Мужчина появившийся в архиве и нарушивший уже привычную для Сергея тишину, казался настолько дряхлым стариком, что молодой историк удивился, с какой бодростью тот пересек длинный коридор между раздвижными стеллажами и подошел к нему.

Замерев на мгновение и, словно собираясь с мыслями, старик представился:

- Штейн. Иосиф Абрамович Штейн.

Сергей, вскинув брови, поднялся и, протягивая руку, представился. Потом снова сел и вопросительно посмотрел на такого же гостя архива, как и он сам. Старик, представившийся Штейном, чудаковато огляделся и спросил:

- А вам никто не помогает разве? Никто не смотрит, что вы здесь делаете?

Думаю, мало найдется на свете людей, кто ни разу не ощущал странного состояния природы в предрассветные часы. Солнца еще нет. Горизонт только окрашивается в светлые тона. Птицы в большинстве своем молчат, кроме самых неугомонных. Кажется, сама земля спит и видит сны. Человек сутью часть природы. И не удивительно, что вот эти предрассветные часы считаются самыми важными для отдыха. Теми часами, когда снятся вещие сны. Тем временем, когда человек, пусть не на долго, но един с природой.

Это предрассветное время, когда все четче и гуще проступает туман, обещая отличную погоду днем, издревле считалось магическим, волшебным. Не полночь, воспетая в романах ужасах. А именно вот это время. Закономерный и неизбежный перелом отступающей со своими мороками ночи и медленно наползающего очищающего от страхов солнечного дня.

Странное, интересное, но и страшное время. Не раз и не два в истории с первыми проблесками зари нападал на мирное дремлющее поселение враг. Не одну тысячу краж совершили лихие люди, пользуясь крепким сном хозяев домов. Не одна сотня автомобилистов усыпала за рулем, чтобы уже не проснуться. Да и просто… как сливается с дорогой машина, стоящая у края в такое время, тоже особо не нуждается в объяснении.

Это время требует особой осторожности и внимания. Оно требует даже больше чем внимания. Оно требует уважения к себе словно старый капризный языческий бог. И уважая этого божка, ты получишь в нужный момент от него и поддержку и помощь. Ведь сколько людей в эти предрассветные часы спасали себе и родным жизни, сбегая из осажденных городов? Сколько беглецов от гонений смогли спасти свою свободу? Сколько действительно гениальных идей приходит в это время заработавшимся до утра людям. Сколько чудных минут провели влюбленные на рассвете, с уважением и восхищением глядя на встающее солнце.

Так уж сложилось, что далеко не каждый из нас может позволить себе некоторые слабости. И чем выше забирается человек по социальной лестнице, тем меньше он расслабляется душой и телом. Речь идет даже не о вечно трезвонящем телефоне и не о постоянных разъездах, встречах и пустых разговорах. Речь идет о том, что сам человек вдруг начинает забывать, что он всю жизнь мечтал научиться ездить на лошади. Или ему не раз и не два снились сны, где он покоряет небо на параплане. Но это все отходит на второй, третий, десятый план, когда снова начинается ежедневный экстрим под названием жизнь. И дай бог к старости добившись совсем уж небывалых высот, где все сваливаешь на заместителей, или наоборот уйдя на пенсию человек вспоминает о себе. О своей душе. О своих маленьких глупостях, которым забывал уделять даже минимум внимания. Но разве в старости попрыгаешь с парашютом или скатишься по "черной" трассе на горных лыжах? Вот и остается пенсионерам рыбалка да огород. Утрированно конечно, но, по сути, верно. Юность не вернешь с ее недоигранными ролями безумцев и романтиков. Средний возраст растрачен на пустой звук - деньги. Все позади, а впереди ни черта не светит из приятного. И странными выглядят разговоры, что у каждого возраста свои прелести.

Человек ставший патроном Путника, добился всего в жизни. И даже о большем не желал. Он хотел только жить. Страстно хотел хоть немного продлить жизнь, чтобы наверстать свое. Свое упущенное. И куда там было понять Путнику простую и незатейливую рыбную ловлю на диком пруду недалеко от элитарного коттеджного городка. Путник только брезгливо морщился пытаясь даже эту спокойную обстановку насытить разговорами о делах.

- Мне кажется, вы не понимаете серьезность ситуации. - Заметил Путник своему формальному "патрону".

Его "начальник" поднимая удочку и проверяя на крючке наживку, сокрушенно сказал:

Самое страшное для человека в условиях надвигающегося социального или иного кризиса это две вещи: Суета и наоборот бездействие. Для многих, очень для многих, когда они начинают что-либо предпринимать, их действия кажутся логичными, обоснованными. Они закупаются солью, спичками, продуктами и прочими на их взгляд необходимыми вещами. Они жадно ловят крохи поступающей информации и с жаром обсуждают ее с соседями, друзьями, приятелями - такими же озабоченными кризисом людьми. Они критикуют действия власти и конечно зачастую отлично знают, как на самом деле надо бороться с кризисом. Они раздают советы направо и налево. Они активно защищают свои мысли и заражают ими других. И уже другие бегут в магазины скупать соль, спички и продукты. Упрощенный механизм нарастающей пока еще не паники, но уже тенденции к ней ведущей. Потому что когда кончатся в ближайшем магазине соль, спички и продукты… Вот тогда начнется настоящая паника. Толпы людей бросятся по магазинам города скупать указанное и конечно сметут недельные запасы в течении дня. А склады у поставщиков тоже не резиновые. И не хранят они так много быстро портящихся продуктов, не говоря уже о кубометрах спичек и пирамидах соли. Вот… Это и есть кризис вызванный гиперативностью населения. Примеров масса. От исчезновения сахара в магазинах краснодарского края, что выглядело как анекдот. До исчезновения в мегаполисах не только спичек, но и зажигалок.

Описывая суету не стоит сбрасывать со счетов и тех кто волей судьбы стоит у руля государства. Они тоже люди. И на них тоже давит обстановка. И надо быть действительно волевым и крепким человеком, чтобы не наделать глупостей в критический период. А таких людей всегда мало. И тогда начинаются оговорки в прямом эфире, мол, кризиса нет, но милиция приведена в повышенный режим готовности. С продуктами все хорошо, но мы вынуждены дополнительно закупаться в Европе мясом. С инфляцией все просто замечательно, и видели бы вы какие защищенные новые купюры более крупного достоинства готовит к выпуску Центробанк? Или: доверие народа к власти безгранично, а массовые выступления в некоторых городах это просто провокация деструктивных сил. Процентов восемьдесят населения не придаст внимания оговоркам. Но те двадцать процентов, что внимательно все услышат, дополнят паники переводя на русский язык все сказанное, как неприкрытое вранье. Так что любые действия не только граждан, но и власти в критический период должны быть предельно осторожными, а лучше еще на некоторое время и засекретить их в большей части. Нечего болтать, когда никто не может предсказать реакцию населения на оговорку или откровенную глупость.

Но, говоря о суете, нельзя не отметить и вторую сторону поведения человека. Полное бездействие. Это бездействие, а точнее мягкость действий привели к развалу не одной империи в истории человечества. И российская империя самый нам близкий пример. Кто-нибудь всерьез думает, что если бы правительство последнего монарха ввело террор в ответ на попытки развалить империю, то у большевиков что-нибудь получилось? Кто-нибудь думает о том, что если бы полевыми судами агитаторы в армии на фронте расстреливались эта зараза хлынула бы обратно в страну? Или если бы внешняя разведка Империи тихо вырезала всех подстрекателей, что засели за рубежом и оттуда, купаясь в мягких лучах демократии, раскачивали страну? Есть хотя бы теоретический шанс, что случилась бы та катастрофа, которую пережила страна? Расслабленное демократизированное общество при монархе не желавшем вводить террор, но желавшем оставаться абсолютным монархом это нечто. Хотя судить строго тоже не стоит. Может если бы он ввел террор сейчас бы его поносили именно за это. Пока что его несправедливо поносят за мягкость и желание быть добрым государем для подданных и хорошим семьянином для родных. В принципе это как обычно - докопаться можно и до столба.

Но ситуация, в которую попал Путник, он видел совершенно однозначной. И он искренне не мог понять, почему, когда во всех странах любые мятежи давятся беспощадно и быстро, дабы предотвратить их распространение, в России ВСЕГДА так долго "запрягают". Поговорки типа: долго запрягают, зато быстро едут, его не устраивали абсолютно. Он требовал действий. Четких, слаженных, не сильно обремененных моральной стороной. Он требовал погасить мятежи любой ценой и от собравшихся ждал полного подчинения…

Свет в гостиничном номере не включали. Заливающий все за окном дождь и затянутое грозовыми облаками небо делали обстановку в комнате настолько сумеречной, что у депутатствующего старика уже глаза болеть начинали от напряжения. Зато его молодого партнера это, кажется, нисколько не смущало. Наоборот он словно набирался сил в этом сумраке. Вымотанный дневным пеклом и такой резкой сменой погоды старик ничего не хотел кроме часов десяти здорового ничем не прерываемого сна. Он буквально мечтал закрыть усталые глаза, но умом понимал, что поспать пока его не отпустил "партнер" не удастся.

- Я не понял, почему уже неделю ничего не предпринимается? - со сталью в голосе спрашивал путник у "патрона". - Почему не давятся возникающие очаги?!

Чиновник, что уже успел отправить за границу дочь с внуками, только устало посмотрел на вопрошавшего. И даже во тьме он почувствовал злой взгляд молодого Путника. Злой, вопросительный, изучающий, словно рентгеновские лучи проникающий под череп взгляд.

Старик за последние дни словно усох. Съежился, ссутулился и стал прихрамывать. Плохо было ему. Очень плохо. Не столько от переживаний об общественном благе, сколько от забот о благе собственном. Он успел удачно продать квартиры в центре Москвы. Удачно можно поставить в скобки. В иные времена он бы выручил за них в пять шесть раз больше. Но в условиях повального бегства от неприятностей и это было хорошо. Космополитизм, который усиленно развивался в обществе последнее время, сыграл злую шутку с одним из его двигателей. Народ, у кого была возможность, почти без страха срывался с места и разбегался в такие страны, что даже их названия не всегда были знакомы старику. К примеру, королевство Ло-Мустанг. Туда намеревалась отправиться лично его дочь с внуками. Переждать кризис и заодно поглядеть на этот закрытый сказочный край. Благо старику хватило таланта уговорить ее не дурить и ехать в Париж, где у него была давняя квартира, оформленная на одного из приятелей.

В рабочем зале Лаборатории звучала еле слышная классическая музыка и резкие удары мелом о доску.

Штейн, уверенными движениями, поглядывая на тетрадь в своей руке, выписывал длинные формулы пока что, обходясь без заполнения переменных цифрами или данными. Он писал до тех пор, пока вся доска не оказалась заполненной этими мало кому понятными формулами и знаками. Когда он уперся в края доски в самом низу, словно боясь упустить мысль, старик продолжил писать, загибая и загибая формулу наверх. Только когда он уже залез на предыдущие свои записи, то с удрученным вздохом остановился и сказал:

- Фидан, продиктуй мне, пожалуйста, на чем я тут остановился. А я туда переберусь.

Мужчина сидевший за длинным столом перед экраном монитора без промедления поднялся и подошел к доске. Штейн зачем-то отдал ему мел, а сам, вытирая руки о влажную тряпку, перешел к доске на противоположной стене. Светлая из специального пластика панель не позволяла писать на ней мелом и, взяв в плохо оттертые руки большой черный маркер, Штейн попросил:

Виктор, так и не вернувшийся в Москву, но устроившийся в финчасть мэрии на работу, немного ошалело смотрел на сидящего за столом Илью и косился в сторону уже давно известного ему исполняющего обязанности мэра.

- Да, Виктор Петрович, - сказал раздраженно И.О. - Такие вопросы вам лучше решать с вашим начальником. Он обратится по установленному порядку и вам обязательно помогут.

- Но… - Виктор хотел сказать, что он-то верит что помогут, но время не ждет. Со школы его, как и оставшихся поперли и теперь он уже второй день ночевал на работе буквально на стульях.

- Виктор Петрович, вы нас задерживаете. - Жестко сказал И.О., как-то глядя сквозь настойчивого сотрудника.

- Значит, не хочешь со мной оставаться? - Спросил Владимир у Сергея.

Покачав головой и проведя рукой по сальным волосам, как ему казалось, вечность не мытым, Сергей пояснил отказ:

- Что я с тобой делать буду? Мне книгу закончить надо. Закончу, возьмусь за описание твоего разгула тут. Тоже мне батька Махно.

Владимир хмыкнул такому сравнению с анархистом, но ничего не сказал. Он просто протянул Сергею один из своих пистолетов, но вырванный из-под стражи Сергей отказался.

Владимир, сидя справа от водителя, напевал старую песню, которую к своему стыду услышал только недавно. Услышал и запомнил. Запомнил только потому, что до отчаянья хотел запомнить. Слова сами всплывали в голове вместе с мелодией.

Водитель искоса посмотрел на него и снова перевел взгляд на темную дорогу еле видимую в сумраке наступающего утра. Шли без фар и это, кажется, уже привычно никого не смущало.

Скорее говоря, чем напевая, Владимир негромко, словно молитвы произнес очередной куплет. Сидящий сзади первый офицер, услышав, неопределенно промычал, так ничего толком не сказав. А Владимир и, правда, сваливаясь в какую-то непонятную меланхолию, понизил голос и зло процедил:

- Прямо как про меня. Блюз бродячих собак. Только вот хер они меня сломают.

Начальник штаба уже к девяти вечера вполне оценил, что шапками закидать бандюков не получится. А ведь все так хорошо начиналось. Выдвинувшись навстречу уголовникам, один отряд сумел занять на их пути удобные позиции и буквально уничтожить хаотичный авангард наступающей армии освобожденных. Командир этого отряда радостно докладывал, что не меньше семидесяти бандитов можно вычеркивать. В штабе у всех повысилось настроение, откуда-то появилась водка и даже Сергей в стороне наблюдая за происходящим приложился к гуляющей по рукам фляге.

Радость наполняла вздохнувших немного свободнее офицеров. Задержка даже на час позволяла надеяться, что бандиты до темноты не войдут в город. Используя то, что армия бандитов широким рассеянным фронтом накатывала на город, зам командира полка отдал приказ второй группе начать мобильную охоту по флангам и тылам. Начальник штаба буквально упрашивал не делать этого, а стоять в глухой обороне минимум до темноты. Но ему сказали делать свою работу и не мешать проведению оперативных рейдов. И начальник штаба отступил, разрабатывая дальнейшие действия по обороне. Это он приказал телефонному узлу запустить робота автодозвона и оповестить граждан, что бы они не покидали домов. А при звуках выстрелов в городе не приближались к окнам и не делали попыток оказания помощи или сопротивления. Сергей слушал это и учился. Он внимательно смотрел что и как делает начальник штаба, и даже его обращение с подчиненными не утаивалось от взгляда Сергея. Штаб все больше стал казаться Сергею неким мозговым центром управляющим всем организмом полка. А что зам командира без согласования с штабом начал мобильные действия… так ведь и у нас руки трясутся и ничего мозг с этим поделать не может.

Но расплата за непродуманные действия наступила почти сразу. Почти сотня бойцов вклинившись в рассеянную по полям и перелескам массу бандитов оказалась словно в болоте. Не отступить и не продвинуться. Сзади уже сомкнулись ушедшие вперед уголовники, а спереди напирал неизвестно откуда взявшийся ударный отряд этого отморозка Патриота. Спешащая на выручку, идущая следом вторая рота просто не смогла пробиться к завязшим. А "патриот" не желая тягаться с милиционерами в меткости стрельбы, просто поджег поле и лес, в которых была блокирована эту сотня. Вырывающиеся из огненного ада милиционеры стали легкой добычей для озверевших от длительного перехода бандитов. Отобранное у трупов оружие немедленно выдавалось в пустые руки идущей следом за ударным отрядом колонне уголовников. И всех кто получил его, немедленно погнали вперед. Отрабатывайте!

Вторая рота, вставшая в обороне, как и первый заградительный отряд не знала что офицер Владимира, разгадав тактику милиции, теперь стягивал к двум очагам обороны все тяжелое вооружение раздобытое бандитами в ходе длительного перехода. И уж милиционеры точно были не готовы к тому, что на их позиции с ревом и вырываемой колесами землей понеслись БТРы. Они даже ничего против сделать не могли, не имея ничего кроме стрелкового оружия и осколочных гранат. Пока БТРы наводили хаос в рядах пытающихся спрятаться в домах безымянной деревушки милиционеров, первый офицер вел уголовников дальше. В отличии от Владимира жаждавшего уничтожить очаги сопротивления, тот знал что отвлекаться и вязнуть боях нельзя. Надо было любой ценой пробиться в город, где можно было даже неподготовленному зеку с автоматом в руках тягаться со спецназом. И Владимир слушался его. Он давно уяснил, что первый офицер, в чем, в чем, а в тактике разбирался на пять. Уже в пределах видимости первых домов города стянув в "кулак" всех бойцов в округе, Владимир лично повел их проложенным офицером маршрутом. Пока уголовников ждали в одном месте они буквально толпой влились в город в другом. Основная задача, поставленная перед милицией, была провалена. Боевики стали занимать дома и готовить огневые точки для удержания занятого.