В иссиня-голубом небе золотистой камбалой величаво плавала луна. На белесой равнине окоченевшего зябкого моря черно маячили рыбацкие шалаши. В лунном половодье они казались огромными папахами, разбросанными по ледяному простору.

Шалаш рыбака Григория Васильева находился ближе других к берегу. Григорий и его жена Дарья лежали в шалаше на соломенном тюфяке, тесно прижавшись друг к другу под овчинной шубой. Они слышали, как их лошадь, стоя в затишке у саней, хрустко пережевывала душистое сено и как усиливались удары северного ветра по камышовому шалашу. Григорий спрашивал жену:

— Не холодно тебе?

— Нет, нет, Гриша, мне тёпленько возле тебя, — и высунув из-под шубы голову, она чутко прислушалась.

Разрезая небольшое взгорье, за которым днем и ночью дымятся высокие заводские трубы, с севера на юг торопливо бежит, вскипая и пенясь у берегов, речка Кальмиус. Миновав взгорье, она круто поворачивает к городу, ударяясь о высокий суглинистый косогор, отталкивается влево и, ширясь водами, течет уже медленно и спокойно до самого моря. Устье реки настолько глубоко, что в него свободно заходят огромные товаро-пассажирские пароходы Черноморья. Левый берег — прежнее место поселения бронзокосцев — широк, ровен и пустынен. Правый берег — местами отлогий, усеянный маленькими домиками горожан, местами обрывистый. От устья реки, где с каждым годом ширится портовое строительство, по склону вползает в город шоссейная дорога.

Бывало, приезжая с Павлом в город, Тимофей напоминал ему:

— В Севастопольскую кампанию вон там, за рекой, твой прадед с казаками оберегал город от англичан и французов. Вона в стене храма засеклась бомба. Не разорвалась. Господь не допустил.

Павел со страхом смотрел на чернеющую в правом крыле собора дыру, усердно крестился.

За высоким бортом «Зуйса» кровяным пятном трепетало отражение сигнального фонаря, моргавшего с крестовины высокой мачты.

Сидя на корме, Сашка Сазонов дымил трубкой. К нему плотно жались комсомольцы.

Оседая на хромую ногу, Жуков задумчиво ходил по палубе, изредка останавливался. Панюхай ловил его за руки, кивал головой на мигающие в темноте огоньки на баркасах единоличников:

— Будто с нами и вроде нет…

Небольшой старенький пароход «Тамань», курсирующий между Керчью и Ростовом, вышел из Мариупольского порта в открытое море и взял курс на Бронзовую Косу.

«Тамань» сопровождали белокрылые чайки. С жалобными воплями они кружили над пароходом, покачиваясь в прозрачном воздухе. Пассажиры с любопытством наблюдали за легким полетом птиц, бросали за борт кусочки хлеба. Чайки стремительно падали на воду, подхватывали смоченный в соленой воде хлеб и снова взмывали вверх, почти касаясь верхушек мачт.

На мостике стоял капитан «Тамани» Лебзяк, высокий, сухощавый мужчина лет пятидесяти, в ослепительно белом кителе и черных на выпуск брюках. На форменной морской фуражке золотом отсвечивал распластавшийся краб.

Много лет плавал Сергей Васильевич Лебзяк на «Тамани». Рыбаки и жители портовых городов Приазовья хорошо знали приветливого, добродушного капитана. Проходя мимо рыбацких флотилий, Лебзяк обязательно обнажит голову, помашет фуражкой. В ответ на его приветствие над моторными судамии парусными баркасами замельтешат широкополые шляпы рыбаков…

С рассветом над обрывом закружились мартыны, вскрикивая пронзительно и дико…

Мартыны, внешне похожие на чаек, но только крупнее их, — хищные морские птицы, прожорливые и ненасытные. Они летают над морем стаями, жадно выслеживая добычу. Их обходят стороной мирные плаксивые чайки.

Заметив буйки и цепочки поплавков, мартыны стремительно бросаются вниз, бьются над водой, выхватывают когтистыми лапами из сетей рыбу, тут же, в воздухе, разрывают ее в куски и мгновенно пожирают. Не брезгуют морские хищники и падалью. А утопленника, всплывшего на поверхность и прибитого волнами к берегу, они обезображивают своими стальными клювами до неузнаваемости.

…Павел открыл глаза, приподнялся на локтях. Он проснулся от доносившихся с берега истошных воплей мартынов.

Суровая зима 1942 года оказалась для рыбаков особенно тяжелой. Никогда еще так не скупилось на рыбу щедрое и в зимние путины Азовское море. В мороз и вьюгу, днем и ночью трудились на ледяном поле рыболовецкие бригады. Вырубали полыньи, ставили сети, загоняя их под лед длинными шестами, мерзли в шалашах, а улов — глядеть не на что. Однако рыбаки не впадали в уныние, ни на один день не прекращали подледный лов. Они не забывали о том, что воинам на фронте приходится еще тяжелее.

Флотилия, скованная льдом, зимовала в затоне. Как-то на Кумушкин Рай опять налетели «юнкерсы», сбросили на поселок и флотилию несколько бомб. Жилища почти не пострадали, но в затоне немцы натворили бед. «Буревестник», «Ейск», «Азов», «Таганрог», «Бердянск» и «Мариуполь» были разбиты в щепы. Невредимыми остались только «Темрюк» и «Керчь».

С болью в сердце глядели колхозники на погубленные суда.

— Это они, чумовые, в отместку за то, что Красная Армия разгромила их под Москвой, — сказал Кострюков.