Давным-давно я читал романы Яна. Но эти слова, ставшие эпиграфом к моим воспоминаниям, почти дословно запомнил на долгие годы. Наверное, приберег их в памяти для такого случая – когда соберусь писать книгу.

Когда меня в числе первых из нашего конструкторского бюро послали на медицинскую комиссию для отбора в отряд космонавтов – я не верил, что меня отберут. Точнее, был уверен, что меня спишут по здоровью, однако решил все-таки попробовать – интересно ведь. Меня поразило, сколько замечательных людей собралось там! Это были летчики-испытатели, участники многих необычных экспедиций, подводники, ученые-теоретики космонавтики… Прекрасные, интересные люди! Я купил общую тетрадь, взял карандаш и начал вести записи. Нет, не о себе, а о моих коллегах. У них фантастические судьбы! Там был человек, который летал в самолете-снаряде с ядерной боеголовкой. В конце полета он должен был включить автопилот, а сам выпрыгнуть с парашютом. Но катапульта не сработала. Спасся он чудом, приземлился буквально за мгновения до падения снаряда, и взрывная волна прошла над ним… А потом он, будучи за рулем «Волги», врезался в дерево, вылетел сквозь переднее стекло и повредил ребра и легкие. Потому в космонавты не прошел. С тех пор я знаю, что судьба – штука удивительная, она преподносит разные сюрпризы.

Итак, я открыл тетрадку в решимости начать записи… За первый час я написал две фразы. Потом вычеркнул их и написал еще пару фраз. Прошел еще час. Я зачеркнул все, что написал, и выбросил тетрадку. Понял, что писать не могу. Тогда, в 1964-м году, наверное, время еще не пришло…

А потом я несколько раз пытался написать книгу. То начинал писать, то снова откладывал, собирал тексты своих интервью, перечитывал статьи, обрывки воспоминаний. В общем, как Ельцин, «работал с документами».

В конце восьмидесятых годов вышла моя небольшая книжка – «Старт в неизвестность». Эдакая карманная брошюрка из знаменитой в те годы серии «Библиотека „Огонька“». Книжки этой серии я помню с сороковых годов. Когда я увидел книжку, перелистал ее – возникло ощущение, что это не моя книга, не мои слова, порой – даже не мои мысли. Слишком постарался редактор. Тогда я решил по примеру Гоголя и Жюль Верна скупить весь тираж, чтобы никто не мог прочесть книжку. Но журнал «Огонек» тогда был популярен, его книжная серия тоже – и тираж оказался внушительный. Он разошелся по библиотекам – публичным и семейным.

Что самое трудное? Невесомость? Оторванность от Земли, от семьи? Аварийные ситуации? Нет. Самое трудное, как и на Земле, – говорить правду!

Я должен был в открытом космосе проверить состояние стыковочного узла. Был ли он испорчен после неудачных попыток состыковаться, которые предпринимали наши предшественники? Если выяснится, что узел неисправен и устранить неисправность невозможно – программа нашего полета сократится. Не будет гостевых визитов Губарева и Ремека, Джанибекова и Макарова…

Выйти в космос нам предстояло из стыковочного люка, который, в отличие от выходного люка станции, не был специально подготовлен для таких выходов… Интересное совпадение: перед первым полетом меня сфотографировали выглядывающим из стыковочного люка. А теперь мне через него предстояло выйти в открытый космос… Выходной люк оборудован специальным «якорем», который держит космонавта в открытом космосе. С Земли ведут медицинский контроль… Но тот люк расположен слишком далеко от узла, который я должен осмотреть, – поэтому нам пришлось выходить через неудобный стыковочный люк…

Мы установили у люка самодельные мягкие поручни. Перенесли в соседний отсек приборы с острыми углами, которые располагались на пути к люку: об острые углы мы могли испортить скафандры. Для выхода в открытый космос у нас были скафандры новой конструкции – полу жесткие.

Мы тренировались, втискивались в скафандры, герметизировали друг друга. Ощущение – как будто находишься в железном чемодане с мягкими руками и ногами.