Времена наступали всякие.

Порой, хотелось лишь одного: закрыться в своем холодном, маленьком домишке и никогда, ни за какие драгоценности не видеть больше слабых, глупых и ненормальных зверушек. Все в этом мире, абсолютно все, было сосредоточено вокруг этих существ. Их бесцельное присутствие в мире не было обосновано никакими видимыми, объективными причинами. Волшебство же отторгало людишек, как нечто несущественное, второсортное. Вообще говоря, Матильда понимала: вселенная сошла с ума, если позволяет править чуть ли не всем миром столь бесполезным видам как ЧЕ-ЛО-ВЕ-КИ.

ЧЕ-ЛО-ВЕ-КИ не видели никого, кроме себя. Редкий раз оборачивались назад, фыркали и снова возвращались к своим бесполезным занятиям. Сколько лет прошло с тех пор, как последняя колдунья, провозгласившая себя «Карой Волшебства» пала от рук мерзкого человеческого воина? Сколько лет они вынуждены прятаться в темных лесах, побираться по болотам, заброшенным деревенькам? Чтобы только не угодить в Подземный Мир. Матильда уже не раз задавалась вопросом, а не лучше ли податься в руки мрачного Властителя нежели влачить столь жалкое, безропотное существование?

ЧЕ-ЛО-ВЕ-КИ видели угрозу во всех, кто хоть немного отличался от них. Сначала они истребили леших. Несчастные защитники леса и сопротивляться не могли — не в их это природе. Следом пошли чуть менее беззащитные создания — русалки, сирены, тритоны… Море бушевало, пенилось, сопротивлялось, но и оно оказалось бессильным перед злым роком в лице ЧЕ-ЛО-ВЕ-КА.

Ведьмы оказались многим сильнее лесных и морских обитателей. Чтобы выжить, они часто примеряли на себя маску человека и нередко терялись в серой толпе, способные прожить таким образом всю жизнь. Вот только притворяясь людьми, очень часто теряли самих себя, лишались того, без чего и жить становилось невозможно.

Несмотря на ранее утро, центральная площадь была полна разношерстных людей. Кого здесь только не было: богатые покупатели, путешественники, бродяги в поисках хоть какой-нибудь еды или денег. Последним изнеженные господа обычно подавали (точнее сказать, брезгливо бросали) милостыню в виде куска засохшего черствого хлеба, а по праздничным дням и в часы сказочного везения, могли распрощаться даже с несколькими монетами.

Сотни разноцветных, своеобразных и ярких безделушек поблескивали на прилавках и всем своим видом будто кричали: «Подойди! Ну же, бьюсь об заклад, я тебе понравлюсь!» Действительно, здесь можно было найти абсолютно все, начиная с золотого кольца необыкновенной, дух захватывающей красоты, по уверению торговца, когда-то принадлежавшего восточной принцессе с далекого полуострова, и заканчивая зелеными скользкими лапками лягушек. Если ценность первого предмета моему читателю ясна, то второй, несомненно, вызывает вопросы. К примеру, что можно делать с лягушачьими лапками? Ну правда, не варить же из них суп, слишком примерзко они выглядят. Жители Серости действительно не рассматривали этот товар в качестве пищи. Они вешали несчастные лапки у двери своего жилища, искренне веря в их чудодейственную силу и считали, что такого рода талисман способен отпугивать тёмных существ, в том числе ведьм, демонов и упырей.

Город Серость располагался крохотным, едва заметным пятнышком на окраине южной части Бриллиантового Королевства. Окруженный почти со всех сторон чащей и непроходимым лесом, Серость буквально отделял жителей от других городов королевства. Путешественники, несомненно, проникали в город, незаметно и несколько странно для живущих городских жителей, однако, исчезали они так же стремительно и внезапно.

Среди жителей Серости ходило немало слухов о Тёмном лесе или, как его еще называли, Темнолесье. Истории эти были окружены невероятным фантасмагорическим ореолом. Например, какое-то время назад, модно было рассказывать страшилки о появляющемся на Высоком Холме белом волке с горящими красными глазам. Видите ли, Эрл Пончик своими собственными глазами видел зверя, а ошибиться он не мог, потому как тут же зарисовал огромную мохнатую морду зверя. Родители рассказывали своим детям истории о жестоких разбойниках в лесу, хотя под окнами, стоило ночи сменить день, и без того находилось достаточно злодеев, которые были бы не прочь воспользоваться ситуацией и ограбить зажиточные дома.

Ну, так вот… Говоря о лягушках… Вообще-то в каждом богатом доме висело не меньше двух-трех пар лягушачьих лапок на окнах или даже лежали на столе, заботливо расставленные в рядок.

— Домой! — крикнул он кучеру. Серьезный, здоровенный мужчина сорока с небольшим лет, умел быть невидимым. Это качество Джонас ценил в слугах больше всего. Хорошо, когда мышата не отвлекают хозяев своими глупыми, низменными фразами.

По дороге он с неудовольствием отметил, что дизайн салона его личной кареты изрядно устарел: ярко-зеленый травянистый цвет обивки вышел из моды. Необходимо было заменить его на болотистый, поменять золотые нити на серебряные. А яркий желтый цвет его вообще раздражал: безвкусица, по своей сути. Солнце желтое, цыплята тоже неестественного желтого цвета. Цыплята вырастают и превращаются в петухов, да куриц. Отвратительно! Однако, учитывая тот факт, что в этом месяце «летний желтый» был изображен во всех модных журналах, добавить росчерк данного цвета оказывалось вынужденной необходимостью. Статус и положение в обществе обязывали. Хотя, большинство его ровесников предпочитали повторять все за своим кумиром. Девчонки-крестьянки называли его «Сияющая звезда», а дамочки из высшего общества именовали не иначе как «Принц».

Карета резко затормозила. Джонас повалился вперед и едва не соскользнул со своего сиденья.

— Да, что ты совсем с ума сошел, совсем распустились, чернь! — выругался он, однако, был удивлен, когда не услышал сбивчивых извинений и заиканий кучера. Молчание слегка пугало.

Джонас приоткрыл дверцу и сглотнул. Снаружи стояла непроглядная тьма. Он не мог понять, где они находятся: ни фонарей, ни света в окнах. Парень даже не был уверен, есть ли здесь вообще дома. Он испуганно закрыл дверцу, позвал кучера, но спустя некоторое время, так и не дождавшись ответа, снова распахнул дверцу кареты и нехотя вылез. Его сразу обдало холодом. Джонас поежился. Не хотелось признаваться, но было жутко. Глаза постепенно приспосабливались к отсутствию света, на небе обозначилось лишь несколько звезд. Лунное свечение этой ночью было особенно слабым и тусклым. Парень подошел к месту кучера, но никого там не обнаружил.

С самого раннего утра было ясно. Луке пришлось битый час потратить на то, чтобы разбудить капризулю. Тот брыкался, стонал, вырывался… словом, вел себя соответственно мерзкому характеру.

Они шли уже два часа, однако, кроме бесконечно тянущейся тропинки и густых крон деревьев ничего не проглядывалось. Лука и сам толком не мог объяснить, чего ожидает увидеть. Дом? Возможно, приветливых и добрых людей, которые согласятся приютить у себя незадачливых путников. Или целую деревню? О, это было бы замечательно!

Джонас то и дело чертыхался, дергался от резких звуков и цеплялся своей шикарной шубой о колючки. Толку от него было мало. Однако, вел он себя так, словно одним своим присутствием оказывал Луке неоценимую услугу.

Лука шел впереди, время от времени поглядывал на карту и незаметно посмеивался над богатеньким мальчиком. Джонас оказался чересчур обидчивым и капризным молодым человеком. Например, он с легкостью мог все бросить и гордой походочкой отправиться со своим АртефЕктом в самую чащу леса, откуда, разумеется, никогда не вернулся бы.

Лука жалел, что ему не достался Клинок или Алекс. Они хотя бы умели неплохо охотиться, Клинок вообще однажды целых пять тушек зайцев приволок. А от этого белоручки какой прок? Правда, слух неплохой, сон чуткий… словно пугливый пес.

Когда сумерки их все-таки нагнали, Джонас уже не выглядел столь уверенным и развеселенным. У них не было еды, а воды осталось так мало, что можно было сделать лишь один-два глотка. Горло пересохло. Бутылка находилась в огромной сумке мальчишки, которая болталась у него на плече. Просить у него ничего не хотелось. Нужно было лишь немного подождать, но, похоже, Лука привык долго обходиться без воды (Джонас даже предположил, что, возможно, этим хитростям его научил мастер), потому как выглядел тот весьма бодро и от жажды явно не изнывал.

— У тебя есть спички? — не оборачиваясь спросил Лука.

— Я так похож на человека, который раскуривает сигары? — Джонас хмыкнул и подпрыгнул. От долгой ходьбы ноги ужасно разболелись.

— Когда собираешься провести неизвестно сколько времени в Темном лесу, спички становятся лучшими друзьями, — мальчишка покачал головой. — А вот я вроде и взял несколько, — рука его юрко проникла и принялась обыскивать спички внутри огромного пространства бывшей некогда зеленой, а ныне отливающим желтоватым оттенком, сумки.

Лицо мальчика просияло, когда он вытащил тонкую деревянную палочку. Держал он ее так, словно перед глазами была уменьшенная версия волшебной палочки. Лука схватил с земли небольшой камушек и чиркнул потемневшим концом о его поверхность. Вмиг пространство вокруг них преобразилось и осветилось неестественно ярким светом. Однако, позже, стоило глазам Джонаса привыкнуть к этому своеобразному свечению, сумрак снова обступил их со всех сторон. Маленькое пламя распространялось лишь на небольшое пространство. Луке приходилось вытягивать руку, чтобы увидеть, какие преграды скрывались впереди.

Первое, что почувствовал Лука перед пробуждением резкую боль в предплечье. Должно быть, магический портал выбросил его из воронки чересчур стремительно и резко, мало заботясь о здравии своего пассажира.

Голова раскалывалась, а перед глазами стоял густой, вязкий туман. Он попытался встать, но все вокруг качнулось, перевернулось по дуге и туман начал потихоньку рассеиваться, уступая место удушливой темноте. Мысли настойчиво крутились вокруг одного-единственного имени…

Джонас.

— Владыка! — воскликнул Лука. — Неужели он остался там?! Глупый, избалованный мальчишка!

По правде говоря, он не считал Джонаса глупым. Избалованным — само собой разумеется, но тот сиюминутный порыв, внезапно проснувшееся благородство, внезапно раскрывшаяся сторона приятеля… Приятеля ли? Скорее, друга.

Джонас удивленно отметил, что впервые за время путешествия, выспался. Тело было полно сил, в голове до сих пор мелькали сцены из сна. Огромное количество слуг, мягкие, вышитые золотом подушки, прекрасные танцовщицы… Даже в Серости он не смог бы похвастаться подобным состоянием.

Интересно, почему земля такая мягкая? Одежда, должно быть, высохла. Но солнечные лучи не ослепляют, щебетание птиц неслышно, нет и привычного щекотания, коим одаривают насекомые.

Наконец, решившись Джонас открыл глаза и принялся ошалело оглядываться вокруг. Видимо, сон и не думал заканчиваться. Широкая кровать, мягкая постель и шелковые разноцветные подушки, заботливо разбросанные вокруг — все это казалось злой шуткой.

У окна стоял деревянный столик, на котором громоздилось огромное блюдо с разнообразными фруктами и сладостями. На стене висел меч, рукоять его украшали драгоценные камни. Джонас поднял глаза наверх и чуть не вскрикнул, встретившись со своим собственным отражением.

— Вау… — прошептал он. — Вернусь домой и прикажу соорудить такой же потолок. Нужно обязательно узнать имя мастера…

Северий тяжело вздохнул и помог вяло сопротивляющемуся мальчишке усесться в огромную, полную сена и прочего добра, телегу. Платформа слегка покачнулась и Луке пришлось ухватиться за борт, чтобы не упасть.

— И не вздумай спрыгнуть, — предупредил его слуга. — В противном случае, тебя загрызут волки или собаки. Сельская жизнь — опасна и непредсказуема, поэтому большинство фермеров предпочитают разводить Церберусов. Одного из них ты уже видел.

Лука состроил кислое выражение лица и демонстративно отвернулся.

— Твой хозяин сумасшедший.

— В этом нет его вины, — ответил тот и обратился к вознице, — проверь лошадей, напои как следует!

Джонас восседал на огромном кресле, напоминавшем собой серебряный трон. Он удобно устроил руки на подлокотники и старался взирать на людей с привычным ему величием и уверенностью.

Тот же тронный зал, те же гости. Ничего не изменилось, вот только вместо яркой женщины певуньи посреди сцены сидел он сам и ровным счетом ничего не помнил.

Вечером Джонас отправился спать. Проснулся он поздно, спустился по лестнице вниз, споткнулся, но не упал. В столовой его встретил аппетитный запах прожаренной курицы и тушеных овощей. Он съел кусочек курицы и свежий салат. К овощам так и не притронулся, хотя Люций утверждал, что приготовлены они — пальчики оближешь! Джонас сам не понимал почему, но желание делать наперекор этим людям с каждой новой секундой становилось сильнее. Затем он гулял в саду. А после — темнота, ровное и серое пятно, расползавшееся по всему сознанию, словно скользкий червяк.

Люций мог напоить его зельем забвения за завтраком.

Или, к примеру, он мог удариться обо что-то твердое в саду и потерять сознание. А потом очнуться здесь и…