— Холодно.

— Шутка ли, уже ноябрь-месяц, а отопление всё не включат никак.

Двое немолодых людей сидят на ветхом ободранном диване напротив только что выключенного телевизора, чьё глухое молчание и темные враждебные контуры выглядят особенно неприветливо из-за того, что в комнате практически нет мебели. На мужчине вязаный колючий свитер, ноги его закутаны в выцветшее шерстяное одеяло. Женщина одета в болоньевую куртку и синие тренировочные штаны.

— И не заметили, как стемнело, — вздыхает она.

— Какая всё-таки штука жизнь, — говорит ей муж. — Надо же было нам получить эту квартиру, когда дети от нас уже уехали. Нам-то двоим она и не нужна. Нам-то и в старой хорошо было бы. Ещё лучше было бы.

Ольга уже довольно давно находилась в бессрочном отпуске, завод, на котором она работала, встал. А на следующий день и Василий пришёл домой около двух часов дня и как всегда весело сказал:

— А нас уже отпустили. Работы нет. Деталька одна закончилась, а её выпускают там где-то, в Казахстане.

— И что же теперь будет? — испуганно спросила Ольга.

— Что будет. У завода денег нет детальку ту купить. А казахам они задолжали уже немалую сумму. Ну казахи и не хотят, понятное дело, слать её сюда, детальку эту. Что будет, проворчал он. — Развалили Союз…

— И как же теперь быть?

Как только Анжела услышала шебуршанье ключа в замке, она сразу же поджала под себя ноги и придала выражению скуки на своём лице высокомерный оттенок. Маруся прошла в комнату, не раздеваясь, равнодушно сказала: «Привет», — бросила пакет на стул и села на кровать, звякнув панцирной сеткой. Несколько минут она молчала, глядя в пространство, потом вздохнула и, обращаясь как будто туда же, сказала:

— Сессия скоро.

Ничего не услышав в ответ, она повернула голову к Анжеле и уже более осмысленно повторила:

— Слышь, что говорю, Анжел, сессия скоро.

— Ага, — ответила Анжела.

— Ещё она любит про своего двоюродного брата рассказывать. Славик его зовут. Он здесь в армии служит. И теперь мы следим за каждым шагом сего доблестного защитника отечества.

— А почему вы её называете Маруся?

— Да так как-то пошло. А! Она так с самого начала представилась.

Лиза и Саша сидели на кровати. Вчера они познакомились с Валей, а сегодня он пришёл к ним в гости.

— Но когда ты её увидишь, ты поймёшь, почему она Маруся, — сказала Лиза.

Выйдя от Саши и Лизы, Валя направился в магазин, где купил шесть бутылок пива. Затем пошёл к Марусе.

Она ему понравилась. По крайней мере, сейчас он хотел с ней выпить и поговорить. Вале было одиноко, он скучал без женщины, и появление этой симпатичной и тоже одинокой девушки казалось Вале подарком судьбы.

Выпитое вино сообщило ему приподнятое настроение. Выйдя из лифта, Валя перехватил поудобнее пакет с пивом и, весело насвистывая, решительным шагом пошёл прямо к Марусиной двери, придумывая на ходу, что сказать.

Он постучал в дверь. Никто не открыл. Постучал ещё, прислушался: в комнате ничего даже не шевельнулось. Вале это не понравилось, поскольку шло вразрез с его планами. Несколько раз он пнул дверь ногой — результат был тот же. Тогда он осторожно, чтобы не разбить бутылки, гулко громыхнул по двери пакетом с пивом — никакой реакции.

«Ну и куда же я пойду со всем этим», — разочарованно подумал Валя.

Два дня до отъезда Маруся провела сама не зная как. Наиболее осмысленным её занятием было смотреть в окно на зимний городской пейзаж, представлявший собой, в сущности, сочетание тёмных и белых пятен разного размера и формы. Снег и асфальт, заводские трубы и автомобили, укутанные люди, кажущиеся из окна толстыми и медлительными, и серое небо — всё было унылым, убогим и непривлекательным. Тем не менее Маруся подолгу простаивала у окна, её мысли витали где-то в грязных зимних облаках, а на лице иногда даже появлялась непонятно откуда взявшаяся спокойная улыбка.

Но в основном Маруся проводила эти дни на кровати, стараясь как можно больше спать. А если уже ни в какую не спалось, просто лежала, повернувшись к стене, разглядывая сальное пятно на обоях и ни о чём не думая.

Любое дело казалось ей начисто лишённым смысла. Даже для того, чтобы, например, умыться или приготовить поесть, надо было себя переламывать. А когда назрела необходимость собираться в дорогу, это превратилось для Маруси в настоящую пытку. Колготки, футболки, лифчики — она смотрела на свои вещи, как на чужие, и недоумевала, зачем они ей нужны.

К счастью, вещей было немного. Снарядившись единственной сумкой, довольно лёгкой, она заперла дверь всего лишь на один оборот — всё равно скоро должна была придти Анжела, не собиравшаяся уезжать, — и поехала на вокзал. Ощущения её были совершенно будничными, как будто она идёт на занятия или в магазин. Мысли о предстоящей дороге Марусю не трогали и не воодушевляли, равно как и то, что она едет домой.

Плацкартный вагон был уже битком набит. Чтобы пройти к своему месту, которое было в середине вагона, Марусе пришлось продираться через узкий проход, заваленный чьими-то мешками, тюками, сумками, перешагивать через нагло выставленные обтянутые спортивными штанами ноги крепких мужиков, сидящих на боковушках, да ещё постоянно увёртываться от каких-то людей с вещами, почему-то направлявшихся к выходу. Когда она наконец добралась до своей полки и села, ей уже было жарко. Маруся расстегнула куртку и размотала шарф. Поезд вот-вот должен был тронуться, но ожидание, даже минутное, раздражало. Хотелось уже поскорее. «Ехать всего пять часов, — думала Маруся, — не успеет всё утрястись и угомониться, как мне уже выходить». Она оглядела своих соседей: женщину лет сорока пяти, которая ей приветливо улыбнулась, и двух мужчин, одного молодого, моложе тридцати, другого постарше.

— Значит так, мать уже всё приготовила, — говорил Василий своей дочке, — щи сварила, курицу пожарила с картошечкой. Придём — и сразу ужинать.

Наконец-то она поест по-человечески: вкусно, сколько хочется и не самой приготовленного. Эта мысль чрезвычайно грела Марусю, пока она шла бодрым, быстрым шагом рядом с отцом, поводившим плечами от холода.

— А что, мотоцикл так и не починили? — весело спросила она.

— Нет, доченька, — извиняющимся голосом ответил Василий. — К следующему разу обязательно.

Несмотря на радость, Маруся чувствовала себя слегка неуютно из-за того, что с самого вокзала они повернули не туда, куда обычно поворачивали. Тёмные улицы, по которым они шли, были малознакомыми и казались чужими.

На следующее утро Маруся проснулась в превосходном настроении. Отец ушёл до её пробуждения, мама покормила её настоявшимся вчерашним борщом, а после еды спросила:

— Ну что, Марусенька, покушала, теперь, наверно, по гостям пойдёшь? — судя по голосу, у неё тоже было отличное настроение.

— По каким ещё гостям? — изумилась Маруся и поёжилась от одной мысли выходить на мороз.

— Ну, к каким-нибудь школьным подружкам своим, — простодушно ответила на вопрос дочери Ольга.

— Мама! — начала раздражаться Маруся. — Сколько раз я тебе говорила: нет у меня никаких школьных подружек.

Однако Василий оказался прав. Маруся понемногу успокаивалась, приходила в себя. Осознав однажды целительную силу несложной работы, она вся ушла в помощь родителям по дому.

Вставала теперь Маруся рано. Впрочем, как бы рано она ни встала, родители уже были на ногах. Марусю это удивляло, она каждое утро задавалась вопросом, во сколько же надо проснуться, что бы встать раньше их. До завтрака она шла в соседний магазин купить хлеба, а также молока, творога или сметаны — когда как. Выйти, только встав и умывшись, на утренний морозный воздух, пройтись пустынным двором по хорошо утоптанным тропинкам, когда снег, который скрипит под ботинками, почти такой же белый, как и тот, что вокруг — вот это было наслаждение! С каким отвращением вспоминала Маруся московскую слякоть!

Спать она ложилась тоже рано — сразу, как только возникало желание. Такой режим сна благотворно действовал на Марусины нервы и был намного более здоровым, чем тот образ жизни, который она вела в Москве, когда уже умираешь, как хочется спать, но всё равно сидишь и общаешься, напрасно чего-то ожидая, надеясь непонятно на что и боясь чего-нибудь пропустить.

Теперь каждый раз после еды она мыла посуду, кроме того она мыла полы и делала уборку. Благодаря её стараниям новая квартира становилась всё более обжитой, что происходило бы гораздо медленней, если б не она. К примеру, Маруся наконец повесила в одной из комнат шторы, которые до этого уже не известно сколько валялись в той же комнате на кровати.

С родителями ей было по-прежнему трудно. Они были всё так же надоедливы и бестолковы. Но постепенно Маруся привыкла и уже без раздражения разговаривала с ними, по-прежнему односложно отвечая на их расспросы и снисходительно улыбаясь про себя.

Дядя Боря и тётя Дуня встретили Марусю очень приветливо.

— Ну что, как сессия? Как всегда отлично? — с порога спросил дядя.

Маруся была отличницей только в школе, но решила не вдаваться в ненужные подробности. Как только она вошла, на неё сразу же дохнуло удушливым запахом нечистоплотности, к которому надо было ещё привыкнуть, прежде чем начать нормально разговаривать.

— Да нет.

— Ну хоть без троек?