минуту за много-много дней пути отсюда тоже видит его туманное изображение.

— Спасибо, — Шорх медленно кивнул. — Да, план был сложен, и потребовал высокой точности, сложного магического

влияния

на всех участников, расчёта буквально по минутам. Но всё удалось. Вы знаете, я люблю играть в сложные игры со многими неизвестными, — он усмехнулся. — Неизвестными друг для друга, но действующими по моей воле. Иногда бывает достаточно в нужном месте слегка подтолкнуть события, и они развиваются в желаемом направлении, нарастая, как снежный ком.

Его собеседник вновь произнёс своим странным голосом:

Меланг от рыбы демонстративно отказался и отправился щипать зелень, строго блюдя травоядную единорожью сущность. Остальные же, то есть Зоклас и Сальнира, обедом остались весьма довольны. Магвой даже смирился с тем, что пришлось применить нечестный способ рыбной ловли: попросту зайти в воду по горло и ударить волною сил Дня во все стороны. После такой атаки, всколыхнувшей водную гладь, на поверхность брюшками вверх всплыли несколько рыбин — от маленьких до весьма солидных. Просветлённая тем временем разожгла костерок, на котором речные дары и были решительно зажарены.

На сытый желудок магвой почувствовал себя куда лучше. Вообще, отдых, свежий воздух, а пуще всего волшебная забота Сальниры сотворили с ним чудеса: рёбра, похоже, начали срастаться, ожоги на руках и многочисленные порезы — затягиваться. Боль практически ушла, лишь изредка резкое движение отзывалось неприятными ощущениями. Хотя Зоклас и понимал, что бой с несколькими противниками сейчас вряд ли выдержит, всё же чувствовал себя достаточно сильным, чтобы немедленно приступить к запланированному магическому действу, а потом пуститься в путь. О чём и не замедлил сообщить Сальнире, самозабвенно облизывающей пальцы после очередного аппетитного кусочка жареной рыбы. Девушка уже более двух суток почти ничего не ела, и сейчас получала несказанное удовольствие от скромного пиршества на берегу реки.

Просветлённая вмиг посерьёзнела и кивнула.

— Я готова, сейчас, только руки помою.

Зоклас глянул вслед девушке, убежавшей к воде, и постарался как можно точнее припомнить все детали обстановки кабинета Мастера-визора в Мистарте и все подробности своего с ним разговора. Он принял привычную и потому удобную для любого магвоя позу со скрещенными ногами, соединил пальцы рук в кольцо напротив солнечного сплетения и заставил себя отрешиться от всего происходящего вокруг.

Панорама ночного Стибльстарна радовала глаз строгими линиями улиц и мрачными надёжными громадами домов. Факелов на стенах и столбах было немного, в самый раз для того, чтобы едва осветить дороги, площади и переулки. Это была обитель профессиональных убийц, не знавших равных во всей Накельте, и никакие излишества не должны были отвлекать их от совершенствования своего древнего ремесла.

Шорх стоял возле узкого окна, скрестив руки на груди, и всматривался в тени подворотен, пытаясь успокоить скачущие мысли. Гаситель («Хотя, какой я теперь, во имя Мрака, Гаситель?!», — невесело усмехнулся Шорх) был недоволен собой. Почему он как испуганный ребёнок примчался сюда, в укромное убежище, под защиту старшего, вместо того, чтобы спокойно и самостоятельно во всём разобраться?

— Не кори себя, мой мальчик, — послышался слабый, слегка дрожащий голос. — Я чувствую твои терзания. Но поверь, ты ни в чём не виноват. И хорошо, что явился сам, в противном случае, я велела бы тебе вернуться. С учётом того, что произошло, мне нужно многое сказать своему верному ученику.

Шорх поспешно повернулся и устремил взор вглубь просторного тёмного зала, устланного пушистым серым ковром и увешанного многочисленными древними гобеленами. Ему навстречу шла фигура в привычном с детства плаще с коричневым капюшоном. Только на сей раз капюшон был откинут, оставляя непокрытой седовласую голову. Это было необычно и подчёркивало важность момента. Видя лицо собеседника, Шорх не мог думать о нём, просто как о «том, кто направил его». А именно так Шорх всегда мысленно и называл этого человека. Такая скрытность была нужна там, за пределами Стибльстарна, чтобы никто до поры не выведал каким-нибудь способом даже из мыслей Гасителя имя великой женщины, способной изменить ход истории Накельты.

— Внимаю вашим словам, Владычица Ульнэка, — Шорх склонился в низком поклоне.

Раннее утро окутало лёгким туманом сонные поля. Тихо журчала вода в извилистой неглубокой речушке, перекликались на разные голоса птицы у опушки леса. Неприметная маленькая деревушка, пробуждающаяся от ночного сна, давала о себе знать петушиными криками да протяжным мычанием коров, приветствующих своих хозяек. Звуки свивались в извечную, столетиями повторяющуюся незамысловатую музыку природы — дикой и освоенной человеком. В такую привычную музыку, которую люди почти не замечают, но которая, вместе с тем, ласкает их слух и успокаивает нервы, давая понять, что жизнь идёт своим обычным чередом.

Не всем, правда, дано её слышать…

Сильно горбящийся пожилой мужчина с растрёпанными седыми волосами и отрешённо-задумчивым выражением на лице, несмотря на столь ранний час уже вовсю трудился на небольшом огороженном участке, выпалывая сорняки. Делал он это неспешно и сноровисто, полностью погрузившись в столь простое, но важное занятие. И все звуки мира не имели для него никакого значения: старик был глухонемым от рождения.

Как водится, изъян этот природа кое-чем компенсировала: независимо от возраста у него всегда было острое зрение. А ещё, магические способности. Да, старик был магом-самоучкой, поднабравшим за долгую жизнь кое-каких знаний и умений у добрых магов Великого Дня, тех, что встречались ему в городах родного Нифериса и не отказывали в науке обездоленному страннику. Эти знания и позволили ему доживать свой век не в нищете под забором, а здесь — в крошечной деревне на границе Нифериса с Мадженси, в своём, пусть маленьком, но сухом и надёжном домике, который отвели ему благодарные селяне. Ещё бы, ведь далеко не каждая деревушка может похвастаться собственным магом, врачующим людей и скотину получше всякого знахаря, могущим погоду предсказать, а то и отвести особо сильный град, чтобы тот посевы не побил напрочь. Таких в городах магами-прорицателями называли да ценили высоко.

Старик знал, что люди называют его Эль-Ифарх — ему показывали это имя, начертанное старейшиной деревни на маленькой дощечке, которую затем приколотили на дверь его дома. На языке Нифериса оно означало «Безмолвный маг», что, в общем-то, отражало суть. Своё настоящее имя старик давно забыл за десятилетия скитаний, а потому не имел ничего против такого описательного обозначения. Тем более что он всё равно не слышал, даже если кто-то и произносил это вслух, обращаясь к нему. Приближающихся людей он просто чувствовал.

В эти двери капитан Силж входил впервые. И не удивительно: при прежнем короле путь в тронный зал дворца в Мистарте потомку Зорхажей был заказан. Ибо негоже отпрыску преданного забвению рода видеть трон, на котором когда-то восседали его предки. Неровен час, всколыхнётся что-нибудь в душе…

Новый Правитель Мадженси Турон Саргеж, похоже, от таких опасений был свободен. По собственной инициативе он решил вызвать к себе на приём магвоя, особо отличившегося при обороне столицы. Силж от такого проявления высочайшего внимания был не в восторге. Скорее наоборот, испытал по этому поводу недовольство и исполнился подозрений. Ничего хорошего от предприимчивого разведчика, захватившего власть в королевстве, магвой не ждал. К тому же помнил, что именно после такого вот неожиданного вызова к Саргежу когда-то пропал Зоклас Анеж, которого теперь официально было велено считать преступником и душевнобольным злодеем.

Как бы то ни было, Силж понимал, что ему стоит быть крайне настороженным и осмотрительным при беседе с Правителем, всерьёз ожидая какой-нибудь каверзы. Переступая порог тронного зала, магвой внутренне весь подобрался и нацепил на лицо маску тупого служаки, пребывающего в полном восторге от внимания высокого начальства.

— А-а, Силж Зорхаж! — сердечно улыбнулся ему Правитель, вставая с трона и делая пару шагов навстречу.

Магвой сходу заострил внимание на трёх моментах. Первое — Саргеж назвал его полным именем, давая понять, что ни в коей мере не смущается упоминать его род. Второе — он сознательно повёл себя не как король, взирающий на подданных с трона и ожидающий от них первого поклона и подобающего приветствия. И третье — во всём огромном зале больше никого не было — ни сановников, ни, даже, королевской стражи. По всему выходило, что предстоит скорее частная беседа, чем официальный приём, и Правитель демонстрирует высокую степень доверия вызванному магвою. Крайне удивительно, но у Силжа даже не отобрали меч! И это тоже был сигнал от Саргежа: «Я уважаю традиции, права и привилегии Магармуса!».

Попытки совершить неизведанное порою дают неожиданные результаты. Об этом подумал Зоклас, когда рухнул в густую траву лицом вниз. Сзади послышался сдавленный возглас Силжа, возвестивший о том, что магвой тоже несколько удивлён столь странным выходом из Иного пути.

Предпочитая действовать быстро, как и всегда в тревожной ситуации, Зоклас вскочил на ноги и бегло огляделся. Поблизости не было никого постороннего; Тихий уже уверенно стоял на лапах и тоже вертел головой по сторонам, как и магвой, успевший выхватить магическую цепь и чуть выдвинуть клинок меча из ножен.

— Что произошло? — тихо поинтересовался Силж, привычным движением наматывая цепь на кисть левой руки.

— Не знаю. Обычно из Иного пути я выходил спокойно, и ноги меня при этом держали… — отозвался Зоклас, почувствовавший вдруг сильное головокружение. — Что-то нехорошо мне, — проговорил он, не для того, чтобы пожаловаться, а желая поставить друга в известность: странности продолжаются. — Ни с того, ни с сего такого не бывает. Из меня будто часть сил вытянули…

Пёс тихо заворчал, привлекая к себе внимание. Зоклас посмотрел на него и ощутил привычную уже магическую связь, как в день их первой встречи в пещере. Маг прислушался к ощущениям, чтобы уловить, что ему хочет «сказать» четвероногий спутник. Для наглядности Тихий снова покрутил башкой, поскрёб лапой землю, шевеля травы, принюхался и громко чихнул, демонстрируя недовольство окружающей средой.

Каково это — пролить священную кровь императора? Собственными руками прервать род, веками правивший державой, расширявший и укреплявший её? Что это может означать для человека, решившегося на такое?

«Всё!», — мысленно ответил сам себе Версафий. — «Полную свободу, возвышение над всеми мыслимыми запретами и условностями! Возможность творить историю…».

Глава Тайного совета старательно отводил глаза от недовольного лица Басилевса, чтобы даже оттенок их выражения не выдал обречённому монарху его намерений. Версафий почтительно, очень низко поклонился и проговорил:

— Мой Басилевс, прошу простить меня за то, что я настоял на визите к вам в столь ранний час, но дело не терпит отлагательств. Выслушайте меня…

— Нет, это ты слушай меня, Версафий! — гаркнул Иарний, опускаясь на точную копию трона, установленную в Малом зале на специальном возвышении. — Очень хорошо, что сюда явится Сифий, разговор касается Военного совета напрямую…

В самый верхний зал самой высокой башни джантрийского дворца боялись заходить даже служанки, вынужденные там бывать. Кутающаяся в тёмные одеяния старуха, занявшая этот зал, пугала их до дрожи в коленках. Одним своим видом, мрачным взглядом тускло взблёскивающих глаз из-под капюшона. Нет, она не обходилась с ними грубо, не угрожала, и вообще почти не разговаривала. Но само её присутствие тяготило, давило, вытягивало силы, доводило до полуобморочного состояния.

Вот и сейчас принесшая еду молодая женщина прижалась спиною к двери, чтобы не подвели подкашивающиеся ноги. Она с ужасом смотрела на четыре больших сгустка тьмы, которые сферами повисли над полом вокруг центра зала, где сидела в огромном кресле маленькая старческая фигура. В каждом из этих плотных чёрных облаков виднелись какие-то движущиеся картинки, образы, в которые служанка предпочитала не вглядываться.

— Вам ещё чего-нибудь угодно, госпожа? — судорожно спросила она, не узнавая собственного голоса.

— Нет, — долетело тихим шелестом. — Оставь меня.

Это служанка готова была сделать с радостью. Она быстро поклонилась и, с облегчением выскользнув за дверь, почти бегом бросилась вниз по винтовой лестнице, чтобы скорее оказаться подальше от этого места. До следующего раза, когда страшной хозяйке башни вновь что-нибудь понадобится…