Меня вызывал инспектор Ланкэр. Вызывал внезапно, предоставляя свой канал передвижения. Неужели Ланкэр имеет какие-либо санкции? А может, это обычная профилактическая шумиха? Я знал, что живого, настоящего времени у меня — только до дверей лифтоприемника системы передвижения, а там — анализатор каналов и через миг — практически меньше мига — я буду в кабинете Ланкэра — грозного инспектора Ланкэра, курирующего институт звездных систем, где я работал. Инспектора Ланкэра побаивался даже старый, добрый Шабар — мой руководитель, начальник отдела звездных систем типа АЭ.

Время для раздумий кончилось, в лифтоприемнике на меня с нетерпением смотрел уже покрасневший глаз анализатора каналов. «Сейчас еще напомнит об экономии времени», — с неприязнью подумал я, но перед тем, как назвать код канала Ланкэра, решил, что защищать свою АЭ-52/35 и все остальное буду до конца…

Ланкэр и в самом деле был грозен.

— Мы устали от этой вашей желтой, — начал он, не глядя на меня и не сказав ни одного из традиционных приветствий, распространенных в Соединенном Союзе неискусственных цивилизаций. — Мы дали согласие на этот эксперимент — создать на задворках Вселенной эту желтенькую, — Ланкэр взглянул на информтабло, — эту АЭ-52/35. Это был обычный эксперимент — создание обычной, совсем заурядной звезды. Контролировать работу вашей группы я доверил младшему инспектору. И что же?! Он еще держался, когда вы создали эти девять планет, шесть из которых никуда не годятся. Но он сбежал! Да! Перебежал в вашу группу, когда вы смастерили эту цивилизацию на третьей планете.

— Мы не создавали цивилизацию, — попытался возражать я.

Первым, кого увидел Горин, когда вошел в столовую, был Холстов.

Он сидел за крайним столом, маленькой ложечкой тщательно скреб по дну стакана сметану и смешил соседей. Судя по небритым щекам, замасленной в иных местах одежде и грязноватым рукам — это были его водители.

Сам Холстов был побрит и побрит тщательно; на правой его руке, державшей ложечку, поблескивало кольцо; тяжелые плечи распирали легкую кожаную курточку; ноги, окутанные джинсами, были обуты в скороходы со срезанной пяткой.

Горин не видел Холстова лет десять. Оба они учились в автомобильном техникуме и на первых двух курсах даже дружили, но потом разошлись. После окончания Горин остался в городе, Холстов уехал куда-то на Север, а теперь вот, оказывается, вернулся, живет в городе, и Горин не знает об этом.

Молодого специалиста, инженера производственно-технического отдела Гришу Банникова (отделовские женщины звали его Гришухой), проработавшего в строительном управлении с полгода, вызвал к себе начальник управления Пал Степаныч Красильников.

Небольшой кабинет Пал Степаныча был полон: начальники участков, служб, отделов. Почти все дымили, разговаривая.

Сам Пал Степаныч, стоя у окна, утирал свою большую, изрядно полысевшую голову.

Увидев вошедшего, он потянул из раскрытой форточки морозу, уселся за стол, поинтересовался Гришухиным здоровьем и, услышав, что все в порядке, спросил, помнит ли Банников, каким было прошлое лето?

Этой зимой, по делам нашего управления, я был в маленьком, но с крепкой промышленностью сибирском городке.

О таких городках не скажешь «провинция», «периферия». С оттенком изумления я признался себе, что если сравнивать, то такие определения подходят, скорее, к нашему областному городу, к той тихой части его, где я жил и работал.

А здесь! Городок кипит, бурлит. Деловые разговоры, да не о мелочах, а о проблемах глобальных, можно было встретить и услышать прямо на небольшой и, наверное, единственной площади перед заводской гостиницей, в которой я остановился.

Утро в то воскресенье было теплым. Рассвело. Морозная роспись на окнах плыла, оставляя большие, прозрачные озерца, сквозь которые видна была площадь и высаженные вдоль нее елочки. Елочки уже проснулись, смотрели весело и задорно.