Мое печальное счастье

Дар Фредерик

Действие романа происходит в пригороде Парижа. Юная француженка, от лица которой ведется повествование, поступает горничной в дом американского офицера из натовских структур. Она влюбляется в своего обаятельного, щедрого, веселого хозяина. И ненавидит его красавицу жену, под влиянием какого-то скрытого горя постепенно опускающуюся из-за склонности к алкоголю.

В автокатастрофе погибает американка, ее муж кончает жизнь самоубийством. И только в последних строках романа выясняется, что на самом деле было причиной обеих смертей.

1

У нашего города, расположенного в окрестностях Парижа, странный вид и не менее странное название — Леопольдвиль. Мне рассказывали, что он был выстроен каким-то бельгийцем. Я не была в Бельгии и почти уверена, что никогда не уеду отсюда. Однако не думаю, что бельгийские города похожи на наш. Приезжие — а их становится все больше по мере того, как растут заводы — вначале с огромным трудом ориентируются в Леопольдвиле. Все его улицы расходятся по прямой от круглых площадей. Это слегка смахивает на площадь Звезды, только размером поменьше, и за тем исключением, что у нас нет Триумфальной арки, а каждая авеню столь неизбежно кончается точно такой же круглой площадью, что в конце концов вы ощущаете себя в кошмарном сне.

Спустя некоторое время можно почувствовать себя увереннее, беря за точку отсчета железную дорогу, Сену и церковь, но не забывайте, что так легко это не дается!

Наш квартал расположен по другую сторону железнодорожных путей, и пресловутый бельгиец не приложил руки к прокладке здешних улиц. Домишки тут невзрачные, лепятся один к другому, как бог на душу положит, на плоском пятачке, обрамленном высокими фабричными трубами. Из них валит дым, образуя гигантскую и бесконечную череду черных облаков, которые затем опускаются на город.

Я нахожу это безобразным. Но, похоже, это не совсем так, ибо однажды привлеченный этим пейзажем художник расположился за нашим садиком со всем своим скарбом. Он приходил несколько дней подряд. Возвращаясь с работы, я шла взглянуть на полотно. Мне казалось, что на его картине наша округа выглядела еще более печальной; в ней даже появилось что-то тревожное. На ум приходили похороны бедняков, на которые никто не счел нужным пойти. Я все надеялась, что художник добавит в свой пейзаж немного солнечного света, сделает его веселее; откровенно говоря, я не представляла, как будущий владелец картины будет жить в ее присутствии — и кто захочет ее купить. Но однажды художник больше не появился. Вместо того чтобы нарисовать солнышко в верхней части картины, он ограничился тем, что поставил свою подпись внизу. Я оплакивала тот солнечный свет, что он мог подарить и в чем, как и добрый боженька, нам отказал.

2

На первый взгляд, он ничем не отличался от других. Двухэтажное строение с заостренной крышей, увенчанной фарфоровой стрелой, с небольшими окошками в разноцветных переплетах, крыльцом, к которому вели несколько ступеней, и светло-голубым фаянсовым орнаментом вокруг дверей… И все же этой обители была свойственна какая-то носившаяся в воздухе загадочность. Как вам это объяснить? Дом, казалось, пребывал в другом месте. Да, это был здешний дом, но помещенный на какой-то неизвестный остров. Маленький и таинственный остров, где, наверное, было чертовски здорово жить.

На подъездной дорожке, засыпанной красным песком, стояла восхитительная американская машина зеленого цвета с всегда начищенными, сверкающими хромированными деталями, с белыми сиденьями, вызывавшими в моей памяти когда-то замеченную мельком из окна электрички парижскую гостиную… Это видение длилось всего несколько секунд, но с тех пор я не переставала мечтать о той гостиной и представляла, что счастье в этом недостойном мире как раз заключается в том, чтобы опуститься в огромное кресло белой кожи.

Рядом с домом был небольшой, покрытый травой холмик, в центре которого располагался замечательный подвесной садовый диван под синим тентом и с подушками в тон ему. Это тоже походило на счастье. Месье и мадам Руленд отдыхали здесь вечером. Перед ними на хрупких железных подставках, напоминавших тюльпаны, стояли бокалы с виски. Радиоприемник с длинной антенной наигрывал джазовые мелодии. Вы не можете вообразить, до какой степени завораживающей была атмосфера этого сада, с прекрасным блестящим автомобилем, с этой музыкой, с отлично охлажденными — это было очевидно — напитками, этой чуть-чуть покачивающейся парой и поскрипывающими диван-качелями.

Первое время я довольствовалась только тем, что замедляла шаги перед белой оградой усадьбы. Затем я была настолько покорена, что достаточно смело стала прохаживаться взад-вперед перед их домом. В округе их звали «америкашками».