Повествование места.
"Толпой нахлынули воспоминания,
Отрывки из прочитанных романов,
Покойники смешалися с живыми,
Глава первая. Лит с птичьего полета.
Выходя из метро на Пушкинской площади и видя Большую Бронную всю запруженной припаркованными с двух сторон машинами, чьи задницы и морды въехали прямо на тротуары, я опять ничего не могу с собой поделать - я взмываю. Силой воображения. Я взмываю не как голубка, даже не как ласточка, а невидимкой, как лист, уносимый незаметно для глаз сильным порывом ветра. Что-то подобное, кажется, было написано про листок, который оторвался от ветки родимой и теперь мечется по волнам воздушного океана? Ничего, у талантливого человека всякое лыко идет в строку, сойдет. В моей писанине вообще будет много разных литературных реминисценций, здесь уж не на кого грешить: я писательница - в эпоху постмодернизма! Сразу предупреждаю: в профессии моей не должно казаться ничего неожиданного, я мечтала о ней с детства и, похоже, я ею овладела, по крайней мере, с точки зрения официального и плебейского понимания. Сегодня я получаю диплом, где кое-что в этом роде будет подтверждено. Хотя разве можно получить диплом писателя? Во всяком случае, я закончила самое странное в мире учебное заведение, профессора и педагоги которого уверены, что готовят писателей. Но опять "хотя": в дипломе обозначается несколько иная специальность - литературный работник. Работник - как близко слову "раб".
Сколько так называемых писателей уже наготовили эти монстры учености и самомнения! По стенам в коридорах нашего тайного сумасшедшего дома для талантливых и менее талантливых психов висят портреты. На них со снулыми лицами - разные дядьки, которые считаются классиками литературы. Как говорят иногда мои веселые и бесшабашные клиенты, хер с ними. Мы-то пойдем другой дорогой! Ничего, когда-нибудь и мой портрет повесят на этих стенах, выкрашенных унылой, как дерьмо младенца, краской. Я буду представлена на нем кутающейся, как старуха Ахматова, в шелка и шали, и изображать гениальность. Жалко только, что у меня не такой, как у классической старухи, нос, напоминающий клюв попугая. Ничего, поклонники и литературоведы придумают что-нибудь и про мой, самый обычный, без горбинки, но вполне милый калужский носик. И с этим носиком всем придется смириться, и тоже назвать его как-нибудь благородно, да и вообще оснастить мою биографию кое-какими легендами и сказками. Но я и сама хорошая сказочница, держитесь!
Я взмываю, легонько оттолкнувшись от теплого и проплеванного асфальта, и тихим ходом, бесшумно, как дирижабль, когда отпускают удерживающие его канаты, поднимаюсь над крикливыми прохожими. У меня не вырастает никаких крыльев, никаких куриных или соколиных перьев, как в давнем романе нашего прежнего ректора, где герой превращается, пролетая над помойкой, в ворона. Я не каркаю, как оглашенная, и не стараюсь, как птичка, мстительно "капнуть" на чью бы то ни было, особенно женскую, голову. Не люблю баб: может быть, у меня мужской характер? Просто я знаю, сколько стоит нынче в парикмахерской прическа. Не дай Бог, еще испачкаешь чью-нибудь блузку или китайскую кофточку. Химчистки тоже взвинтили до заоблачных цены на свои услуги. Не люблю, но солидарна.
Лечу, будто неведомым принцем поднятая с королевского ложа спящая красавица. Аврора! Вечно юная и сверкающая, свежая и привлекательная. На самом-то деле никто не задумывался, сколько простыни этой сказочной постельки накопили за столетие пота и разнообразных выделений - итоги жизнедеятельности, хоть и спящего, но все же живого организма. Такую принцессу лучше не нюхать. А меня обнюхивай хоть спереди, хоть сзади - везде благоухает свежесть и парфюм. Положение и профессия обязывают. Вторая профессия, но и первая тоже!