Примерно со второй половины IX по начало XVII века русскими землями правила династия Рюриковичей. Правильнее даже было бы назвать Рюриковичей своеобразным династическим гнездом, то есть правил один разветвившийся род. На подчиненных им землях Рюриковичи фактически не имели соперников, не имели противников, которые могли бы равняться с ними «родом», знатностью, родовитостью. Рюриковичи никогда не забывали своего родства и в своих владениях соперничали лишь друг с другом. Подобная ситуация достаточно необычна и, в сущности, даже беспрецедентна. К сожалению, наша историческая наука зачастую рассматривает Рюриковичей в качестве всего лишь неких «предшественников династии Романовых», при этом выделяется династическая линия Александровичей (потомков Александра Невского), великих князей Московских. А между тем правление Рюриковичей — одна из интереснейших страниц европейской истории. Рюриковичи интересны именно «сами по себе», со своим началом и концом, расцветом и закатом… И задача данной работы — попытаться наметить основные концептуальные положения для рассмотрения, изучения семисот летнего правления Рюриковичей не как «веков, предшествующих Романовым», и не исходя из некоей «запрограммированно позитивной» оценки возвышения Московского княжества; нет, наша цель сейчас — увидеть Рюриковичей «как таковых», «самих по себе»…

Что ж, на самый первый взгляд, кажется, начать совсем не трудно. Тем более, существует ведь и своеобразное «каноническое начало» — русский летописный свод «Повесть временных лет» рассказывает о том, как северные славяне и угро-финны были данниками варягов, затем освободились от этой зависимости и начался период междуусобных конфликтов, затем были посланы послы (опять же к варягам) и на призыв «прийти и владеть» откликнулись три брата — Рюрик, Трувор и Синеус… Так, стало быть, все ясно? Но нет, покамест ясно только одно, а именно: не ясно ничего. Ну, будем прояснять. Возможно ли «призвание на княжение»? Позднейшие примеры как будто говорят «да». Так, во второй половине XIX века на престолах «возрожденного» болгарского царства и новообразованного греческого королевства очутились представители немецких династических семейств, соответственно — Саксен-Кобурги и Глюксбурги. Но не забудем, что под это «призвание» подводилось серьезное обоснование: уже давно не существовало ни болгарской, ни греческой аристократии, «знати», одни погибли или бежали, не желая уступать власть османам, другие позднее растворились в османском «управленческом аппарате». Увы, для того, чтобы быть царем, князем, королем, надобно все же быть, в первую очередь, не «лучшим», а «законным», то есть иметь соответственное происхождение… Но во второй половине IX века на интересующих нас территориях, которые мы пока назовем будущей Русью Рюриковичей, имелись (о чем, хотя и скупо, но говорят летописные источники) «свои» князья, «своя» местная знать. И, как мы увидим далее, знать эта боролась с «пришельцами», и борьба эта, естественно, протекала трагически… Но тогда… тогда, вероятнее всего, «призвание на княжение» — в данном случае всего лишь миф, архаическая мифологема, встречающаяся в исторических легендарных известиях достаточно часто (можно это назвать «державными мифологемами») и призванная подтвердить «право на власть». В данном случае подчеркивается принципиальное «отсутствие» местной, «своей» знати и, соответственно, вытекающая из этого «отсутствия» невозможность упорядочить социальное бытие (классическая цитата: «Земля наша велика и обильна, а наряда (то есть «порядка») в ней нет»). С такой же известной и «частой в употреблении» мифологемой о трех братьях-правителях мы еще встретимся. Русское летописание говорит о приходе братьев «с роды своими» и называет места их правления — для Рюрика это Новгород, для Синеуса — Белоозеро, для Трувора — Изборск. Однако историки и лингвисты уже довольно давно утвердились в мнении, что у Рюрика не было братьев; во всяком случае таких, которые носили бы имена Трувор и Синеус. Просто летописец, писавший уже по-славянски (возможно, это был позднейший переписчик), позабыл (или уже не знал) смысла скандинавской, древнешведской формулы: «сине хус трувор», то есть «с домом (с людьми «своего рода») и с дружиной». Рюрик сине хус трувор…

Стало быть, происхождение Рюриковичей — скандинавское… Ну что ж, вот сейчас проясним, кто такие (или что такое) эти самые «варяги», и все у нас будет хорошо…

Но нет, нет, нет… Сразу приходится делать предупреждение — не будет у нас все «просто, правильно и логично», то есть «логично»-то и «правильно» мы постараемся, а «просто» оно — нет, не будет… Но почему? А потому, что вопросы о варягах и русской древности обретаются, в определенном смысле, не столько в ведении историков, сколько входят в компетенцию политологов… И не будем ханжами: политологический анализ насущно необходим при рассмотрении любых версий о «древней истории»; о ком бы ни шла речь: о русских, о французах и англичанах, о греках и иудеях и т. д. И снова — сакраментальное — а почему?.. Вероятнее всего, потому, что историческая наука все еще продолжает рассматривать то, что можно называть «историческим процессом», именно в качестве некоей истории достаточно новых по сути дела «национальных образований». Подобный концептуальный подход, разумеется, влечет за собою целый ряд мифов. В первую очередь, это миф «о древности происхождения» данного национального образования, миф «об исконных землях обитания», миф «о предках», миф «о врагах и завоевателях и об отстаивании независимости»… В итоге мы получаем некую мифологизированную историю современных государственных и национальных образований. История колонизированных римлянами европейских территорий рассматривается в качестве (уже!) некоей истории Франции, Германии, Великобритании; история возникновения и бытования определенной конфессии — иудаизма — преображается в абсурдную историю мифического «еврейского народа»… И т. д… Естественно, при такого рода концептуальном подходе вопрос «о древности корней» приобретает едва ли не кардинальное значение. В любой современной государственной идеологии удельный вес подобного компонента «древности» очень и очень значителен, то есть, совсем уж просто говоря, выстраивается некая система «доказательств» того, что «русские», например, или «французы» существовали «очень давно», «почти всегда»; и в этом мифическом пространстве «почти всегда» имели «исконные земли, которые обороняли от врагов»; и — самое важное — «очень давно», «с древних времен» существовало, в сущности, такое же «национальное самосознание», как то, что на самом деле, реально сформировалось лишь к концу XVII столетия, когда, собственно, и начался интенсивный процесс оформления национальных образований. Но… несмотря на абсурдность концептуальных построений «о древних корнях, исконных землях и борьбе за свободу», историки фактически вынуждены работать именно в рамках этих построений. Историк, решившийся написать вместо «истории Франции» или «истории Великобритании» и т. д. «историю заселения данной территории», например, или историю возникновения и бытования «данной конфессии», должен почувствовать себя, скажем прямо, не очень уютно… Итак, пусть не вводят нас в заблуждение пресловутые шляпы, очки и галстуки; на самом деле (увы!) историческая наука имеет свою четко определенную, заданную роль; историка обязывают действовать подобно старенькой бандитке Маньке, героине мифической Одессы Бабеля. Манька любила очень пронзительно свистеть и очень громко стрелять из пистолета; однажды ее молодой коллега Беня Крик сказал ей следующее: «Маня, вы не на работе, холоднокровней, Маня…» Но применительно к исторической науке подобные замечания не пройдут, потому что Маня-ученый именно «на работе», служит идеологиям самого примитивного толка; и служба эта, как мы увидим далее, заключается именно в самом пронзительном свисте и в беспрерывной пальбе (желательно из двух пистолетов зараз)…

Итак, в свете вышесказанного: больной вопрос о варягах и русской древности… Прежде всего — казалось бы, совершенно безнадежная лингвистическая путаница, бесконечный «сад корней», из которого не видно выхода. Первая причина произрастания подобного «сада»: необходимо доказать, что летописный Рюрик славянин; вторая причина: необходимость доказательства древности не просто этнонима «русский», но именно национального образования, тождественного современному «носителю» этнонима… Причины весьма и весьма «идеологически традиционные». Что же они дают в данном случае?..

Итак, в путь! Но прежде чем начать анализировать происшедшие события, пытаясь разобраться в их причинах и следствиях, попытаемся для начала просто увидеть наших героев, персонажей нашего повествования. Как они выглядели, какую одежду и украшения носили, что ели, какими болезнями болели, как развлекались… Но сразу предупреждаю вас, читатели, никакого вранья, будто вот все, все-все мы сейчас объясним и проясним, не будет; и многие, очень многие вопросы останутся безответными…

«Насельники и пришельцы»… от Черного моря до Белого, от Волги-Ра-Идыл до Борисфена-Днепра… Сначала — кое-что по данным археологии… Западноевропейские и арабские «самовидцы» (те, что видели, непосредственно наблюдали) называют русов и славян людьми высокого роста. По современным меркам сохранившиеся костяки — это останки людей невысоких, но жители Западной Европы и арабского востока были еще ниже. Стало быть, по тогдашним представлениям, русы и славяне — высокорослые. О чем это свидетельствует? Как ни странно, о том, что для них нехарактерными были земледелие и скотоводство. Славяне занимались, вероятно, охотой, рыбной ловлей; русы — нордманны — «северные люди» — мореходством, работорговлей… Интенсивные, регулярные занятия скотоводством и земледелием продуцируют, прямо скажем, не очень красивую внешность: невысокий рост, приземистость, плотность телосложения, отсутствие талии у женщин. И то, человеку высокого роста довольно трудно ездить на «земледельческой», то есть низкорослой лошади, нелегко полоть, сажать и сеять, обходиться с любыми разновидностями сохи. Распространение пашенного («оседлого») земледелия продуцирует понижение роста… Впрочем, сведения о домашнем скоте, о коровах, овцах и свиньях, очень и очень скупые. Трудно представить себе отсутствие «кормилицы-коровы», но, кажется, так оно и было, фактически нет сведений и об одомашнивании кур, гусей, уток. Например, из текста ибн-Фадлана не вполне ясно, о каких птицах и животных идет речь, о диких или уже о домашних, о привезенных «русами» с собой или о купленных у волжских болгар… Кроме того, «в поле зрения» в основном оказывались мужчины и женщины, представлявшие, что называется «корпоративное воинское сословие» — дружинников, их жен и наложниц. Это действительно должны были быть высокие, стройные люди, «не маравшие рук» земледелием и скотоводством… Впрочем, нам эти люди по сохранившимся их погребениям могут показаться скорее хрупкими и даже болезненными. Естественная продолжительность их жизни была невысока, да они и не умирали, они по большей части погибали во всевозможных захватнических походах и «экспедициях» по добыче рабов. Способы лечения ран были крайне несовершенны, чаще всего ранение означало смерть, да они, должно быть, и не были настроены жить долго. Из древнескандинавских письменных источников известно, что смерть от болезни, от старости, смерть «на соломе» почиталась для северного воина, «морского человека» («викинга», «нордманна», «варяга», «руса») позорной смертью. Воин должен был погибать в бою, с оружием в руках…

А кстати, что это за оружие? Вопрос непраздный. Ведь и сам князь Рюрикович — это прежде всего полководец, глава дружины, и главная фигура на Руси Рюриковичей — оружный человек, воин… Так какими же они были, эти воины? Обратимся к новым, публиковавшимся в 1993 г., материалам, исследованиям и реконструкциям, выполненным М. Гореликом. По сути, он выделяет три основных типа воинов — княжеских дружинников: 1) конец IX — первая половина X вв. — «меч, топор и защитное вооружение северо-западного типа; колчан, налучье и пояса — юговосточного степного типа», 2) середина X в. — комплекс вооружения степного типа, 3) конец X — начало XI века — комплект вооружения уже собственно русского (славянорусского) типа. По свидетельствам арабских и византийских источников, славяне первоначально использовали дротики, большие тяжелые щиты; шлемов, панцирей и мечей не имели. Отмечалось характерное для многих ранневоинских культур использование небольших луков с отравленными стрелами. Впрочем, археологические раскопки обнаружили и более совершенное оружие и защитные средства, заимствованные из арсенала аварских воинов. «…это заимствование не случайно: целый ряд славянских племен находился в вассальном подчинении у аварских ханов, поставлял многочисленную пехоту в их войско, где сами авары служили в легкой или тяжелой коннице». Далее: «Комплекс же собственно древнерусского вооружения сложился в конце IX–X вв. — период формирования, расширения и культурного расцвета Киевской державы — многоплеменной империи Рюриковичей. Становление раннесредневекового государства всегда сопровождалось активной военной деятельностью — покорением родственных, но отчаянно сопротивлявшихся племен, подавлением сепаратистских сил внутри самого «домена» (собственно княжеских владений. —

Именно на основе этого многообразия наступательного и оборонительного оружия потенциальных противников и союзников, под влиянием самых разных культурных традиций, а вовсе не в связи с абстрактным геополитическим положением Киевской державы складывался оригинальный древнерусский комплекс вооружения.

Набор вооружения киевского воина включал в качестве наступательного оружия меч, саблю, боевой топор, кистень, копье, дротик, лук и стрелы, защитным вооружением служили шлем, щит, панцирь из металлических колец или пластинок.