Номер открывается документальным романом мексиканского писателя и журналиста Хорхе Ибаргуэнгойтиа (1928–1983) «Мертвые» в переводе с испанского Ольги Кулагиной. Главная сюжетная линия книги связана с профессиональной деятельностью двух сестер — содержательниц публичных домов. Но если начало повествования еще отмечено знаменитым латиноамериканским жизнелюбием и добродушием, то по мере развития событий мрак сгущается, и книга все больше напоминает роман-репортаж Трумена Капоте «Хладнокровное убийство», да и совершаются эти бесстрастно описываемые преступления в США и в Мексике практически одновременно.
I. Две мести
Их нетрудно себе представить: все четверо в темных очках, Лестница ведет машину, сгорбившись над рулем, рядом с ним Оторва Николас читает «Марийские острова». Пассажирка на заднем сиденье смотрит в окно, задремавший капитан Бедойа клюет носом.
Ярко-синий автомобиль натужно взбирается по склону Перро. Солнечное январское утро. На небе ни облачка. Дымки из печных труб поднимаются над долиной. Дорога убегает вдаль, сначала по прямой, но сразу после подъема начинает петлять в горах Гуэмес, среди зарослей нопаля.
Лестница останавливает машину в Сан-Андрес и, увидев, что остальные спят, будит хозяйку, берет у нее деньги на бензин и идет в таверну. Съедает завтрак: шкварки в соусе, яйцо и фасоль. Когда он пьет вторую чашку кофе, в таверну входят остальные трое, помятые со сна. Он смотрит на них с сочувствием: то, что для него — начало нового дня, для них — окончание вчерашней попойки. Все садятся. Капитан осторожно спрашивает у официантки:
— Ну, что тут у вас вкусненького?
II. Дело Эрнестины, или Эльды, или Элены
Сидя в тюрьме, Симон Корона так рассказал дело Эрнестины, или Эльды, или Элены.
Я увидел, что она идет по дорожке между тополями, и глазам своим не поверил. Эта женщина, одетая в черное, с лаковой сумочкой в руке, не могла быть Серафиной. Похожа на нее и одета так же, но это не могла быть она. И все-таки у меня задрожали колени. И я подумал: «Неужели я до сих пор ее люблю?».
Я стоял возле ларька с газировкой и ждал полудня, чтобы встретиться с одним сеньором из финансового ведомства, который мог простить мне кое-какие налоги. А женщина идет себе да идет по аллее, и чем ближе подходит, тем больше похожа на Серафину. Чтобы взять себя в руки, я стал думать: этого не может быть, потому что Серафина живет в другом городе, и ей нечего делать в Пахаресе. Она подходит еще ближе и тоже думает, как потом рассказала: не может этот парень возле ларька быть Симоном. Когда я разглядел скуластое лицо, раскосые черные глаза и гладко зачесанные волосы, было уже поздно. Серафина собственной персоной, и я попался.
Она направилась прямо ко мне, растянула рот, как в улыбке — я даже сломанный зуб разглядел, — и влепила мне пощечину.
