«Не всякий у нас знает, где находится город Морильск, но раз узнав, запоминает надолго. Легко заметить, что Морильск расположен в одном часовом поясе с Бангкоком. К сожалению, на этом их сходство заканчивается. Удивительный город, о котором идёт речь, построен на Крайнем Севере посреди тундры, в царстве вечной мерзлоты и суровых вьюг. Но в Морильске никому не холодно! Ведь он согревается горячими сердцами его жителей. Сильные люди возвели в безжизненной ледяной пустыне прекрасный город, трудятся на благо Родины, живут яркой и полноценной жизнью.

Местная газета, которая так и называется, „Морильское время“, — неоднократный победитель всероссийских конкурсов региональной прессы в различных номинациях. Она является признанным любимцем морильчан, оперативно, достоверно и интересно отражает жизнь в городе и мире. На днях редакция „Морильского времени“ отпраздновала свой первый круглый юбилей. Пользуясь случаем, передаём привет от коллектива редакции „МК“ и желаем новых побед в освоении информационного пространства региона».

Борис отложил газету и посмотрел в окно. Там не было ничего: темнота полярной ночи, пробивающаяся сквозь замёрзшие стёкла, проглотила и каменный мешок двора, и сугробы, и людей. Но после прочитанных строк внутри разливалась знакомая теплота. Чувство гордости горело в душе тонким огоньком и смягчало огорчение от необходимости вечером идти на работу по морозу.

Отойдя от окна, он пошёл на кухню и поставил разогреваться обед. Времени оставалось только на то, чтобы быстро перекусить и собраться на смену.

Работал Борис машинистом электровоза на одном из местных гигантских рудников. Но не обычным машинистом: на глубине более километра он управлял небольшим электровозом, что возит руду по норам-выработкам.

Автобус мирно урчал на пологом подъёме. Из-за склона начинали появляться башни копров 

{1}

рудника «Хараелахский». В тёмном салоне пахло выхлопными газами и бензином. Всё это навеивало дрему, и мысли о тёплой постели.

Новый мастер их смены, Михалыч, стал требовать, чтобы все приходили на наряд в спецодежде, поэтому нужно было поторапливаться. В темпе вальса Борис пробежал по лабиринтам железных шкафчиков, рассекая влажный от близости душевых воздух и лавируя между голыми мужиками, обёрнутыми в полотенца.

Их участок переодевался в отдельной комнате, бывшей раньше чьим-то кабинетом. По мере роста рудника часть помещений в старом здании отдали под раздевалки. Это было большим преимуществом — посторонние здесь не ходили. Правда, приходилось чуть дольше пробираться, но, согласитесь, лучше беспокоить других, чем быть беспокоимым самому.

Достигнув цели, он открыл двери обоих своих шкафчиков, достал резиновые тапочки, чтобы не стоять босиком на голом полу, и начал быстро раздеваться. Помещение постепенно заполнялось голосами: несколько человек, приехавших на том же автобусе, стали подтягиваться в раздевалку.

Все действия выполнялись на автомате. Привычная процедура не требует участия мысли. Шапка — на верхнюю полку. Шарф — на крючок, на него же вешается куртка. Если сделать наоборот, то шарф может слететь, а это, учитывая состояние редко убиравшегося пола, может надолго испортить настроение — проверено. На дно шкафчика помещаются ботинки, уже готовые принять в себя снятые носки. Ноги снова попадают в холодные резиновые тапочки, и очередь доходит до белья.

Уже подъезжая к горизонту, Борис вспомнил, что не взял в буфете поесть. Обычно он брал продуктовый набор, называемый лёгкими на язык морильчанами «припарком». Иногда мог купить пирожки, либо что-то ещё — в зависимости от того, что выглядело наиболее аппетитно. Сегодня же из-за спешки забыл.

Клеть замедлила ход, грохот её направляющих роликов начал замещаться шумом множества падающих капель воды, напоминающим ливень. Потом раздался звонкий сигнал гонга, открылись ворота и люди хлынули наружу. Электровозы, автобусы и наиболее древнее транспортное средство стали развозить их по рабочим местам.

Машинистам не нужно было далеко ходить — их депо совсем недалеко от ствола. Обычно смена начиналась с чая, но сегодня пришлось спешить. Машинисты быстро сновали между составов и столь же быстро разъезжались.

Борис быстро проверил свою машину, вытащил из кармана ключ-бирку, разблокировал контроллер

{5}

, поднял пантограф

{6}

и выехал на выработку.

Пока он пробирается к полным рудоспускам на пятнадцатом квершлаге, внимательнее приглядимся к его локомотиву. Электровоз имеет несколько метров в длину, кабину посредине, в которой одному ехать вполне вольготно, вдвоём же — намного теснее. Приводится он в движение двумя двигателями, располагающимися спереди и сзади, а электроэнергию получает от троллеи — оголённого медного провода, подвешенного на высоте около двух метров.

Через два часа выяснилось, что за работу смена взялась чересчур бойко. Приёмные бункеры на скиповом стволе переполнились, возить руду потеряло всякий смысл — её просто некуда стало разгружать. А это означало, что можно сделать небольшой перерыв.

Составы начали подтягиваться к депо. Некоторые машинисты предварительно ехали загрузить партию, чтобы потом не возвращаться за рудой. Борис не хотел этого делать, но нужно было забрать Сашу, поэтому пришлось сделать крюк. Тот, как договаривались, сидел на двадцать втором квершлаге и курил.

Вообще, курение тоже было запрещено. Не менее строго, чем езда на капоте. Считалось, что открытый огонь может вызвать взрыв метана. Это, конечно, было полным бредом, так как на выработках постоянно ездили электровозы, искря электрической дугой. Если бы в шахтной атмосфере действительно был метан, то всё уже давно взлетело бы в воздух. Тем не менее, запрет на курение был очень строгим — нарушителя могли уволить. Из уст в уста передавалась история, как несколько лет назад в одной из плохо вентилируемых выработок соседнего рудника взорвался скопившийся под кровлей газ, унеся жизни нескольких рабочих. Правда это или нет, никто подтвердить не мог, но курить боялись. Прежде всего — из страха увольнения.

Из коллег Бориса больше никто в шахте не курил. Кроме Саши Павлова, конечно, — не подчинявшегося никаким законам. Хотя как раз курение он тщательно скрывал, исключительно из предосторожности.

Убедившись, что подъехал его товарищ, Саша спокойно докурил сигаретку, потушил о вагон и взялся за рукоятку управления затвором.

Как раз в тот момент, когда Борис после обеда выехал на грузовой квершлаг и хорошенько разогнался, в подвале старого шестиэтажного дома люди в белых халатах открыли крышку небольшого контейнера. Наш герой, зачарованно слушавший шум встречного ветра, чувствовал себя отлично и, конечно же, не догадывался, что в эти секунды решается вся его дальнейшая судьба…

О молодых годах Бори Быкова известно немного. Родился и вырос он в Подмосковье, в Серпухове. Детство не отмечено никакими особенными событиями — обычная судьба ребёнка из маленького городка эпохи позднего социализма. Вряд ли стоит здесь описывать детский сад, страдания на уроках в старенькой школе, каникулы на пыльных улицах, по счастливой случайности закончившиеся без потерь эксперименты с самодельной взрывчаткой и первую любовь.

Родители его имели свой дом, оставшийся от деда. Мама работала чертёжником в расположенном рядом с домом НИИ двигателей внутреннего сгорания, отец — завбазой. Благополучная и ничем не примечательная семья среднего достатка.

Боря проявлял умеренное прилежание в учёбе, обладал неплохими способностями в точных и естественных науках, но особенно ни в чём себя не проявил, если не считать пары призовых мест на городских олимпиадах. Может быть, виной тому был его индивидуализм и своеволие, столь не любимое учителями всех эпох? Кто знает, может быть. Как бы там ни было, он благополучно переходил из класса в класс, не очень интересуясь общественной жизнью, и периодически скатываясь из хорошистов в троечники. Но с плохими компаниями почти не связывался, в пятом классе увлёкся биатлоном и неплохо преуспел на этой стезе. Во всяком случае, в старших классах входил в сборную района, в составе которой занял первое место на областной спартакиаде.

Школу закончил неплохо, без троек. Отслужил в армии. По возвращению поступил в Московский Горный и уехал в столицу. Стал жить в общежитии, по выходным приезжал в гости к родителям. Старики души в нём не чаяли и из скудных пенсий выкраивали деньги для сына. Это давало ему возможность не подрабатывать в Москве, но особенно не разбаловало. Не связался Боря с модными в те времена религиозными и политическими группировками, не окунулся в богему, не забил на учёбу. До самого окончания третьего курса учился ровно, даже участвовал в научной работе факультета.