В исторической повести живущего на Камчатке русского писателя Евгения Гропянова изображен атаман Атласов. Суровая пора борьбы и противоречий художественно воспроизведена молодым автором. То с дружбой и открытым сердцем, то с оружием и боем стрел встречали в то время друг друга разные народы. Но в братской семье современных потомков тех народов книги об исторических временах читаются с захватывающим интересом. Исторические произведения показывают истоки того процесса, когда «в борении» складывалась огромная страна, и когда ее народы от гнева и страха друг перед другом находили путь к братству.

Повесть «Атаман» я прочел в дни VI Всесоюзного совещания молодых писателей в Москве при ЦК ВЛКСМ. Там же, на семинаре, я познакомился с автором. Его работа была встречена с интересом и заслужила одобрение.

Известно, что А. Пушкин начинал работать над романом об Атласове. Известно, что Л. Толстой хотел написать роман о русских переселенцах на Амуре. Но произведения дореволюционной литературы о прошлом Дальнего Востока можно сосчитать по пальцам. Художественная проза о Дальнем Востоке, по сути, создана лишь в советское время, советскими писателями. Захватывая все более широкий круг современных вопросов жизни, в то же время писатели часто обращаются к прошлому, как свидетельству патриотического и первородного освоения края людьми нашей страны и как к одной из самых романтических тем литературы, когда изображается человек, начинающий новую жизнь среди девственной природы.

Евгений Гропянов с живостью показывает многообразные отношения Атласова с окружающими его казаками и представителями малых народов. Образ Атласова удался автору. Книга написана сдержанно, хорошим языком, достоверно воспроизведены картины прошлого.

В этот же сборник включены три рассказа о других исторических событиях на Камчатке: «Гости из туманной Британии», «Черный Ворон» и «Земля Америка», написанные с такой же художественной достоверностью и знанием эпохи.

Сначала из-под горы кухлянок показалась крепкая волосатая рука, которая стала шарить по полу. Ничего не нащупав, рука недовольно содрала кухлянки, и тогда голова свесилась с нар и пристально, стараясь разобраться в полутьме, принялась что-то высматривать… Неудовлетворенно хмыкнув, голова втянулась под кухлянки, но через минуту послышалось ворчание, затем кашель и, наконец, крик:

— Иван, чертова душа!

Из-за печки, заспанный и взъерошенный, вылез Иван и, потягиваясь, почесываясь, медленно, с осторожностью приблизился к нарам и прислушался.

Под кухлянками мерное дыхание.

— И что орать-то, — буркнул он сердито и поправил сползшую кухлянку.