Николай любил Леночку нежно и бережно. Он не стремился заполучить ее на танцы или пройтись подручку с видом покорителя по приморскому бульвару. Ему было достаточно просто видеть ее. Это происходило отнюдь не от робости. Нет, старший матрос Николай Гривцов был как раз не робким, а что называется лихим парнем. Отличный физкультурник, ловкий и неутомимый в работе, от полного достатка молодости и здоровья, целеустремленно направленных флотской жизнью, доброжелательно ко всем настроенный — вот каков был Николай Гривцов.

Собственно, отношение к Леночке и не противоречило его характеру; легко и весело помогал он слабым товарищам, опекал, баловал ребятишек в базе. Ну, а уж Леночку, белокурую, хрупкую Леночку, он готов был надежно оградить от грубых толков или косых взглядов. Поэтому-то он и встречался с ней чаще всего на Чумке — уединенном и диком месте на берегу моря.

Больница, где Леночка работала медицинской сестрой, стояла на окраине города, недалеко от Чумки. Леночке удобно. А он отправится к ней, ради нее, хоть на край света.

...Николай на ходу вскочил в автобус с неплотно закрывающимися дверцами, извинился перед кондукторшей. О том, какой белоснежной была его форменная одежда и каким сияющим был он сам, говорить не стоит — он ехал на свидание с Леночкой после месячной разлуки...

Кондукторша снисходительно улыбнулась, оторвала билетик. Автобус петлял по немощеным, крутым и узеньким улочкам окраины. Николай, стоя рядом со свободным сиденьем, подпрыгивал на ухабах, что, впрочем, не мешало ему быть занятым своими мыслями.

Старшина Хромов вышел из палатки, старательно — не налетели бы москиты — заправил полотнище у входа, и когда кинул взгляд перед собой, то невольно остановился.

Долго ли он пробыл у командира? Десять минут. И за этот короткий срок из серого сумрака успело родиться многоцветное сияющее утро. Солнце взошло где-то за горами — его не было видно. Но свет сгустил синеву неба, зажег нестерпимым белым пламенем снеговые вершины гор, загнал туман в расщелины и окрасил в каждой по-своему: где в молочно-багровый, где в оранжевый, где в фиолетовый цвета. Зелень кустарника перед палаткой даже будто бы поблекла в столь яркой гамме.

— Ну, и красота! — не удержавшись, воскликнул Хромов. Вообще-то он не был склонен к громкому выражению чувств и потому, наверное, тут же оборвав себя, торопливее обычного зашагал по крутой каменистой тропинке вниз, где под скалами стояли машины. От командира старшина получил приказание отправить одну трехтонку на зимние квартиры — через пустыню в город.

Подъем еще не сыграли: шоферы спали в палатке возле машин. Хромов тихо («пусть люди доберут положенное») разыскал, разбудил ефрейтора Бориса Нечитайлова. Тот вскочил в одних трусах и спросонья замер, приложив руку к непокрытой голове.

— Оденетесь, — улыбнулся Хромов, — найдете солдата Сатарова и будете срочно готовить машину к рейсу.