Поэт, романист, критик и теоретик «символизма», Андрей Белый пришел в русскую литературу одним из «младших богатырей» декадентства. Старшие — пережили к тому времени «героический период» крайнего индивидуализма, самообожествления, отрицания общественности; они прошли до конца свою декадентскую дорогу и пришли в тупик, как раз ко времени появления «младших декадентов». Дальше пути не было; надо было Искать «новый путь»…

«Младшие» осознали этот тупик если не с большей горечью, то, быть может, с большей непримиримостью, чем их старшие товарищи и учителя. «В моей пещере тесно и сыро, и нечем ее согреть; далекий от земного мира я должен здесь умереть» (Ф. Сологуб): на таком конце пути не в силах было остановиться «декадентство», — из него надо было найти исход; надо было майти исход из этой «ледяной пустыни» одиночества, «пустыни бессмыслия», «стеклянной пустыни» (все их слова). В пустыне этой бродит поэт и тщетно жаждет из нее исхода: вот одна из постоянных тем поэзии литературного ровесника Андрея Белого — Александра Блока. Безотрадность, безвременье, отсутствие смысла, отчаяние — вот чувства, общие всем «декадентам» на рубеже XIX и XX веков; и чувства эти пережил, быстро пройдя через их ступени, Андрей Белый в самом начале своего творческого пути. Весь его путь — борьба с «ледяной пустыней» космического одиночества, весь его путь — жадные поиски исхода из «пустыни бессмыслия».

недаром этими словами начинается одно из самых ранних его стихотворений («Одиночество», 1900 г.). И следующее за ним — «Тоска»: «пою, умирая, от тоски сам не свой»…

[1]

Поэт чувствует, что он одинок в ледяной пустыне. Сами его слова — «холодный водомет, жемчужный и вспененный», сами его мечты — «обман, ледник, зарей горящий» («Мои слова», 1901 г.) — обман, ибо нет исхода из пустыни и впереди — мрак:

«Симфонии» — не случайно появившаяся в русской литературе форма; не случайно также постоянная тема статей Андрея Белого — тяготение всех современных искусств к музыке. «Близостью к музыке, — говорил он в одной из своих юношеских статей, — определяется достоинство формы искусства, стремящейся посредством образов передать безобразную непосредственность музыки» («Формы искусства», 1902 г.; см. также «Песнь жизни», 1908 г.). Музыка — это основной тон, к которому обертоны — все другие формы искусства. Так думал Андрей Белый и с сочувствием повторял, подобно своим старшим товарищам, знаменитые слова:

Замысел «симфоний» возник из этого ряда мыслей и достиг крайнего своего проявления в последней, 4-й «симфонии». Однако это презрение литератора к «littârature» никогда не мог провести в жизнь Андрей Белый; «rien que la musique» — это никогда не удавалось ему, было не в природе его глубоко «мысленного» таланта, попытки же выдержать последовательно «симфонические формы» привели — мы увидим—к краху 4-й «симфонии». По существу же все свелось к тому, что «симфонии» написаны ритмической прозой (например, 1-я «симфония» вся выдержана, грубо говоря, в дактило-спондеическом ритме), разбиты на короткие музыкальные фразки, иногда повторяющиеся, иногда «контрапунктирующие» друг другу. А «литература» — осталась литературой.

Первая «симфония» — «северная», «героическая» — написана в 1900 г. (напечатана же в 1903 году, после 2-й «симфонии»). Это еще вполне юношеское произведение, со многими пересекающимися влияниями, например, влияниями Метерлинка и Ибсена: от первого — все эти лебеди, каналы, лотосы, камыши, которыми заполнена последняя часть «симфонии», от второго — главная тема: «ты выстрой башню и призови к вершинам народ мой-веди их к вершинам» (I,7). Много внешних влияний старого «декадентства», с его любовью к «rien que la musique»; много аляповатостей и безвкусиц. «Месяц — бледный меланхолик», «любовь — вздох бирюзовых ветерков», «счастье — легкое, как сон волны», «холодная бездна забвения», — все это надо простить молодому поэту, хотя и позднее он не раз нет-нет да и «ляпнет» дешевой декадентщиной, вроде «молчаливый силуэт овеян тайной», «пропасть оскалилась тишиной» или «мостовая оскалилась железным смехом лопат»… Но если мы пройдем мимо этих частностей и вспомним, что первая «симфония» была действительно первым крупным произведением юноши-поэта, то не откажем ему ив большом даровании, и еще больше — в признании за ним немалых «надежд», которые он должен был осуществить. Он их и осуществил.