Величайшая держава древности, раскинувшаяся на трех континентах, вобравшая в себя самые разные народности и культуры, Римская империя была огромным котлом, в котором варились, смешиваясь друг с другом, преобразовывались и видоизменялись старые и новые, восточные и западные, традиционные и экзотические религии и культы. В последние века существования римского государства его религиозная жизнь представляла собою чрезвычайно пестрое смешение всевозможных традиций, верований и обычаев. В этом гигантском плавильном котле христианская Церковь оказалась наиболее жизнестойкой организацией, что обеспечило ее конечную победу и превратило христианство в господствующую религию. Однако к торжеству своей религии христиане пришли долгим и трудным путем. Даже на момент победы в общегосударственном масштабе, в первой четвери IV в., христиане составляли не более 10 % населения Империи. Вокруг них все еще густилось «языческое» население, имевшее за плечами три века активного неприятия новой религии.

Не секрет, что с самого начала христианство было негативно встречено античным обществом, как его интеллектуальной элитой, так и широкими слоями населения. Государственная же власть питала к новой религии крайнюю настороженность, граничащую с враждебностью. И хотя не было издано ни одного эдикта, направленного персонально против христиан

[1]

, их преследовали на основании общих указов о неугодных религиозных общинах и объединениях. То же самое отношение испытывали к себе почти все вновь возникающие на территории Римской империи культы, равно как привнесенные в нее извне: орфические группы, исекеи, манихеи, и поначалу также митраисты. Даже некоторые традиционные для тех или иных римских провинций религиозные группы, как, например, галльские друиды, и время от времени также евреи, исповедовавшие иудаизм, испытывали враждебность окружающего их греко-римского общества и подвергались преследованию со стороны властей.

Попытаемся взглянуть на ранних христиан глазами этого общества. Не смотря на широкий спектр имеющихся тут взглядов и суждений (подчас противоречивых и даже взаимоисключающих), можно выделить некоторые устойчивые преставления, встречающиеся чаще других и носящие массовый характер. Из этих представлений складывается типологический образ христианина, а также портрет раннехристианской Церкви в целом, нарисованный античным обществом. Под последним мы разумеем абсолютное большинство населения Римской империи на рубеже I-V веков.

От времен античности сохранилось немало различных сочинений, в которых так или иначе упоминаются христиане. Кроме того известны антихристианские произведения, написанные греческими и римскими авторами, которые не сохранились, но содержание которых передают христианские писатели. Из полемических работ раннехристианских апологетов вообще можно извлечь немало сведений об отношении к христианам, а также составить представление об основных обвинениях, выдвигаемым в их адрес. Подобный же материал содержится в раннехристианских апокрифических сказаниях – деяниях апостолов и святых, а также в раннехристианских житиях святых и мучеников.

Общепринятое устойчивое обозначение христианства у римских авторов, а также в официальных документах эпохи гонений: «суеверие» (superstitio, superstitionis). Тацит называет христианство «зловредным суеверием» (Анналы, XV, 44, 3), Плиний – «низким, грубым суеверием» (Письма, X, 96, 8), Светоний – «новым и вредным суеверием» (Нерон, 16, 2). В передаче Тертуллиана христианство называется «чудовищным суеверием» (К народам, I, 11), в передаче Минуция Феликса – «пустым и бессмысленным суеверием» (Октавий, 9)

[2]

.

Для римлян понятие superstitio было противоположным понятию religio – «религия». «Предки наши, – писал Цицерон, – делали различие между религией и суеверием… Суеверие заключает в себе пустой страх перед богами, в то время как религия состоит в благочестивом поклонении богам» (О природе богов, I, 28; 42)

[3]

. Греческие авторы, говоря о суеверии, употребляли термин deisidaimoni, a| – буквально «страх перед демонами, демонобоязнь». Термин этот обычно применялся в тех случаях, когда хотели охарактеризовать нечто несуразное, постыдное, противоречащее здравому смыслу. Следуя описанию Феофраста (Характеры, 16), суеверный почитает божественную силу (демонов) не разумно, но из-за страха перед нею, прибегая при этом к недостойным разумного человека действиям. Цель этих действий – «очищение» или «отвращение зла», избавление от власти нечистых духов

[4]

. К такого рода действиям относятся заговоры, заклинания, омовение, помазание, сплевывание и т. п.

Суеверие существует за счет людского легковерия (

Ливий

, IV, 30, 9). Носителями суеверия обычно представлялись люди невежественные, низменные, с отсутствием интеллекта. «Сколь губительно неверие в богов и презрение к ним, – отмечал Плутарх, – столь же губительно и суеверие, которое подобно воде, всегда стекающей в низменные места» (Александр, 75). Суеверие губительно и для самого носителя его, и для общающихся с ним людей. Особенно губительно суеверие толпы, которая под его влиянием становится неуправляемой и агрессивной. «Поэтому, – заключал Цицерон, – так же как следует распространять и поддерживать религию, которая сочетается с познанием природы, так суеверие следует вырывать со всеми его корнями. Ибо оно, суеверие, на нас наступает, нам угрожает, нас, куда ни повернись, преследует, – слушаешь ли ты прорицателя или заклинание, совершаешь ли жертвоприношение или наблюдаешь за птицей, встречаешь ли халдея или гаруспика, сверкает ли молния или гремит гром, или молния во что-то ударит, или что-то похожее на чудо родится или произойдет» (О дивинации, II, 62)

В социально-политическом плане понятие «суеверие» относилось, во-первых, к «варварским» религиям народов, не входящих в состав Империи или же недавно вошедших в нее, во-вторых, почти ко всем вновьобразуемым нетрадиционным верованиям, отвергаемым консервативными слоями общества и не признаваемым имперской властью

К числу суеверий нередко относили и иудаизм, хотя он был вполне традиционен для еврейского населения Палестины и еврейского народа в целом и формально считался дозволенной религией (religio licita). Римлянам и грекам казались нелепыми и бессмысленными иудейские обряды, соблюдение субботы, обрезание и прочие ритуальные и пищевые предписания. О них с пренебрежением писали историки и религиоведы, их высмеивали поэты и эпиграмматики. Не иначе как суеверием называл иудейскую религию Тацит, а обычаи евреев характеризовал как «бессмысленные и нечистые», «отвратительные и гнусные» (История, V, 4-8; Анналы, II, 85). Совершенно также рассматривали религию евреев и другие римские авторы. Цицерон называл ее «варварским суеверием» (В защиту Флакка, 28, 67), Квинтиллиан и Апулей – «иудейским суеверием» (Воспитание оратора, III, 7, 21; Флориды, 6). Среди греческих писателей, отзывавшихся подобным образом об иудаизме, можно отметить Агатархида Книдского, Полибия, Страбона и Плутарха