Роман-эссе
Перевод с каракалпакского Евгения Сергеева
От автора
В этой книге есть и предисловие и послесловие, имеются и эпиграфы, то есть она весьма основательно обставлена всяческими предуведомлениями, но тем не менее я счел нужным предпослать ей еще несколько слов, адресовав их людям, которые будут читать мой роман по-русски.
Народы всегда стремились отстоять свою самостоятельность, самобытность, что и естественно, но столь же естественно и вечно стремление народов к сближению. От века считалось, что лучший способ породниться — это отдавать своих дочерей в жены сыновьям других народов и женить своих сыновей на дочерях других народов.
Для писателя каждое произведение — это его детище. И эта книга дорога мне, как родная дочь. Всякому, кто выдавал замуж дочерей, знакомо чувство грусти. Но всякий, кто растил дочерей, знает: гораздо печальнее и тревожнее, если остаются они непросватанными, если грозит им участь вековух.
Перед свадьбой невесту прихорашивают, обряжают и отдают с ней приданое, что собиралось и хранилось долгие годы. О приданом конечно же знали все в доме, но в обиходе никогда им не пользовались. Так и сейчас: отправляя свою книгу к русскоязычному читателю, вынул я из сундука своей памяти некоторые вещи, что доселе держал в уме, полностью привел те поговорки и притчи, сказки и легенды, издревле собранные народом, на которые в каракалпакском тексте я лишь ссылался или намекал.
Уходя в другую семью, невеста оставляет некоторые вещи в родительском доме, они были и нужны ей и дороги, но в новой жизни уже не пригодятся.
Часть первая
Вместо предисловия. Интервью, которое я дал самому себе
Вопрос
. Почему я начинаю роман с интервью, данного самому себе?
Ответ
. В сущности, человеку свойственно беспрестанно спрашивать самого себя, самому же и отвечать. Только так и можно разобраться в собственных чувствах и мыслях, глубже заглянуть в собственную судьбу. А это необходимо, чтобы глубже заглянуть в судьбу своего народа, ведь судьба народа существует не сама по себе, она так или иначе отражается, как в зеркале, в жизни каждого отдельного человека.
Человек — это целый мир, и если хочешь постичь Вселенную, надо сперва постараться познать себя; если хочешь понять смысл жизни вообще, то определи сначала, насколько осмысленна твоя собственная жизнь; если ждешь от людей доброты и совестливости, то спроси себя, добр ли и совестлив ты сам; не ломай хребет другому, если хочешь, чтоб твой позвоночник остался цел; когда стремишься помочь чужой душе, то прежде осознай свою душу. Лишь в этом случае можно свои потребности, мечты и тревоги соотнести с потребностями и мечтами других людей, с нуждами и тревогами народа.
Вопрос и ответ — это как вдох и выдох. Это дыхание души и мысли. Моя цель — не дышать в одиночку.
Вопрос
. В сегодняшнем мире избыток каналов информации, и по ним буквально хлещет информационный поток. Многие люди, особенно молодежь, в свои двадцать — двадцать пять лет считают себя вполне сведущими, знающими людьми, считают себя эрудитами. Они уже успели устать от давящего груза всевозможных сведений, а потому чтение книг считают делом зряшным и нудным. А тут еще нехватка бумаги, разросшаяся чуть ли не до одной из мировых проблем.
1
По мнению медиков, у большинства людей к сорока годам слабеет зрение. Я, видимо, принадлежу к этому большинству, потому что в положенный срок тоже надел очки. Полезная вещь очки — они укрупняют мелочи и приближают то, что отдалено. И однажды, расфантазировавшись, я возмечтал: а вот создали бы аппарат, приближающий прошлое, создали бы этакие очки для памяти, чтобы ясно увидеть все происшедшее в детстве и юности, отчетливо припомнить все забытое…
Нет! — решил я после долгих раздумий. — Пусть лучше этот аппарат не изобретают, а то большинство людей, безусловно, погрязнет в грехах и ошибках молодости и от стыда за них, за эти юношеские благоглупости, не будет знать, куда девать глаза, и станет спотыкаться на каждом шагу. И старость окажется не временем заслуженного отдыха после долгого и трудного пути, а годами раскаяния и душевного смятения. И не то чтобы у каждого из нас в жизни проступков больше, чем достойных поступков, а просто один досадный случай, один день огорчений — это дракон, который способен заживо проглотить память о неделе, а то и о месяце радости и благополучия.
У кого из нас в душе не прячутся такие драконы?
Ведь мы люди!
«Какое семя в молодости посеешь, такой злак в старости пожнешь», — учил меня дедушка.
2
Некоторые говорят: «До чего же дрянная книга, до чего же скучная: читаешь — и спать хочется». А у меня наоборот. Обычно читаю на ночь, лежа в кровати, и если книга нравится, то незаметно засыпаю, вижу хорошие сны и лишь утром обнаруживаю, что, оказывается, раскрытый том лежит рядом, а то и прямо у меня на лице. Но если попалась мне на ночь книга скучная или, того хуже, лживая, то дела мои плохи. Буду ворочаться с боку на бок, злиться, раздражаться и промаюсь бессонницей до самого рассвета. И выспаться не высплюсь, и книгу не прочту.
Вот такая привычка. Она и самому мне кажется какой-то странностью, какой-то ненормальностью. И когда ночами не могу уснуть, то кляну эту ненормальную привычку и порой испытываю даже невольный страх, чувствую свою отдаленность от остальных людей, какую-то никчемную и изнурительную обособленность, вынужденное одиночество.
«Одиночество изнашивает человека», — говорят мудрецы.
Одиночество и уединение. Как похожи внешне и как внутренне различны эти два состояния.
Нет ничего хуже одиночества. Грызешь сам себе душу, занимаешься самоедством. Вспоминаются собственные ошибки, грехи, промахи, проступки, нарочитые или сделанные ненароком. Все они, как колючей проволокой, опутывают мозг, сердце, встают стеной перед глазами и заслоняют собою все. Худшие мысли приходят в одиночестве. Лучшие — в уединении.
3
Строить собственную судьбу — не простое дело. Знавал я людей, чья судьба напоминает дом, возведенный без фундамента. Знавал и таких, кто до старости все укреплял и углублял фундамент, а до стен и кровли так и не дошло. Такая жизнь как переход из детства в детство — всё учатся, учатся, а опыта так и не набрались. Она как плодовое дерево, что зацветает каждой весной, а по осени глянешь — ни единого плода. Да, не простое и, как выясняется, не всем доступное это занятие — прожить жизнь между детством и старостью.
Известно, конечно, что необходимо говорить правду, и только правду, какой бы суровой она ни была. Но суровость и жестокость — разные понятия. Надо ли обращаться, например, к инвалиду: «Эй, хромой»? Помню, в детстве у нас в ауле был больной старик со слезящимися глазами, а мы, по до сих пор необъяснимой ребячьей жестокости, постоянно дразнили его: «Слепой дед, слепой дед!» Довели старика до того, что он вынужден был перекочевать в другой аул.
Умного можно обозвать «дураком»-он лишь рассмеется. Но если дурню будешь объяснять, что он глуп, то пеняй на себя, а заодно прикинь: от большого ли ума ты с ним связался?
Ошибиться — что споткнуться. Можно самому больно удариться, можно ненароком задеть кого-то. Тогда уместно извиниться. Но прятать ошибку что скрывать гвоздь в ботинке — тут и шагу не шагнешь. Иногда спрятанные грехи могут, как гвоздь, колоть даже в гробу.
4
В детстве, когда я оказывал какие-то услуги старикам, они обычно благодарили меня такими словами: «Да не погаснут лучи твоей жизни, сынок». Долго не мог понять, чего они мне желают. Бессмертия? Так ведь оно все равно невозможно — это я уже тогда понимал. Желают в жизни только радости и света? Хорошо. Но для чего-то ведь существуют в мире ночь и тьма.
«Темнота — это здорово!»- рассуждали мы, ребятня, собираясь воровать дыни на соседних огородах.
«Прекрасная ночь», — вздыхали девушки, которым я мальчишкой таскал любовные записки.
Лишь спустя годы я понял смысл стариковского пожелания. Оно означает: пусть жизнь твоя всегда будет светочем для кого-то. Или, попросту говоря, пусть всегда отыщется хоть один человек, нуждающийся в твоей помощи, в твоих советах, в твоем мнении.
И действительно, самое лучшее, что могу сказать о дорогих мне людях, что жизнь каждого из них светит мне как звезда, и, встретившись с новым человеком, поняв и приняв его, я чувствую, что открыл для себя новую звезду.