29 ноября 1941 года Жуков позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив обстановку, попросил его дать приказ о начале контрнаступления. Сталин слушал внимательно, затем спросил: – А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку? – Противник истощен. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы крупными резервами за счет северной и южной группировок своих войск, и тогда положение может серьезно осложниться. Сталин сказал, что он посоветуется с Генштабом... Поздно вечером 29 ноября Сталин принял решение о начале контрнаступления и предложил штабу Западного фронта представить план контрнаступательной операции. Утром 30 ноября представили Ставке соображения Военного совета фронта по плану контрнаступления, исполненному графически на карте с самыми необходимыми пояснениями. Жуков направил с планом только коротенькую записку Василевскому: «Прошу срочно доложить народному комиссару обороны товарищу Сталину план контрнаступления Западного фронта и дать директиву, чтобы можно было приступить к операции, иначе можно запоздать с подготовкой». К графическому плану была приложена объяснительная записка о проведении этих контрударов. На этом плане Сталин написал: «Согласен» – и поставил подпись. Из сказанного видно: инициатива контрударов принадлежит Жукову, но окончательное решение принимал Сталин, поэтому не правы многочисленные авторы, которые все заслуги контрудара под Москвой отдают только маршалу Жукову. И маршал Василевский в своих воспоминаниях пишет о том, что Ставка готовила контрнаступление. Разумеется, сама идея, что контрнаступление когда-то должно было состояться, что для этого надо готовить стратегические резервы (и они готовились!), – эта идея в Ставке Верховного Главнокомандования существовала. Но если бы Ставка продолжала собирать и сосредоточивать силы согласно этой своей идее, то немцы или закрепились бы очень прочно на достигнутых рубежах, или подтянули бы свежие силы из северных и южных группировок. А замысел Жукова в том и состоял, чтобы переходить в контрнаступление немедленно, наличными силами. При этом он понимал, что общее наступление по всему фронту, как это бывает обычно, здесь осуществлено быть не может, сил для этого недостаточно. Потому-то предлагаемое им контрнаступление должно было происходить (и происходило) так своеобразно. В сущности, Василевский, определяя контрнаступление, говорит о тех же контрударах, что и Жуков, но поскольку в этой операции участвуют несколько фронтов и авиация Верховного Главнокомандования, то у Василевского есть основание называть все это контрнаступлением. Но по объективной оценке того, что происходило в действительности, вначале общего контрнаступления все же не было, и Калининский, и Юго-Западный фронты лишь прибавляли еще по одному контрудару на своих участках для содействия Западному фронту. Василевский вспоминает, что Конев, услыхав от него о приказе наступать, заявил, что Калининский фронт не располагает силами для наступления. Только после долгих убеждений Василевского Конев все же обещал нанести удар на Тургиново с целью прорвать оборону и выйти в тыл противнику. Как видим, речь идет лишь об одном ударе, чтобы выйти в тыл войскам, противостоящим фронту Жукова, и тем самым поколебать их устойчивость. На Юго-Западном фронте, о включении которого в контрнаступление вспоминает маршал Москаленко, происходило следующее: «Говоря об особенностях контрнаступления против 2-й немецкой армии в районе Ельца, нужно прежде всего отметить, что оно началось с тех рубежей, на которые отошли наши войска только накануне вечером в ходе оборонительных боев. Иначе говоря, началось без предварительной подготовки и сосредоточения сил, прямо с ходу: вчера оборонялись, отступали, а сегодня перешли в наступление. Потребовалось, фигурально выражаясь, лишь повернуться через левое плечо и разить противника, под натиском которого мы еще вчера отступали». Эти суждения крупных военачальников, на мой взгляд, склоняют нас согласиться с точкой зрения Жукова. И дело тут не только в разной терминологии: у Жукова – контрудары, у Василевского – контрнаступление, – но и в том, что подразумевается под этими понятиями. Один из факторов, на который делал ставку Жуков, – это внезапность. Противник не ожидает, что советские части способны перейти к столь активным действиям. Из дневниковых записей Бока, Гальдера и других гитлеровских генералов видно: они считали, что Красная Армия уже не располагает силами, и намеревались спокойно использовать передышку для подготовки к новым операциям. Вот тут-то Жуков, с благословения Сталина, и преподнес им сюрприз! Итак, напомню: после того как 5 декабря ударил Калининский фронт (командующий И. С. Конев), 6 декабря – Юго-Западный (командующий С. К. Тимошенко) и в тот же день войска Западного фронта под командованием Жукова нанесли контрудары по главным группировкам противника севернее и южнее столицы, наши войска с тяжелыми боями пошли вперед. В течение месяца противник был отброшен от Москвы на рубеж Наро-Фоминск – Малоярославец – Сухиничи – Белев. 5 января 1942 года в Москве было созвано совещание Ставки по поводу того, что делать дальше после выхода войск на указанный рубеж. Стенограммы на заседаниях Ставки не велись (в отличие от немцев, у которых каждое слово на всех совещаниях фиксировалось). Каких-либо документов (кроме директивы) или чьих-то записей я тоже не нашел, поэтому пересказываю по воспоминаниям участников этого совещания с некоторыми сокращениями. Докладывал об обстановке и намечаемых действиях начальник Генерального штаба. Со свойственной ему рассудительностью он объективно оценивал обстановку, сравнивал силы сторон, предупреждал, что, несмотря на отступление от Москвы, гитлеровцы еще имеют возможность наносить сильные удары. Сталин слушал Шапошникова с явным неудовольствием, его, видимо, раздражала медлительность, которая, как ему казалось, была не только в темпе речи Шапошникова, но и в действиях, которые предлагал Генштаб. Наконец Сталин прервал Бориса Михайловича: – Немцы в растерянности от поражения под Москвой. Они плохо подготовились к зиме. Сейчас самый подходящий момент для перехода в общее наступление. Враг рассчитывает задержать наше наступление до весны, чтобы весной, собрав силы, вновь перейти к активным действиям. Он хочет выиграть время и получить передышку. Никто из присутствовавших против этого не возразил, и Сталин продолжил. – Наша задача состоит в том, – рассуждал он, прохаживаясь, по своему обыкновению, вдоль кабинета, – чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны... На словах «до весны» он сделал акцент, немного задержался и затем разъяснил: – Когда у нас будут новые резервы, у немцев не будет больше резервов... Дальше Верховный изложил, как он понимает возможную перспективу войны, и наметил практические задачи отдельных фронтов. Его замысел был таков. Учитывая успешный ход подмосковного контрнаступления, целью общего наступления поставить разгром противника на всех фронтах – от Ладожского озера до Черного моря. Главный удар нанести по группе армий «Центр». Ее разгром осуществить силами левого крыла Северо-Западного, Калининского и Западного фронтов путем двустороннего охвата с последующим окружением и уничтожением главных сил в районе Ржева, Вязьмы и Смоленска. Перед войсками Ленинградского, Волховского фронтов, правого крыла Северо-Западного фронта – задача разгромить группу армий «Север». Войска Юго-Западного и Южного фронтов должны нанести поражение группе армий «Юг» и освободить Донбасс, а Кавказский фронт и Черноморский флот – освободить Крым. Переход в общее наступление осуществить в крайне сжатые сроки. Изложив этот проект, Сталин предложил высказаться присутствовавшим. Слово попросил Жуков: – На Западном направлении, где создались более благоприятные условия и противник еще не успел восстановить боеспособность своих частей, надо продолжать наступление. Но для успешного исхода дела необходимо пополнить войска личным составом, боевой техникой и усилить резервами, в первую очередь танковыми частями. Я за то, чтобы усилить фронты Западного направления и здесь вести более мощное наступление. – Мы сейчас еще не располагаем материальными возможностями, достаточными для того, чтобы обеспечить одновременное наступление всех фронтов, – поддержал Жукова Вознесенский. – Я говорил с Тимошенко, – сказал Сталин. – Он за то, чтобы действовать и на Юго-Западном направлении. Надо быстрее перемалывать немцев, чтобы они не смогли наступать весной. Кто еще хотел бы высказаться? Ответа не последовало. Вот с этого заседания Ставки 5 января 1942 года и начинается, на мой взгляд, всеобщее контрнаступление, по которому именно Ставка принимала решение и организовывала его осуществление. А еще точнее, даже не Ставка, а Сталин единолично, как это делал он много раз прежде. К сожалению, еще продолжалась в поведении Сталина инерция его руководства в мирное время – как это ни огорчительно, однако не сказать об этом нельзя, иначе я потеряю настрой на объективность. Жуков прямо говорит: «Весь замысел о переходе во всеобщее наступление на всех направлениях – это, конечно, не идея Генерального штаба, не замысел Шапошникова, который докладывал. Это исключительно был замысел лично Сталина». Директиву о наступлении штабы фронтов получили 7 января 1942 года. А 10 января командующие фронтами и командармы получили Директивное письмо Ставки Верховного Главнокомандования. В нем военное положение оценивалось в духе выступления Сталина на заседании от 5 января 1942 года и давались практические указания фронтам – для действий ударными группами и организации стратегического наступления. Вот это было уже общее наступление: для развития контрударов Сталин вводил свои стратегические резервы 20-й, 10-й армий, 1-ю ударную армию, другие части усиления и всю авиацию. Не буду подробно описывать ход и итог общего наступления, приведу лишь мнение двух военных специалистов, прекрасно разбиравшихся в предмете. Маршал Василевский: «В ходе общего наступления зимой 1942 года советские войска истратили все с таким трудом созданные осенью и в начале зимы резервы. Поставленные задачи не удалось решить». Академик Самсонов: «...переход в общее наступление на всех основных стратегических направлениях без достаточного учета реальных возможностей фронтов провалился». Я так подробно остановился на проблеме разграничения контрударов и общего наступления, чтобы стало отчетливее видно, почему прежде всего сам Сталин, а за ним почти все наши военные историки и теоретики «объединяли» их в одно контрнаступление, начинающееся 5 декабря. Проще всего объяснить такие действия Сталина диктаторской инерцией мирного времени. В какой-то мере это, как говорится, имело место. Но попытаемся понять его намерения. Сталин не из тех, кто принимает решения, не взвесив все за и против. В данном случае он видит такую реальную картину: гитлеровская армия понесла большие потери в многочисленных, пусть даже победных операциях. В сражении за Москву она окончательно выдохлась, это подтверждается тем, что после контрударов Жукова наличными силами гитлеровские дивизии попятились назад. Есть все основания предположить, что под общим ударом всех фронтов, не позволяющих противнику маневрировать, покатится на Запад, а возможно и рухнет весь Восточный фронт немцев. Поэтому Сталин и замышлял общее наступление от Балтийского до Черного моря. Логика в таком суждении есть. Но дело в том, что логика в военном деле не идентична с логикой в философии, тут свои особенности, свои невидимые подводные камни. Напомним только об одном – о боевом духе, моральном состоянии войск. Соотношение сил может быть в пользу одной из сторон, и логика в таком случае подсказывает превосходство этой стороны. Однако низкое моральное состояние (тот самый подводный камень) приведет к поражению более сильную сторону. В контрнаступлении под Москвой боевой дух Советской Армии был на подъеме: после долгих неудач погнали, наконец, гитлеровцев назад. Сталин имел все основания опираться на этот фактор. Это, как говорится, то, что на поверхности, видимое всем, кто присутствовал на совещании Ставки, и понятное Генштабу, который оформлял решение Сталина на общее наступление. Но, как выяснилось совсем недавно (я эти документы увидел, только уже работая над этой книгой – в 1999 году), у Сталина были еще свои, никому не известные, далеко ведущие стратегические расчеты. Сталину казалось, что общее наступление советских войск деморализует германское руководство, которое увидит свои отступающие по всему фронту войска и пойдет на мирные предложения, которые выдвинет он, Сталин. Верховный Главнокомандующий не посоветовался по этому поводу со своими полководцами, и даже с членами Политбюро, поэтому никто из них не упоминает об этой попытке ни в устных воспоминаниях, ни в опубликованных мемуарах. Сложилась ситуация, похожая на ту, что наблюдалась во время заключения Брестского мира 1918 года, когда Ленин подписал кабальный договор ради спасения молодого Советского государства. Сталин видел – немцы уже под Москвой, потери Красной Армии огромны, резервов нет, формирование новых частей возможно только из новых призывников, но нет для них вооружения: оборонные заводы частично остались на оккупированных территориях, а большинство пребывает в стадии эвакуации; танки, самолеты, орудия, стрелковое вооружение выпускается в незначительном количестве предприятиями, которые раньше находились в глубине страны, а их очень немного. Для восстановления и организации производства эвакуированных заводов на новых местах в Сибири и Средней Азии необходимо время. Передышка нужна была во что бы то ни стало. Сталин приказал разведке найти выходы на гитлеровское командование и от его, Сталина, имени внести предложение о перемирии и даже больше (далеко идущие планы) – о коренном повороте в войне. Для осуществления этих тайных переговоров были реальные возможности: еще в 1938 году заключено соглашение о сотрудничестве между НКВД и гестапо. Существует подлинный документ, подтверждающий это.

Генеральное соглашение

Разведчики связались с немецкими «коллегами», встреча состоялась в Мценске 20 февраля 1942 года. Мценск в то время находился на оккупированной гитлеровцами территории. Видимо, идея об этих переговорах возникла у Сталина в самом начале контрнаступления, и поиски контактов наши разведчики начали немедленно. Как это происходило, мне неизвестно. Сталин лично написал «Предложения германскому командованию». Они отпечатаны в двух экземплярах, один остался у Сталина, другой предназначался тому, кто будет вести переговоры. Этот документ, по-видимому, не предполагалось вручать немцам, он представляет собой конспект, перечень вопросов, которым должен был руководствоваться советский представитель.

ПРЕДЛОЖЕНИЯ ГЕРМАНСКОМУ КОМАНДОВАНИЮ 1). С 5 мая 1942 года начиная с 6 часов по всей линии фронта прекратить военные действия. Объявить перемирие до 1 августа 1942 года до 18 часов. 2). Начиная с 1 августа 1942 года и до 22 декабря 1942 года германские войска должны отойти на рубежи, обозначенные на схеме № 1. Предлагается установить границу между Германией и СССР по протяженности, обозначенной на схеме № 1, 3). После передислокации армий вооруженные силы СССР к концу 1943 г. готовы будут начать военные действия с германскими вооруженными силами против Англии и США. 4), СССР готов будет рассмотреть условия об объявлении мира между нашими странами и обвинить в разжигании войны международное еврейство в лице Англии и США, в течение последующих 1943—1944 годов вести совместные боевые наступательные действия в целях переустройства мирового пространства (схема № 2).

То, что «Предложения» составлены Сталиным, подтверждает его подпись, а на то, что это только конспект, указывают короткие «сталинские» фразы, напечатанные не на государственном или партийном бланке, а на простом листе бумаги без указания непременных в официальных обращениях сведений о исполнителе и расчете рассылки копий. Обратите внимание на дату – идет общее наступление советских войск. Сталин говорит с гитлеровским командованием с позиции силы, даже угрожает уничтожением в случае несогласия! Но он переоценил возможность извлечь стратегические дивиденды из сложившейся, как ему показалось, благоприятной военной и политической ситуации. Немцы не были в состоянии растерянности. Их представитель группенфюрер СС Вольф вел себя не как бедный родственник в трудном положении (так представлялось Сталину из-за нашего общего наступления), а уверенно, и даже со свойственным немцам высокомерием. Переговоры продолжались в течение недели. В итоге, первый заместитель народного комиссара внутренних дел СССР представил Сталину следующий рапорт.

В дни контрнаступлений Сталин опирался на Жукова, Шапошникова, Василевского. Но, наряду с ними, искал и новые сильные личности. Так было с Еременко. Помните, что сказал Сталин, посылая Еременко спасать от окружения войска Юго-Западного фронта: «Вот человек, который в сложившейся обстановке нам нужен!» Но в Еременко Сталин явно ошибся. А вот в выборе начальника тыла Вооруженных Сил Андрея Васильевича Хрулева он, как говорится, попал в «десятку». В сложившейся на тот момент обстановке, при угасании наступления, наиболее целесообразным было закрепиться на достигнутых рубежах и перейти к жесткой обороне, изматывать противника и накапливать свои резервы. Тем более что к этому времени завершилась не только переброска, но и восстановление многих оборонных заводов из оккупированных районов в Сибирь и Среднюю Азию. Эти заводы начали выпускать вооружение, так необходимое для вновь формируемых частей. С работой тыла тесно связано имя генерала Хрулева – ближайшего соратника Сталина в этом сложном и очень ответственном деле. Выбор случился не вдруг. Сталин обычно долго присматривался к человеку, проверяя, главным образом, в деле, а затем приближал, брал в свою команду и наделял большим доверием. В ходе войны Сталин высмотрел, выдвинул и вырастил целую когорту замечательных полководцев: Жуков, Василевский, Конев, Рокоссовский, Черняховский, Баграмян и многие другие, – все они его личные выдвиженцы. Сталин их поддерживал, прощал ошибки, награждал за успехи, но постоянно держал в строгости. Среди таких выдвиженцев оказался и Хрулев. Андрей Васильевич так вспоминает этот поворотный в его службе день: «– Я стал просить Сталина – нельзя ли обойтись без меня. На его вопрос, почему я не хочу принять это предложение, ответил: „Поскольку Мехлис поставил своей задачей во что бы то ни стало меня уничтожить, он этим воспользуется и начнет травлю“. Сталин улыбнулся и сказал: – Ну вот, сильнее кошки зверя нет. – Для кого какой зверь, а для меня Мехлис – страшный зверь, – говорю ему. Он тогда стал расспрашивать, почему у меня такое убеждение, что Мехлис обязательно расправится со мной. Я ответил буквально следующее: – Когда в прошлом году Вы рассматривали вопрос обо мне на Политбюро, Мехлис метал громы и молнии, силясь всех убедить, будто я замешан в вое н но -фашистском заговоре. Вы предложили мне все рассказать о моей деятельности на этот счет. Но так как мне нечего было рассказывать, убедились, что я человек честный, и сказали Мехлису и Ежову, чтобы они отстали от меня. После этого, когда я перед отъездом пришел к Мехлису, он мне заявил: „Скажите спасибо Ворошилову. Он Вас тяжестью своей придавил и не дал мне поступить так, как следовало бы поступить, но я заявляю Вам, что постараюсь сделать все возможное, чтобы мое стремление (т. е. Мехлиса) оправдалось“. Тогда Сталин на все мои сомнения и возражения заявил: – Ну хорошо, а если я вместе с вами поведу борьбу против Мехлиса, то как вы думаете – мы справимся? Я откровенно ему сказал: – Как будто бы по логике вещей должны бы справиться, но Вы имейте в виду, что Мехлис такой человек, что он может черт знает что наделать и из любого положения способен выкрутиться. Сталин усмехнулся: – Он нас с вами вместе может разгромить? – Вас-то не разгромит, а меня вот разгромит. Но решение все-таки состоялось. Я был назначен начальником снабжения Красной Армии...» Талантливый организатор-интендант, Хрулев всю войну прекрасно справлялся со своей невероятно сложной должностью по обеспечению армии всем необходимым. Андрей Васильевич – образованный, интеллигентный человек, его наблюдения за работой Сталина нам очень пригодятся. Вот его рассказ: "– А что такое Ставка? Это Сталин (и ни одного человека в его секретариате), Генеральный штаб (он вызывал

За первые шесть месяцев войны обессилели обе армии: германская – в наступлении от границы до Москвы, наша – в оборонительных сражениях на том же пространстве. 22 июня 1941 года фельдмаршал фон Бок ступил на пашу землю во главе могучей группы армий «Центр» – в ней была пятьдесят одна дивизия, среди них – девять танковых и шесть механизированных! А 3 декабря, разглядывая Москву в стереотрубу, фельдмаршал умолял фюрера добавить хотя бы несколько боеспособных батальонов... Советские войска, тоже из последних сил, на одном энтузиазме, выдержали натиск врага. Верховный Главнокомандующий Сталин, сомневавшийся – удержим ли Москву? – под впечатлением успешных контрударов воспрянул духом, да так, что замахнулся на генеральное наступление от Ладожского озера до Черного моря! Зимнее наступление, однако, не принесло существенных результатов, не получилось договориться и о перемирии, на которое надеялся Сталин. Но зато удалось нейтрализовать Японию и избавиться от второго фронта на востоке. К апрелю 1942 года активные боевые действия на всех фронтах прекратились. Какой общий стратегический замысел действий наших войск сложился у Сталина после неудачного общего наступления? Сталин убедился, что мы пока еще не имеем достаточно сил и средств, чтобы развернуть крупные наступательные операции. На ближайшее время он считал нужным ограничиться активной стратегической обороной. Одновременно он полагал необходимым провести ряд наступательных операций в Крыму, в районе Харькова, на Льговско-Курском и Смоленском направлениях, а также в районах Ленинграда и Демянска... Можно согласиться с оперативно-стратегическими прогнозами Верховного, но в отношении количества намечаемых фронтовых наступательных операций наших войск возникает сомнение: они поглотят без особой пользы наши резервы, и этим осложнится подготовка к последующему генеральному наступлению советских войск в летней кампании. Обратите внимание: все еще надеялся Верховный, окрыленный успехом под Москвой, опрокинуть немцев на каком-либо из направлений и развить частный успех в большое наступление. * * * Давайте коротко вспомним, чем завершились эти четыре частные операции, намеченные Сталиным. О боях в Крыму очень подробно написано в моей книге «Полководец». Крымская операция началась успешно – высадкой десанта в Керчи, Феодосии, а затем в Евпатории и Судаке. За короткое время был создан Крымский фронт в составе трех армий – 44-й, 51-й и 47-й. Это, несомненно, порадовало Сталина. В Крыму нашим войскам противостояли 42-й корпус под командованием графа Шпонека и 11-я армия Манштейна – все внимание последнего было уделено штурму Севастополя. За то, что 42-й корпус допустил высадку десанта в Крыму, Гитлер отдал Шпонека под суд, который приговорил его к смертной казни (правда, потом ее отменили). От Ман-штейна фюрер категорически потребовал навести порядок в Крыму. В таких критических обстоятельствах Манштейн проявил себя как опытный военачальник. Он правильно, объективно оценил обстановку: «В первые дни января 1942 года для войск противника, высадившихся у Феодосии и подходящих со стороны Керчи, фактически был открыт путь к жизненной артерии 11-й армии, железной дороге Джанкой – Симферополь... Если бы противник использовал выгоду создавшегося положения и быстро стал бы преследовать 46-ю пд от Керчи, а также ударил решительно вслед отходившим от Феодосии румынам, то создалась бы обстановка безнадежная не только для этого вновь возникшего участка Восточного фронта, решалась бы судьба всей 11-й армии... Но противник не сумел использовать благоприятный момент. Либо командование противника не поняло своих преимуществ в этой обстановке, либо оно не решилось немедленно их использовать» . Итак, инициативой овладел Манштейн. Он сначала сумел создать фронт, остановить наши части, а затем, видя бездеятельность противостоящих командующих, показал свой характер и добился немалых успехов. Вот как оценивает Манштейн обстановку, в которой все это произошло: "На Керченском фронте противник по-прежнему держал свои 44-ю и 51-ю армии. Их общий состав равнялся к концу апреля семнадцати стрелковым бригадам, двум кавалерийским дивизиям и четырем танковым бригадам, то есть в целом 26 крупным соединениям. Этим силам командование 11-й армии могло противопоставить не более пяти немецких пехотных дивизий и одну танковую дивизию... Так как румынские соединения (до трех дивизий. –

Сталин не выпустил из виду бои на Дону и приближение гитлеровских войск к Северному Кавказу. Но он не придавал этому направлению того значения, какое оно приобретало в связи с планами Гитлера. Бои на Южном фронте, которые шли и могли развернуться в перспективе – летом 1942 года, оценивались Сталиным как бои на всех других, неглавных направлениях. Направлением вероятного главного удара гитлеровской армии Сталин считал удар на Москву. Генштаб проглядел опасность, нависшую над Кавказом и бакинской нефтью, и за многие беды, которые последовали за этим недоглядом, он несет полную ответственность. Вот еще одна реальная возможность для любителей критиковать Сталина. Не надо выискивать несуществующие его провинности. Просчет, недооценка сил и возможностей противника, ошибка в определении его главных усилий летом 1942 года – вина не только Генштаба, но и Сталина как Верховного Главнокомандующего. Это едва не привело к сокрушительной катастрофе (если бы немцы захватили нефтяные источники на Кавказе). Уж в чем виноват, в том виноват! Сталин позднее сам понял этот свой промах. Каждому человеку свойственно нежелание говорить о своих грехах, и Сталин не любил вспоминать о тяжелых боях на Кавказе и о том, кто виноват, а кто и как спас тогда нашу страну. Тут, наверное, мне уже пора подкрепить сказанное надежными документами, а не ограничиваться только рассуждениями. Маршал А. А. Гречко пишет: «Ставка при определении замысла врага на лето 1942 года считала, что основные события летом развернутся вокруг Москвы, что именно на этом направлении противник будет наносить главный удар». Допустим, в те дни Гречко не знал общей обстановки, он не был еще маршалом, командовал армией, хотя следует заметить, что писал он свои воспоминания уже будучи маршалом и министром обороны и, конечно же, располагал документами в полном объеме. Но все же – допустим... Тогда я приведу свидетельство человека, который почти ежедневно встречался со Сталиным, – генерала М. Штеменко: «Должен сказать, что советское стратегическое руководство во главе с И. В. Сталиным было убеждено, что рано или поздно враг снова обрушит удар на Москву. Это убеждение Верховного Главнокомандующего основывалось не только на опасности, угрожавшей с ржевского выступа. Поступили данные из-за рубежа о том, что гитлеровское командование пока не отказалось от своего замысла захватить нашу столицу. И. В. Сталин допускал различные варианты действий противника, но полагал, что во всех случаях целью операции вермахта и общим направлением его наступления будет Москва. Другие члены Ставки, Генеральный штаб и большинство командующих фронтами разделяли это мнение. Исходя из этого, считалось, что судьба летней кампании 1942 года, от которой зависел последующий ход войны, будет решаться под Москвой. Следовательно, центральное – Московское – направление станет главным, а другие стратегические направления будут на этом этапе войны играть второстепенную роль. Как выяснилось впоследствии, прогноз Ставки и Генштаба был ошибочным». Если бы просчет ограничивался просто спорами и дискуссиями на эту тему, то беда была бы невелика. Но просчет этот вел к такому распределению советских Вооруженных Сил, которое не соответствовало создавшейся обстановке. Маршал А. Гречко прямо подтвердил эту беду: «Однако, несмотря на эта и другие доклады наших разведывательных органов, что центр тяжести весеннего наступления противника будет на юге, на этот участок фронта достаточных резервов направлено не было». Фронты Западного направления находились в непосредственной близости от Москвы, они защищали подступы к столице. Их силы составляли около половины всей нашей армии. А на Кавказе было 5 – 6 процентов всех наших дивизий, а танков – этой решающей ударной силы в современной войне – всего 3 процента! Попробуем понять, что же заставило Сталина держать большие силы под Москвой. Мне кажется, это объясняется, кроме стратегических, еще и чисто психологическими причинами. В Ставке все испытывали колоссальное потрясение после того, как враг за короткое время прошел почти половину европейской части страны и ринулся на Москву! И мне думается, весной 1942 года, когда бои еще гремели недалеко от столицы, Сталин опасался отпускать войска из-под Москвы, отдавать резервы на юг, в ожидании того, что враг, находясь так близко, вновь попытается овладеть столицей. А что касается разведывательных данных об опасности на юге, то не раз приходилось убеждаться в их неточности, преувеличенности, а порой и ложности. Не дезинформация ли это со стороны противника, рассчитанная на то, чтобы оттянуть советские войска от Москвы на юг? Но юг далеко, а лязг гитлеровских танков слышен вот здесь, под Москвой! В общем, как бы там ни было, а в 1942 году врагу удалось осуществить подготовку и нанести удар гигантской силы по Кавказу. Просчет, о котором шла речь, обернулся для войск, оборонявших подступы к Кавказу, огромными трудностями и людскими потерями. Гитлер был абсолютно уверен в успехе нового наступления и не собирался ни с кем делить лавры предвкушаемой победы, поэтому, как уже говорилось, находился в Виннице, в специально построенной для него ставке, поближе к театру военных действий. Кстати, ставку эту несколько месяцев строили немецкие военные инженеры под видом санатория для офицеров. Вся зона строительства была оцеплена охраной и колючей проволокой. Несколько тысяч военнопленных, работавших там, и даже некоторые немцы – мастера-отделочники – догадывались, что строится здесь не то, о чем говорят официально, но чтобы эти их догадки не были разглашены, участвовавших в строительстве после его завершения эсэсовцы уничтожили. Как уже было сказано, для обеспечения главной задачи – захвата Кавказа и прикрытия левого фланга группы армий "А" – был нанесен удар в направлении Волги и города Сталинграда. 12 июля фашистские войска вступили на территорию Сталинградской области. Продвижение гитлеровских частей шло успешно, и поэтому в директиве Гитлера № 44 от 21 июля 1942 года сказано: «Неожиданно быстро и благоприятно развивающиеся операции... дают основания надеяться на то, что в скором времени удастся отрезать Советский Союз от Кавказа и, следовательно, от основных источников нефти и серьезно нарушить подвоз английских и американских военных материалов. Этим, а также потерей всей донецкой промышленности Советскому Союзу наносится удар, который будет иметь далеко идущие последствия». Гитлер настолько был уверен в успехе своих войск в районе Волги и Сталинграда, что отобрал у группы армий "Б" 4-ю танковую армию и включил ее в группу армий "А", чтобы она тоже наносила удар в направлении Грозного и Баку. 17 июля советские войска на Сталинградском направлении получили директиву: «Ставка Верховного Главнокомандовании приказывает под вашу личную ответственность немедленно организовать сильные передовые отряды и выслать их на рубеж р. Цимла от Чернышевская и до ее устья, особенно прочно занять Цимлянская, войдя в связь здесь с войсками Северо-Кавказского фронта». В этот же день авангарды дивизии 6-й немецкой армии в излучине Дона, на рубеже рек Чир и Цимла, столкнулись с передовыми отрядами 62-й и 64-й армий Сталинградского фронта, высланными согласно этой директиве. Именно эта дата считается началом великой Сталинградской битвы, а первым ее боем – встреча этих передовых отрядов с 6-й армией Паулюса. Шесть дней вели упорные бои эти передовые отряды, заставив развернуться главные силы 6-й немецкой армии. Противник почувствовал, что встретил здесь какие-то новые части и что надежды на легкое наступление на Сталинградском направлении несколько преждевременны. Уже 23 июля в очередной директиве Гитлер совсем по-иному оценивает силы советских частей. «Только небольшим силам армии Тимошенко удалось избежать окружения и достичь южного берега р. Дон. Следует считаться с тем, что они будут усилены за счет войск, находящихся на Кавказе. Происходит сосредоточение еще одной группировки противника в районе Сталинграда, который он, по-видимому, собирается оборонять». Гитлер силами группы армий "Б" планировал рассечь территорию до Волги и изолировать Кавказское направление от Москвы и вообще от всей североевропейской части нашей страны. Получая такое надежное и реальное обеспечение слева, группа армий "А", казалось бы, могла продолжать наступление на Кавказ. Однако группировка советских войск, находившаяся под Сталинградом, существовала и нависала над флангом немецких войск, рвущихся к Баку; без разрешения этой важной стратегической проблемы по устранению угрозы с севера не могла быть обеспечена устойчивость всего кавказского направления. Гитлер теперь понимал, и если не сам дошел до этого, то ему, видимо, убедительно доказали его военные сподвижники, что от исхода сражения под Сталинградом зависит осуществление всех его планов на юге, намеченных на летнюю кампанию, и прежде всего захват Кавказа. Исходя из этого, Гитлер посылал в бои под Сталинградом все новые и новые соединения. Совсем недавно он надеялся, что 6-я армия Паулюса легко выполнит задачу самостоятельно, а через две недели вынужден был перебросить с Кавказского направления на Сталинградское 4-ю танковую армию, без одного корпуса. Гитлеру очень хотелось захватить Сталинград еще до начала наступления на Северном Кавказе, но этого не произошло. 22 июля 6-я немецкая армия вышла к переднему краю главной полосы обороны Сталинградского фронта, которая находилась в двенадцати километрах от города. Но Гитлеру не терпелось поскорее осуществить свои планы. К тому же сил у него было достаточно, и он знал, какие советские армии противостоят ему на Кавказе – измотанные в боях, не имеющие снабжения из центральной части страны. Гитлер спешил, и поэтому 25 июля все же был нанесен удар по Кавказу группой армий "А". В первые дни фашистское наступление шло так стремительно, что уже 27 июля начальник оперативного отдела генерального штаба сухопутных войск генерал Хойзингер передал начальнику штаба группы армий "А" генералу Грайфенбергу следующее: «Из предмостного укрепления Ростов не нажимать слишком сильно на юг, чтобы не принудить противника к отступлению, прежде чем он будет окружен продвигающимся вперед левым флангом группы армий». Наступление на Кавказе развивалось настолько успешно, что именно в эти дни Гитлер, как уже говорилось, разрешил перебросить 4-ю танковую армию на Сталинградское направление, где все еще не удалось захватить город. Можно сказать, с передачей 4-й танковой армии под Сталинград случилось то, что на неофициальном, ненаучном языке называется удар не кулаком, а растопыренными пальцами. Ну и лично Гитлера это решение характеризует как непоследовательного стратега: приняв решение, поставив большие задачи, сосредоточив для их осуществления необходимые силы, фюрер уже на первом этапе стал их распылять; вот поэтому и называется такой удар ударом растопыренными пальцами, и в самом этом выражении таится невысокое мнение о том, кто наносит такие удары. Однако все это станет очевидным несколько позднее, а пока генерал-фельдмаршал Лист попрощался с 4-й танковой армией и продолжал развивать наступление на Кавказ. 17-я армия устремилась к Краснодару и 9 августа овладела им. 1-я танковая армия рвалась через Армавир на Майкоп и дальше на Туапсе, чтобы окружить ту самую группировку, которую Хойзингер не советовал «выжимать» из района предстоящего окружения. 7 августа части 1-й танковой армии захватили Армавир, а 10 августа Майкоп. Гитлер и многие его сподвижники были в радостном возбуждении. Майкоп – это уже первая нефть, к которой они так стремились. Начальник генерального штаба итальянской армии маршал Кавальеро в своем дневнике в эти дни записал: «За армиями Листа следуют 10 тысяч специалистов и квалифицированных рабочих, которые должны после взятия Майкопа восстановить нефтяные скважины. Согласно подсчетам, для того, чтобы снова пустить их в эксплуатацию, потребуется от 4 до 5 месяцев». Окрыленный успехами на юге, Гитлер ожидал включения в войну новых союзников – Турции и Японии, которые обещали ему свое активное содействие именно с этих рубежей. В дополнение к продвигавшимся на Грознснско-Махачкалинском направлении танковым и мотопехотным войскам Гитлер специально выделил одно из лучших соединений – свежую дивизию, как он сам сказал, «для продвижения на Баку». Гитлер лично заботился об этой дивизии и дал указание как можно скорее обеспечить ее горючим, чтобы она дошла с этой заправкой до Баку. Победа казалась Гитлеру совсем близкой. По всей Германии были развешаны праздничные флаги. По радио не умолкали марши и речи. Повод для торжества был эффектный и выразительный: на Эльбрусе водружены флаги со свастикой! Берлинские газеты кричали: «Покоренный Эльбрус венчает конец павшего Кавказа!» В иллюстрированных журналах, кинохронике – всюду изображение капитана Грота и его горных стрелков. Гитлер наградил Грота за Эльбрус высшей наградой – Рыцарским крестом, а его солдат Железными крестами. Радио Берлина прославляло «национальных героев». Эти передачи слышали и в Москве, и они, конечно, вызывали гнев у Сталина, а следствием этого гнева было... Тут я лучше передам слово маршалу А. А. Гречко: «Значительно усложнилась работа управления фронта и штаба 46-й армии по усилению обороны Главного Кавказского хребта в связи с приездом в Сухуми 23 августа в качестве члена Государственного Комитета Обороны Берии. Вместо конкретной помощи, в которой нуждались командование и штаб 46-й армии, Берия заменил целый ряд ответственных работников армейского и фронтового аппарата, в том числе и командующего армией генерал-майора В. Ф. Сергацкова. Однако не грубое администрирование, а кропотливая организаторская работа штабов фронта и армии позволила новому командующему 46-й армией генерал-майору К. Н. Лесели-дзе взять в руки рычаги управления войсками и направить их действия на уничтожение просочившихся через перевалы вражеских войск». В составе группы армий "А" наступали специальные войска, сведенные в 49-й горнострелковый корпус под командованием специалиста войны в горах генерала горных войск Р. Конрада. Как впоследствии стало известно, в боях за перевалы Главного Кавказского хребта в дивизии «Эдельвейс» участвовали многие офицеры, которые в 30-х годах посещали Кавказ в качестве туристов, поднимались на его вершины и высокогорные перевалы, бродили по глубоким ущельям. И теперь, идя на штурм Главного Кавказского хребта, они свободно ориентировались в этих местах... Через много лет после этих событий, в 1978 году, я встретился с генералом армии И. В. Тюленевым в Центральном Красногорском военном госпитале: наши палаты были рядом. Иван Владимирович был тяжело болен, но в минуты, когда болезнь его отпускала, он, отдыхая, любил поговорить, вспомнить былое и с горечью, очень самокритично говорил о неудачах командования в руководстве боями за перевалы. Я не помню точно его слов и, поскольку они касаются такого серьезного дела, как критика, лучше приведу написанное по этому поводу самим Тюленевым: «Анализируя сейчас причины захвата врагом этих важных перевалов, следует сказать, что в этом была немалая доля вины командования и штаба Закавказского фронта, опрометчиво решивших, что перевалы сами по себе недоступны для противника. Некоторые из нас считали главной задачей войск фронта оборону Черноморского побережья, где были развернуты основные силы 46-й армии. А она, в свою очередь, неправильно организовала оборону перевалов и попросту „проспала“ их. Врага нужно было встретить на склонах гор, а не ждать, пока он поднимется». В общем, план операции «Эдельвейс» близился к завершению; более двух третей территории, намеченной к захвату этим планом, было взято: почти весь Северный Кавказ, кубанские просторы и Сальские степи, майкопский нефтеносный район, перевалы через Главный Кавказский хребет, Эльбрус, увенчанный флагами со свастикой. На пути к Баку остался один, последний рубеж, на реке Терек, с последними силами Красной Армии здесь, на Кавказе, – тремя армиями, одной из которых командовал генерал-майор И. Е. Петров. 31 августа Гитлер дал указание генерал-фельдмаршалу Листу: «Главная задача 1-й танковой армии – уничтожение противника в излучине Терека... Всеми имеющимися силами, и прежде всего подвижными, продолжать наступление на Грозный, чтобы наложить руку на район нефтепромыслов». 2 сентября 1-я танковая армия гитлеровцев приступила к осуществлению приказа, пехота с танками стала форсировать Терек. Петров не просто отбивался, заняв оборонительные позиции на противоположном берегу Терека. Воспользовавшись переправой, он перебросил по ней часть войск и ударил во фланг противнику. Это, конечно же, внесло замешательство в ряды врага. С другого фланга таким же маневром контратаковали гвардейцы 11-го корпуса. Переправа крупных сил врага была сорвана. Таким образом, приказ Гитлера об уничтожении армий в излучине Терека не был выполнен. Более того, наши контрудары стали причиной провала немецкого наступления. Такой неожиданный исход сражения, естественно, не мог остаться без последствий. Группа армий "А" не достигла поставленной цели. Надо было искать виновника провала операции «Эдельвейс». Разумеется, Гитлер ни в коем случае не мог признать таковым себя. 10 сентября 1942 года генерал-фельдмаршал Лист был снят с поста командующего группой армий "А". Это ли не официальное признание провала операции «Эдельвейс» и замыслов Гитлера, связанных с ней? Пусть он считает виновным Листа, но операция «Эдельвейс» все же сорвалась. Советские части выстояли! Желая проявить твердость в создавшейся сложной обстановке, Гитлер решил взять командование группой армий "А" на себя. Но он не выехал в Сталине, где находился штаб группы, а руководил ею из своей ставки в Виннице. В течение месяца он пытался добиться перелома, но не смог этого сделать и назначил командующим этой группой армий Клейста. 25 сентября 1942 года генерал-полковник Клсйст, желая отблагодарить Гитлера и поднять его настроение, заявил, что он все же выпьет бокал за здоровье фюрера в Баку. Клейст был достаточно опытным командующим, он слов на ветер не бросал и свое заявление подкрепил соответствующими действиями. Он нацелил главный удар на так называемые Эльхотовские ворота – долину между горными хребтами, которая выводит к Грозному и Орджоникидзе. Чтобы не оказаться в глазах фюрера просто хвастуном и наверняка выполнить обещание, Клейст сосредоточил на этом узком участке около 300 танков. Клейст всегда был сторонником мощного танкового удара, и надо сказать, что до терского рубежа эта тактика приносила успех. Желая поддержать своего любимца, Гитлер разрешил снять с Туапсинского направления и передать Клейсту одну из лучших моторизованных дивизий СС – "Викинге. Итак, Клейст рванулся в Эльхотовские ворота. Авиация противника буквально перепахала всю долину, а затем артиллерия выжгла в ней огнем все живое. На таком узком участке, в этом коридоре между горами, казалось, каждый снаряд, каждая бомба ложились в цель. И когда дымящаяся после такой обработки долина превратилась, по представлению Клейста, в мертвый свободный коридор, он запустил туда лавину танков с десантом автоматчиков. Долина была настолько узка для созданной группировки, что танки шли длинной тесной колонной. Дрожала земля от тяжелого бега стальных громадин, гудели горы, возвращая эхом рычание множества моторов. Дым, чад, пыль заволокли все вокруг. Казалось, ничто и никто не сможет остановить этот гигантский таран! Но поднялись из перевернутой земли оставшиеся в живых люди. Простые, обыкновенные, не железные – смертные. Они отряхнули с себя землю, которой их засыпало при бомбежке и артобстреле, привели в порядок оружие, поправили, насколько успели, окопы и встретили несущуюся лавину танков. И свершили невероятное. Они оказались сильнее этой железной армады! Возможно ли это? Не выдумка ли это историков более позднего времени? Мне нет необходимости ничего придумывать. Я не пишу красивых батальных сцен о героях. Я рассказываю о том, что было на самом деле, без прикрас. Суровую правду. Конечно же, люди, будь они просто людьми, не выдержали бы натиска такой танковой лавины и шквала огня. Но здесь стояли насмерть не просто люди, а воины! Бойцы, обученные зарываться в землю, знают, как себя вести под таким адским огнем, они обладают душевной прочностью, чтобы не испугаться, не утратить боевого духа. Целый день длилась эта гигантская схватка людей и танков. Гитлеровцы продвинулись на несколько километров, но прорваться к Орджоникидзе и Грозному так и не смогли. К вечеру долина была заполнена чадящими, догорающими танками и трупами. Клейст смотрел на все это и не верил своим глазам. Никогда нигде еще не видел он такого боя, таких страшных потерь и таких мизерных результатов. Но бокал шампанского за здоровье фюрера надо выпить – обещание взять Баку дано... Нет, не рыцарское благородство терзало в эти минуты Клейста. Мороз ходил по коже от того, что теперь с ним будет. Не видя другого выхода, надеясь, что силы у советских частей не бесконечны, Клейст еще несколько дней гнал и гнал вперед свои дивизии. Он шел ва-банк, терять ему было уже нечего. Но к началу октября группа армий "А" окончательно утратила наступательные возможности. Резервов на этом направлении не осталось, другие части были связаны боями под Сталинградом. Наступление на Грозный и Баку прекратилось. Наши боевые соратники – генералы, командиры дивизий, частей и подразделений, сержанты и рядовые бойцы всех родов войск – выполнили поставленную задачу: не пропустили гитлеровцев к нефтеносным районам. Они отвели огромную опасность, нависшую над нашей Родиной. * * * Как свидетельствуют документы, летом 1942 года союзники (даже после нашей победы под Москвой!) еще не были уверены в том, что мы выстоим. Стало известно также, что союзники вели двойную политику по отношению к нашей стране. Приведу очень короткое тому подтверждение. Америка и Англия в этот очень критический момент в войне думали о своих корыстных целях. Президент Рузвельт, посылая в Москву своего представителя Уилки, откровенно сказал: – Может случиться так, что вы попадете в Каир как раз в момент его падения, а в России вы тоже можете оказаться в момент ее крушения. Рузвельт имел в виду взятие Каира войсками Роммеля, а в Советской стране – возможный выход гитлеровских войск к Баку. В августе 1942 года, в период напряженнейших боев в предгорьях Кавказа, в Москву прилетел Черчилль. Он так пишет об этих днях в своих воспоминаниях: "Я размышлял о моей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь? Генерал Уэйвелл, у которого были литературные способности, суммировал все это в стихотворении, которое он показал мне накануне вечером. В нем было несколько четверостиший, и последняя строка каждого из них звучала: «Не будет второго фронта в 1942 году. Это – все равно, что везти большой кусок льда на Северный полюс». Как же оскорбительно да и просто издевательски выглядят стишки Уэйвелла, о которых пишет в своем дневнике Черчилль! А он ведь – не какой-нибудь простой шутник, он – генерал, отлично понимавший и ситуацию в мире, и положение Советского Союза, по поводу которого он так зло шутит. Союзники не выполнили обещаний, закрепленных в соответствующих договорах, которые они подписали. Именно в те августовские дни, когда бои начинались на последнем рубеже на пути к Баку – на реке Терек, – в Москве шли переговоры, во время которых союзники прямо заявили, что второй фронт в 1942 году открыт не будет. А 30 сентября 1942 года, в самые напряженные дни боев на Кавказе, Черчилль писал Сталину о своем желании будто бы оказать Советскому Союзу помощь. На самом же деле заботили его совершенно иные и далеко идущие планы. В этом строго секретном личном послании, в частности, информация: «Немцы уже назначили адмирала, которому будут поручены военно-морские операции на Каспийском море. Они избрали Махачкалу в качестве своей главной военно-морской базы. Около 20 судов, включая итальянские подводные лодки, итальянские торпедные катера и тральщики, должны быть доставлены по железной дороге из Мариуполя на Каспий, как только будет открыта линии. Ввиду замерзания Азовского моря, подводные лодки будут погружены до окончания строительства железнодорожной линии». Вот так, стремясь напугать Сталина, уверить его, что основные вопросы войны в этом районе будут решены с достижением Каспийского моря гитлеровцами, Черчилль продолжает: «Мне кажется, что тем большее значение приобретает план, о котором я говорил Вам, усиления нами с американской помощью Ваших военно-воздушных сил на каспийском и кавказском театрах двадцатью британскими и американскими эскадрильями». Так англичане лелеяли давнюю мечту – под шум идущей войны прибрать к рукам кавказские источники нефти. Желание оккупировать Кавказ совсем не оставалось только мечтой – был разработан специальный план под кодовым названием «Вельвет». Согласно этому плану, 10-я английская армия предназначалась для вторжения на Кавказ. Не буду подробно описывать дальнейшие боевые действия, приведу только один документ, который подводит итог наступлению гитлеровцев на Баку. В этом документе отражено полководческое мастерство Сталина: он видит огромный театр военных действий, называет рубежи, города, номера соединений, фамилии генералов, ставит войскам задачи, включая их в определенный, им задуманный маневр. И все это без кем-то составленного проекта, диктует сам, о чем свидетельствуют эмоциональность речи, типично сталинские фразы. Диктовал Сталин эти указания 4 января 1943 года командующему Закавказским фронтом генералу армии Тюленеву; «Первое. Противник отходит с Северного Кавказа, сжигая склады и взрывая дороги. Северная группа Масленникова превращается в резервную группу, имеющую задачу легкого преследования противника. Нам невыгодно выталкивать противника с Северного Кавказа. Нам выгоднее задержать его с тем, чтобы ударом со стороны Черноморской группы осуществить его окружение. В силу этого центр тяжести операций Закавказского фронта перемешается в район Черноморской группы, чего не понимают ни Масленников, ни Петров. Второе. Немедленно погрузите 3-й стрелковый корпус из района Северной группы и ускоренным темпом двигайте в район Черноморской группы. Масленников может пустить в дело 58-го армию, которая у него в резерве и которая в обстановке нашего успешного наступления могла бы принести большую пользу. Первая задача Черноморской группы – выйти на Тихорецкую и помешать таким образом противнику вывезти свою технику на запад. В этом деле Вам будет помогать 51-я армия и, возможно, 28-я армия. Вторая и главная задача Ваша состоит в том, чтобы выделить мощную колонну войск из состава Черноморской группы, занять Ботайск и Азов, влезть в Ростов с востока и закупорить таким образом северокавказскую группу противника с целью взять ее в плен или уничтожить. В этом деле Вам будет помогать левый фланг Южного фронта – Еременко, который имеет задачей выйти севернее Ростова. Третье. Прикажите Петрову, чтобы он начал свое наступление в срок, не оттягивая этого дела ни на час, не дожидаясь подхода резервов. Петров все время оборонялся, и у него нет большого опыта по наступлению. Растолкуйте ему, что он должен дорожить каждым днем, каждым часом. Четвертое. Немедленно выезжайте в район Черноморской группы и обеспечьте выполнение настоящей директивы». Так под руководством Сталина была ликвидирована катастрофа, которая могла произойти с захватом бакинской нефти Гитлером, Другие нефтеносные районы в Сибири, Средней Азии были только разведаны и не введены в промышленную эксплуатацию. Без бакинской нефти (без горючего) наши танки, самолеты, автомобили превратились бы в мертвый металлический хлам как пустые консервные банки. В нашей военной литературе много (и справедливо!) пишут о судьбоносном значении великих битв под Москвой, Сталинградом, на Курской дуге, но, на мой взгляд, несправедливо не включена в этот почетный перечень битва за Кавказ. В этой битве стратегическая победа решала исход всей войны, судьбу Отечества. И Сталин в этой победе играл решающую роль, как и во всех вышеназванных грандиозных битвах. Мне хочется (и кажется,, к месту) напомнить, как Хрущев пытался втиснуть в историю свои лживые слова, произнесенные на XX съезде КППС: «Сталин руководил войной по глобусу. Да, товарищи, возьмет глобус и показывает на нем линии фронта». Каким же надо быть бессовестным, беспринципным человеком, чтобы заявить такую чушь делегатам съезда, которые представляли всю партию, весь советский народ!

В боевых действиях на подступах к Сталинграду Сталин особенно отмечал активность и даже наглость танковых частей гитлеровцев: и здесь и в прежних боях они решительно пробивались вперед и вели за собой пехоту. Сравнивая их действия с тактикой своих танкистов, Верховный приходил к выводу, что они не используют свои возможности, а командиры общевойсковых соединений не используют опыт противника, не научились действовать так же напористо. Сталин не раз возвращался к подобным размышлениям и наконец пришел к решению – коренным образом изменить тактику танковых войск, для чего принял меры по переподготовке командного состава, да и самих танковых подразделений. 3 сентября 1942 года, в разгар боев на подступах к Сталинграду, Верховный дал указания заместителю начальника Главного автобронетанкового управления генералу Н. И. Бирюкову: создать для обучения и тренировки танкистов два лагеря – один в районе Саратова, второй – в районе Костерово и Ногинска. Установить строгий там режим и порядок, учить современной танковой тактике. В июле Сталин дал указание сформировать сорок танковых бригад и распорядился о распределении двадцати пяти уже сформированных. Две горьковские, две московские и восемь саратовских бригад подтянуть к Москве (все еще опасался удара на столицу), создать под Москвой учебный лагерь и слаживать эти бригады. Восемь бригад оставить в Саратове, доукомплектовать и учить их. В бригаде иметь 45 танков, из них 5—7 КВ. Считать эти бригады его резервом. На сентябрь месяц программа – сформировать еще 27 танковых бригад. Сталин знал, что к середине года танковые заводы дадут до четырех тысяч машин нового образца и более двух тысяч старого. О том, что Сталин уделял очень много внимания танковым войскам и к каким он приходил выводам, свидетельствует его беседа с генералом Катуковым, в те дни одним из самых опытных и умелых танковых командиров. Сталин пригласил его 17 сентября на свою дачу в Кунцево, чтобы в спокойной обстановке разобраться и прийти к кардинальным решениям по поводу использования танковых войск. Генерал Катуков так рассказывает об этой встрече в своих мемуарах «На острие главного удара»: «Возможно, нынешнему читателю не понятно это волнение. Но тогда для нас, фронтовиков, имя Сталина было окружено безграничным уважением. С этим именем связывалось все самое священное – Родина, вера в победу, вера в мудрость и стойкость нашего народа, в партию. Поскребышев ввел меня в комнату, то ли приемную, то ли столовую, и на минуту-другую оставил одного. Я было приготовился доложить Верховному по всей форме, по-военному, но неожиданно открылась боковая дверь, и я услышал голос Сталина: – Здравствуйте, товарищ Катуков! Заходите ко мне. Я только и успел сказать: – Здравствуйте, товарищ Сталин. – А подготовленный в мыслях доклад из головы вылетел. Вслед за Сталиным я прошел в его кабинет. Пожав мне руку, Верховный предложил: – Садитесь и курите. На меня не смотрите, я сидеть не люблю. Тут же достал из кармана коробку папирос „Герцеговина Флор“. Вынул из нес две штуки, отломил от них табак и, высыпав его в трубку, закурил. – Что же не закуриваете? – спросил он меня, прохаживаясь по комнате. То ли от волнения, то ли еще почему, но курить не хотелось. А Сталин, выпустив облако дыма, продолжал: – Курить не хотите, тогда рассказывайте по порядку, как у вас, у вашего корпуса дела на фронте? Как воюет мотопехота и как наши танки? Как можно короче я рассказал о последних боевых событиях на Брянском фронте, о действиях наших танкистов и пехотинцев. А Сталин, вышагивая по кабинету, задает мне еще вопрос: – Как считаете, хороши наши танки или нет? Говорите прямо, без обиняков. Отвечаю, что танки Т-34 полностью оправдали себя в боях и что мы возлагаем на них большие надежды. А вот тяжелые танки KB и боевые машины Т-60 и Т-70 в войсках не любят. Сталин на минуту остановился, вопросительно изогнув бровь: – По какой причине? – KB, товарищ Сталин, очень тяжелы, неповоротливы, а значит, и неманевренны. Препятствия они преодолевают с трудом. А вот тридцатьчетверке все нипочем. К тому же KB ломают мосты и вообще приносят много лишних хлопот. А на вооружении у KB такая же семидесятишести-миллимстровая пушка, что и на тридцатьчетверке. Так, спрашивается, какие боевые преимущества дает нам тяжелый танк? Раскритиковал я и легкий танк Т-60... Уже по тому, что Сталин с особым пристрастием пытал меня, чем хороши и чем плохи по своим тактико-техническим свойствам наши танки, я понял, что Верховный Главнокомандующий хочет досконально, до самой, что называется, глубины, разобраться в сильных и слабых сторонах нашей бронетанковой техники сорок второго года. Нетрудно было догадаться, что его вопросы непосредственно связаны с неудачными боями летом и осенью сорок второго. Сталин пытался найти причину этих неудач... Он спросил: – Стреляют танкисты с ходу? Я ответил, что нет, не стреляют. – Почему? – Верховный пристально посмотрел на меня. – Меткость с ходу плохая, и снаряды жалеем, – ответил я. – Ведь наши заявки на боеприпасы полностью не удовлетворяются. Сталин остановился, посмотрел на меня в упор и заговорил четко, разделяя паузами каждое слово: – Скажите, товарищ Катуков, пожалуйста, во время атаки бить по немецким батареям надо? Надо. И кому в первую очередь? Конечно танкистам, которым вражеские пушки мешают продвигаться вперед. Пусть даже ваши снаряды не попадают прямо в пушки противника, а рвутся неподалеку. Как в такой обстановке будут стрелять немцы? – Конечно, меткость огня у противника снизится. – Вот это и нужно, – подхватил Сталин. – Стреляйте с ходу, снаряды дадим, теперь у нас будут снаряды...» Так Сталин учился премудрости тактики танковых войск на опыте противника и своих танковых соединений. Так Он растил своих «Гудерианов» и вырастил плеяду блестящих мастеров танковых сражений. Почему Сталин так поздно, когда немцы уже были под Сталинградом, начинает пристально интересоваться тактикой танковых подразделений противника? Зачем он приглашает одного из опытных советских командиров Катукова? Почему его так интересует именно стрельба из танков с ходу? Эти вопросы не праздные, я нахожу им объяснение в дальновидности, в блестящих организаторских способностях Сталина. Идея контрудара от Волги напрашивалась сама собой, была очень логична. Возможность окружения далеко выдвинувшихся частей вырисовывалась при первом же взгляде на карту: клин немцев с острием у Волги так и просился, чтобы его подрезали у основания. Но чем подрезать? Измотанные, отступившие в город соединения нанести мощный удар неспособны. Значит, надо создавать свежие, да не простые, а ударные, подвижные соединения. Отсюда интерес Сталина к танковой тактике врага, к стрельбе с ходу. Как видим, все это не случайно. И в те тяжелые дни, когда войска бились за город, Сталин формировал две танковые армии! А чем их вооружать? И Сталин день и ночь по телефонам подгоняет директоров танковых, артиллерийских, авиационных заводов: давайте быстрее и больше вооружения! А они, бедные, после эвакуации еще не развернули производство на полную мощь в плохо приспособленных помещениях. Иногда станки ставили на бетонные основания и начинали работать, а потом возводили стены и крыши. Но надо, надо выполнять заказ – фронт требует, Сталин приказал! Сталин придавал большое значение созданию резервов. Во многих операциях он вводил свои резервы в кульминационные часы, чем достигал успеха в пользу своих войск как в оборонительных, так и в наступательных операциях. Но это его не удовлетворяло, Сталин искал возможность влиять на победный результат сражения в ходе его, еще до кульминации, в динамике операции, когда вся тяжесть руководства боевыми действиями ложится на командующих фронтами и армиями. Понимая это, Верховный искал возможность помогать им реально и своевременно. Сначала поиск происходил стихийно: Сталин посылал на помощь командующим полки бомбардировщиков дальнего действия, которые находились в распоряжении Ставки. Отмечая успешность такого применения бомбардировщиков, Сталин пришел к решению создать Авиацию Дальнего Действия, которая постоянно находилась бы в распоряжении Верховного Главнокомандующего и позволяла бы решать задачи, выходящие за тактические и оперативные масштабы. Сталин решил посоветоваться по этому поводу с генералом Головановым, который уже имел опыт в выполнении подобных задач. Верховный поделился своими замыслами с летчиком, которого очень ценил и уважал. Голованов так вспоминает разговор со Сталиным: «Было очевидно, что Сталин искал решение этого вопроса не сегодня и не вчера и, подчиняя непосредственно Ставке нашу дивизию, уже в то время думал о создании АДД. Теперь эти раздумья облекались в конкретные организационные формы, и работа эта рассчитывалась не на год или два. Такую махину за короткий срок не создашь. Ведь речь шла не только об увеличении числа самолетов и экипажей. Одновременно должны были восполняться и безвозвратные потери, на войне без них, к сожалению, не обойдешься, и исчисляются они не однозначными и не двузначными числами». Голованов высказал свои соображения, по масштабы его предложений не соответствовали тому, что намеревался осуществить Верховный. Желая не погасить инициативу в рассуждении собеседника, Сталин тактично спросил: – Вы не возражаете, если мы немного поправим и расширим ваше предложение? – Возражать тут, товарищ Сталин, нечему. Но как практически все это осуществить, над этим нужно как следует подумать. Так сразу всего не решить. – Серьезные вопросы никогда сразу не решаются, – последовал ответ. – Будет издано специальное постановление о создании АДД, в составлении его и вы примете участие. Что же касается специальных авиационных вопросов, то вы по ним внесете свои предложения. – Тогда разрешите мне встретиться с лицом, которое встанет во главе этого дела. Я доложу ему все соображения, которые у меня имеются, и если он будет согласен, внесем Вам на утверждение. – А мы с этим лицом и ведем сейчас разговор. – Вы имеете в виду меня, товарищ Сталин? – изумившись, спросил Голованов. – Да, именно вас. «Хотя сам я был летчиком, – продолжает вспоминать Голованов, – и мне довелось в течение ряда лет быть начальником крупнейшего Восточно-Сибирского управления Гражданского Воздушного Флота, где работа экипажей проходила в суровых условиях Севера на многих тысячах километров воздушных трасс, все же я не представлял, как я могу взяться за ту огромную и ответственную работу, о которой шла речь. Имею ли я право, да еще во время войны, взяться за дело, когда я не чувствую в себе той уверенности, с какой обычно всегда брался за все, что мне поручали? – Разрешите, товарищ Сталин, подумать, – после довольно длительного молчания сказал я. – Боитесь? – Сталин как будто читал мои мысли. Я вспыхнул, почувствовал, как кровь прилила к лицу. – Я никогда не был трусом, товарищ Сталин! – Это нам давно известно, – последовал спокойный ответ. – Но нужно уметь держать себя в руках. Мы за вас подумали, и время вам на это тратить нечего. Вы лучше подумайте над тем, как все это практически осуществить. Не торопитесь, посоветуйтесь, с кем найдете нужным, и через пару дней дайте свои соображения...» 5 марта 1942 года было примято постановление Государственного Комитета обороны об организации АДД. Все принципиальные вопросы, касающиеся обеспечения и руководства боевыми действиями АДД, решались не только Государственным Комитетом обороны и Ставкой Верховного Главнокомандования, но и лично Сталиным. Сталин вникал но все детали. Вот интересная подробность. В представленном проекте постановления, в частности, было указано, что АДД находится при Ставке Верховного Главнокомандования, ибо считали, что «авиация при Ставке» или «авиация Ставки» – понятие одно и то же. Слово «при» Сталин вычеркнул и сказал: – Мы же договорились, что АДД будет организацией Ставки, а не при Ставке. Надо всегда точно определять место и задачи всякой организации, если хочешь получить от нее желаемые результаты. АДД на 5 марта 1942 года располагала 341 самолетом. Из них 171 самолет мог выполнять боевые задачи, остальные были неисправны. Экипажей было 367, из них 209 летали ночью. С этими силами и средствами АДД приступила к боевой деятельности. Затем появились воздушные армии и настоящий самостоятельный вид – Авиация Дальнего Действия, которая насчитывала тысячи самолетов, имела свой штаб, инженерно-техническое обеспечение, тыловые службы, аэродромную службу. О масштабах и эффективности использования АДД свидетельствует один, но весомый показатель: если взять за сто процентов количество бомб, сброшенных на врага ВВС Красной Армии, то пятьдесят процентов от этого количества приходится на АДД. Голованов, который являлся ее бессменным Главнокомандующим и был удостоен звания Главного маршала авиации, так коротко и очень точно сказал об АДД: «Используя АДД на главных направлениях, Верховный Главнокомандующий в любой момент, не тратя времени на переброску фронтовой авиации, мог создать огневой перевес там, где это требовалось. АДД превратилась в стратегический резерв». В течение всей войны задачи перед АДД ставил только Сталин. Постоянное боевое использование АДД сочеталось с повседневной личной заботой Верховного об авиации. Приведу один убедительный эпизод, подтверждающий это. Беру его из воспоминаний того же Голованова. "Однажды меня вызвал Сталин и спросил: – Все ли готовые самолеты вы вовремя забираете с заводов? – Самолеты забираем по мере готовности. – А нет ли у вас данных, много ли стоит на аэродромах самолетов, предъявленных заводами, но не принятых военными представителями? Ответить на этот вопрос я не мог и попросил разрешения уточнить необходимые сведения для ответа. – Хорошо. Уточните и позвоните. Я немедленно связался с И. В. Марковым, главным инженером АДД. Он сообщил мне, что предъявленных заводами и непринятых самолетов на заводских аэродромах нет. Я тотчас же по телефону доложил об этом Сталину. – Вы можете приехать? – спросил он. – Могу, товарищ Сталин. – Пожалуйста, приезжайте. Войдя в кабинет, я увидел там генерала – одного из крупных авиационных военачальников (не называю фамилию этого человека, его уже нет в живых), что-то горячо доказывающего Сталину. Вслушавшись в разговор, я понял, что речь идет о большом количестве самолетов, стоящих на заводских аэродромах. Эти самолеты якобы были предъявлены военной приемке, но не приняты, как тогда говорили, «по бою», то есть они имели различные технические дефекты, без устранения которых самолеты поднимать в воздух нельзя. Генерал закончил свою речь словами: – А Шахурин (нарком авиапромышленности. –

3 января 1942 г.

Комментарий к разговорам от 3 января 1942 г. В этот день Верховный Главнокомандующий дважды, вероятно, утром и, возможно, к вечеру звонил Н. И. Бирюкову. В обоих случаях разговоры происходили в форме его указаний. Обе записи, сделанные Бирюковым за 3 января, проливают дополнительный свет на подготовку общего наступления Красной Армии зимой 1941—1942 гг., которое, как известно, характеризуется историками как «перерастание» контрнаступления под Москвой.

4 июля 1942 г.

14 мая 1943 г. 0 ч 10 мин

Это действительно одна из величайших битв, которые когда-либо произошли в истории. Судите сами: классическое окружение под Каннами, которое осуществил Ганнибал, стало образцом, символом удачного сражения, завершающегося почти полным уничтожением армии противника. Так вот, в той баталии участвовала римская армия в составе 63 тысяч пехотинцев и 6 тысяч конных воинов. У Ганнибала было 40 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы. Он построил боевой порядок в виде подковы, в которую ударила плотная фаланга римской пехоты и сама пошла в подготовленный ей мешок. А Ганнибал захлопнул подкову, заведя конницу с тыла. Римская армия Теренция Варрона была почти полностью уничтожена. Вот по такому образцу, собственно, строилась и Сталинградская битва. Наполеон, с целью завоевания России, привел к нам армию в 600 тысяч человек. А в Сталинградском сражении только со стороны немцев участвовало более миллиона солдат и офицеров, 675 танков, больше 10 тыс. орудий и 1216 самолетов. С нашей стороны в боях участвовали тоже более миллиона человек, а вооружение составляло 15 500 орудий и минометов, 1463 танка и 1350 боевых самолетов. Организованы они были в 15 армий, каждая из которых по численности превосходила армию римлян и армию Ганнибала в сражении под Каннами. Добавьте к этому еще и пространственный размах. Протяженность фронта, на котором развивалось это сражение, превышала 500 километров. Десятки крупнейших военачальников вложили свой опыт в развитие этой битвы, тысячи героических подвигов были совершены на всех уровнях – от высшего командования до рядовых солдат. Конечно же, это охватить, осмыслить – задача не из простых. Перечитав научные труды, архивные документы, мемуары полководцев и участников этого сражения, причем не только наших, но и немецких, я убедился, что история один раз вершится – в жизни или на полях сражений, а потом несколько раз переписывается, в зависимости от политических тенденций.своего времени. Соответствующим образом менялись и оценки. Например, в 1961 году вышла шеститомная история «Великой Отечественной войны Советского Союза в 1941 – 1945 гг.». Открываю 3-й том... В нем глава «Разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом». Это очень объемистый том – более 650 страниц. Сталинграду посвящено 73 страницы. Ну и что же мы видим? На этих 73 страницах ни разу не упоминается Сталин! Авторство по организации и проведению Сталинградского сражения теперь приписывается совершенно другим людям. Цитирую: «6 октября командующий Сталинградским фронтом генерал-полковник А. И. Еременко и член военного совета фронта генерал-лейтенант Н. С. Хрущев направили в Ставку свои предложения по организации и проведению наступления». А вот как маршал Еременко в своих мемуарах, названных «Сталинград», описывает зарождение плана Сталинградской операции: "Как-то в сентябре 1942 года, в конце наших переговоров по ВЧ с И. В. Сталиным, я вернулся к вопросу о подготовке контрнаступления. Переговоры, хотя и по ВЧ, велись, конечно, с соответствующими предосторожностями. – Товарищ Сталин, – обратился я к Верховному Главнокомандующему, – не пора ли нам начать подготовку для «переселения» и на севере, и на юге? Условия для этого созревают. – Хорошо, товарищ Еременко, – ответил И. В. Сталин, – подумаем над вопросом подготовки переселения... Новостью о состоявшихся переговорах с Верховным Главнокомандующим я сразу же поделился с Никитой Сергеевичем. (Книга была издана в 1961 году, и читатели, конечно же, понимают, почему здесь упоминается Никита Сергеевич, бывший тогда Первым секретарем ЦК КПСС; да и вся дальнейшая цитата в этом же духе. –

«Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если Северная группа войск не окажет немедленной помощи. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации очень мало».

Жуков тут же позвонил Сталину по телефону и доложил: – Я могу приказать завтра же начать наступление, но войска всех трех армий будут вынуждены начать бой почти без боеприпасов, так как их могут доставить на артиллерийские позиции не раньше вечера 4 сентября. Кроме того, мы не можем раньше этого времени увязать взаимодействие частей с артиллерией, танками и авиацией, а без этого ничего не получится. – Думаете, что противник будет ждать, пока вы раскачаетесь? Еременко утверждает, что противник может взять Сталинград при первом же нажиме, если вы немедленно не ударите с севера. Сталин явно был в гневном состоянии. Но в интересах дела – чтобы не допустить напрасных потерь и, главным образом, чтобы не ослабить наступление – Жуков настаивал на своем: – Я не разделяю эту точку зрения Еременко и прошу разрешения начать наступление 5-го, как было ранее намечено. Что касается авиации, то я сейчас же дам приказ бомбить противника всеми силами. – Ну хорошо, – согласился Сталин. – Если противник начнет общее наступление на город, немедленно атакуйте его, не дожидаясь окончательной готовности войск. Ваша главная задача – отвлечь силы немцев от Сталинграда и, если удастся, ликвидировать немецкий коридор, разделяющий Сталинградский и Юго-Восточный фронты. Там же, в штабе 1-й гвардейской армии, находился Маленков. В 3 часа ночи Сталин позвонил по телефону Маленкову и спросил, как готовятся к наступлению войска Сталинградского фронта. Маленков рассказал о той большой работе, которая проводится под руководством Жукова. Таким образом, Сталин действовал по принципу: доверяй, но проверяй. С самим Жуковым он говорить не стал, но через Маленкова все-таки проверил, как идут дела. Рано утром

Удивительно, необыкновенно сложное дело – военное искусство. Полководцы, которые стоят во главе армии, или даже государства, когда строят и разрабатывают план войны или отдельной большой операции, располагают вроде бы всеми необходимыми данными. На них работает широко разветвленная сеть разведки самых разных видов: от агентов, которые находятся в расположении противника, до авиации, которая летает над расположением врага и фотографирует его силы. Генеральный штаб – это учреждение, в котором собраны самые талантливые и образованные военные профессионалы. Вес они тоже являются ближайшими помощниками и советниками полководца. И вот, обладая вроде бы всем необходимым, полководцы тем не менее чаше ошибаются, чем одерживают победы. Даже на примере того, что мы уже разобрали, можно убедиться в справедливости этого суждения. План «Барбаросса» долго и тщательно разрабатывался и в высших органах военного и государственного управления, и сам Гитлер, и его ближайшие советники, казалось бы, вложили все свое умение и опыт в составление этого грандиозного плана. А вот при осуществлении все-таки окончательно добиться того, что предусматривалось, не удалось. Москву, как это планировалось, гитлеровцы с ходу не взяли и в несколько месяцев войну победно не завершили. Затем была разработана специальная операция «Тайфун» для окружения и взятия Москвы, и в этом случае, хотя все планировалось на основании данных разведки, точного подсчета наших сил и возможностей обороны, всех других условий, способствовавших или усложнявших осуществление этой операции, командование группы армий «Центр», да и все армейское руководство гитлеровцев, постигла неудача. Москва не была взята, и наступательные группировки, направленные в обход столицы, были разгромлены и отброшены от Москвы. И вот новый грандиозный план, опять-таки составленный на основании достоверных данных разведки и анализа сил Советской Армии, которые остались у нее после всех предыдущих сражений, а также на основе подготовки резервов, которые могла создать наша страна в глубине территории. Этот новый план – удар на Кавказ, к нефтеисточникам, и вспомогательный удар, в сторону Сталинграда, – как видим, хотя и был вроде бы разработан как вполне реальный, гитлеровцам осуществить не удалось. Здесь я бы хотел напомнить читателям многие выступления наших полководцев, военных ученых в печати и с трибун об авантюристичной стратегии гитлеровцев. Я не согласен с этими утверждениями. Да, в политике и стратегии гитлеровского руководства, самого Гитлера авантюризм проявлялся, но не всегда и не везде. Представьте себе, что Гитлер после молниеносного разгрома Польши, а затем Франции остановился бы на этом, прекратил свою завоевательную агрессивную политику в Европе. Ну и что бы тогда сказали ученые и теоретики о «молниеносной войне»? Разве можно было бы назвать эти быстрые и победоносные действия гитлеровской армии авантюристичными? Авантюризм – это когда средства не соответствуют намечаемой цели. А вот в таких случаях, о которых мы говорим, гитлеровцы добились победы. Добились именно молниеносными действиями своих частей и соединений, и теория молниеносной войны, разработанная ими, оправдалась. Но, как я уже сказал, если там средства для выполнения поставленных задач соответствовали целям, то на Кавказском и Сталинградском направлениях такого соответствия не было. За два дня до начала нашего наступления, 17 ноября, Гитлер воодушевлял 6-ю армию на последний и решительный бросок: «Мне известны трудности борьбы за Сталинград и упавшая боевая численность войск. Но трудностей у русских сейчас при ледоставе на Волге еще больше. Если мы используем этот промежуток времени, мы сбережем в дальнейшем много собственной крови. Поэтому я ожидаю, что руководство еще раз со всей энергией, которую оно неоднократно продемонстрировало, а войска с искусством, которое они часто проявляли, сделают все, чтобы пробиться к Волге и по меньшей мере у артиллерийского завода и металлургического предприятия и захватить эти части города». Этот приказ был зачитан всем находившимся под Сталинградом командирам, и на нем была резолюция Паулюса: «Я убежден, что этот приказ вызовет новое воодушевление в наших храбрых войсках». Но непредвиденное свершилось. Два мощных и неожиданных удара по сходящимся направлениям буквально в несколько дней соединились и захлопнули 330-тысячную армию. Командующий группой армий "Б" Вейхс пытался не допустить замыкания кольца окружения. Единственным резервом был 48-й танковый корпус (его называли еще корпус "X") под командованием генерала Гейма. В его составе были 1-я румынская танковая дивизия и 22-я немецкая. Корпус был брошен в горловину закрывающегося окружения, но оказался буквально смят не только частями Красной Армии, но и своими – бегущими в панике румынскими, немецкими, отступавшими в беспорядке частями. Корпус не только не выполнил задачу, но, пытаясь упорно продвинуться вперед, сам пополнил число пленных, угодивших в окружение. Начальник генерального штаба Цейтцлер первым очень осторожно высказал Гитлеру предложение об отводе 6-й армии, пока окружение не состоялось. Гитлер возражал: – Подождем. Корпус Гейма сделает свое дело – не допустит окружения. Спустя некоторое время Цейтцлер, имевший постоянную связь с группой "Б", доложил: – Как я предполагал, корпус "X" не выполнил непосильной задачи, он разгромлен и почти весь попал в окружение. Гитлер побледнел от ярости и закричал: – Кейтель, сейчас же пошлите за командиром корпуса, сорвите с него генеральские погоны и посадите в тюрьму! Это он во всем виноват! Приказ Гитлера был выполнен: генерал-лейтенанта Гейма привезли в ставку. Специальный трибунал под председательством Геринга (он, как у нас Мехлис, был опытным исполнителем таких дел) «провел расследование» и приговорил Гейма к смертной казни. Был издан специальный приказ о провинностях командира корпуса и о суровом приговоре. (Через несколько месяцев Гейм был помилован. Приказ о его казни, как считал Гитлер, сыграл свою воспитательную роль). Цейтцлер, несмотря на гнев фюрера, предлагал отвести 6-ю армию. Но Гитлер, придя в ярость, кричал: – Я не уйду с Волги! Войска 6-й армии, окруженные в Сталинграде, впредь именовать войсками крепости Сталинград! 22 ноября Паулюс доложил в штаб группы армий "Б": «Армия окружена... запасы горючего скоро кончатся, танки и тяжелое оружие в этом случае будут неподвижны. Положение с боеприпасами критическое... Прошу предоставить свободу действий на случай, если не удастся создать круговую оборону. Обстановка может тогда заставить оставить Сталинград и северный участок фронта, чтобы обрушить удары на противника всеми силами на южном участке фронта между Доном и Волгой, и соединиться здесь с 4-й танковой армией. Наступление в западном направлении не обещает успеха в связи со сложными условиями местности и наличием здесь крупных сил противника»... 26 ноября Гитлер с помощью своих ближайших военных советников начат создавать группу армий для проведения наступательной операции по спасению 6-й армии Паулюса. В эту группу вошли 4-я танковая армия и 3-я румынская армия, находившиеся в окружении. Командующим этой группой, которой было присвоено имя «Дон», был назначен фельдмаршал Манштейн. Гитлер очень надеялся, что один из талантливейших его военачальников спасет положение и развяжет критический узел на Волге. В группу армии «Дон», кроме указанных, были включены 6-я армия и остатки 4-й румынской армии, находившиеся в окружении. Ей также передавались одна танковая и две-три пехотные дивизии, которые должны были прибыть позже. На совещании по утверждению плана операции, разработанной Манштейном, начальник генерального штаба Цейтцлер еще раз попросил фюрера представить свободу действий 6-й армии, чтобы она прорывалась навстречу группе Манштейна. Гитлер категорически отверг эту просьбу, возразив, что сил 4-й танковой армии и других частей вполне достаточно для того, чтобы прорваться к окруженным. Фюрер также запретил брать части из группы армии "А", находившиеся на Кавказе, для освобождения армии Паулюса. 12 декабря Манштейн нанес первый удар танковой группой Гота. Ее продвижение началось таранным ударом на узком участке фронта, по танки не смогли пробиться больше чем на 50 километров в сторону Сталинграда, где были остановлены контратакующими советскими частями. Цейтцлер вновь попросил у фюрера разрешения на прорыв 6-й армии изнутри. И опять фюрер упрямо отказал. Манштейн просил передать ему из группы армий "А" Кавказского направления хотя бы две танковые дивизии. Как буд то они могли что-то изменить! Но даже эти дивизии не были ему переданы. Он получил ответ, что дивизии в боях так истрепаны, в них осталось всего 58 танков и нет никакого смысла их передислоцировать. Да они и там, на Кавказском направлении, еле-еле удерживают оборону на достигнутых позициях. Кризис назрел и на Кавказском направлении, где находилось ни много ни мало – около 700 тысяч человек. И, напомню, в это время как раз проводил частную операцию на Западном направлении маршал Жуков. Начальник генерального штаба Цейтилер очень испугался этого наступления и оценивал ситуацию следующим образом: «Русское командование теперь приоткрыло свои карты. Оно хотело сначала окружить немецкую 6-ю армию под Сталинградом. Затем оно намеревалось нанести удар в направлении Азовского моря, чтобы уничтожить весь южный фланг немецких войск на востоке». Вот как Жуков перепугал немецкое командование организацией наступления на Западном направлении! На основании такой оценки начальник генерального штаба, понимая, что деблокада Сталинградской группировки обречена на провал, теперь уже думал, как бы поскорее отвести группировку с Кавказа – всю группу армий "А", пока ее там не захлопнули. Цейтцлер прямо сказал Гитлеру: «Если вы сейчас не прикажете отвести войска с Кавказа, там возникнет новый Сталинград». Гитлер наконец понял, что весь его грандиозный план –

Сталин понимал: надо найти способ быстрого уничтожения окруженного под Сталинградом противника. Был разработан план операции «Кольцо». 19 декабря, после окончательного обсуждения, Сталин утвердил этот план и принял решение назначить представителем Ставки для осуществления данной операции генерала Воронова, который был артиллеристом. При уничтожении окруженных главную задачу должны были выполнять артиллерия и авиация, поэтому и было принято решение назначить артиллериста. В указании Сталина был такой пункт: "Товарищу Воронову, как представителю Ставки и заместителю товарища Василевского (Василевский руководил всей операцией. –

В. К.),

поручается представить не позднее 21.12.42 г. в Ставку план прорыва обороны войск противника, окруженных под Сталинградом, и ликвидации их в течение 5—6 дней". Сроки давались, прямо скажем, сжатые: за 5—6 дней уничтожить группировку – это было нереально. Окруженные были полны решимости стоять до тех пор, пока не придут им на выручку. Сталин спешил, ему хотелось как можно скорее довести дело до победного конца. Он еще раз спросил совета на очередном совещании: – Руководство по разгрому окруженного противника нужно передать в руки одного человека. Сейчас действия двух командующих фронтами мешают ходу дела. Какому командующему поручим окончательную ликвидацию противника? Кто-то предложил Рокоссовского. Жуков сказал: – Еременко будет, конечно, обижен, если передать войска Сталинградского фронта под командование Рокоссовского. – Сейчас не время обижаться. Позвоните Еременко и объявите ему решение Государственного Комитета обороны. В тот же вечер Жукову пришлось провести этот неприятный разговор. Еременко обиженно говорил: – Товарищ генерал армии, я все же не понимаю, почему отдается предпочтение командованию Донского фронта. Я вас прошу доложить товарищу Сталину мою просьбу оставить меня здесь до конца ликвидации противника. – Андрей Иванович, я думаю, в таком деле тебе лучше поговорить с Верховным самому. – Я уже звонил, но Поскребышев сказал, что товарищ Сталин распорядился говорить по всем этим вопросам с Жуковым. Выполняя просьбу Еременко, Жуков позвонил Верховному и передал свой разговор с Андреем Ивановичем. Но Сталин очень сердито ответил: – Я уже сказал вам один раз, что сейчас не время заниматься обидами. Давайте немедленно директиву о передаче трех армий Сталинградского фронта под командование Рокоссовского. В штаб Сталинградского фронта к новому командующему Рокоссовскому и прибыл представитель Ставки генерал Воронов для окончательного составления плана операции «Кольцо». Такой план был разработан и представлен в Ставку, но не был сразу утвержден, и Воронов получил следующее указание: "Главный недостаток представленного вами плана «Кольцо» заключается в том, что главные и вспомогательные удары идут в разные стороны и нигде не смыкаются, что делает сомнительным успех операции. По мнению Ставки Верховного Главнокомандования, главной вашей задачей на первом этапе операции должно быть отсечение и уничтожение западной группировки окруженных войск противника (дальше указывался район, где находилась эта группировка. –

"За последнее время русские неоднократно пытались вступить в переговоры с армией и с подчиненными ей частями. Их цель вполне ясна – путем обещаний в ходе переговоров о сдаче надломить нашу волю к сопротивлению. Мы все знаем, что грозит нам, если армия прекратит сопротивление: большинство из нас ждет верная смерть либо от вражеской пули, либо от голода и страданий в позорном сибирском плену. Но одно точно: кто сдается в плен, тот никогда больше не увидит своих близких. У нас есть только один выход: бороться до последнего патрона, несмотря на усиливающиеся холода и голод. Поэтому всякие попытки вести переговоры следует отклонять, оставлять без ответа и парламентеров прогонять огнем. В остальном мы будем и в дальнейшем твердо надеяться на избавление, которое находится уже на пути к нам.

К 16 января кольцо было сильно сжато, и группировка немцев рассечена на несколько небольших котлов. Рокоссовский собрал совещание, чтобы уточнить задачу и договориться, как действовать дальше. Некоторые командиры предлагали остановиться на двое-трое суток, собраться с силами, так как наши части тоже несли потери, да и снабжение боеприпасами и другим необходимым было налажено не лучшим образом. Рокоссовский, обычно спокойный, на этот раз, видимо, помня гнев Сталина по поводу отсрочек, коротко приказал: – Никаких остановок и пауз! Продолжать наступление! Не давать противнику опомниться! Использовать образовавшиеся бреши, с помощью артиллерии, танков, авиации непременно громить противника. Все, идите, исполняйте! 18 января 1943 года Воронова, отдыхавшего после посещения передовых позиций, разбудили и сказали, что по радио было передано о введении нового звания «маршал артиллерии» и что Воронову первому присваивается это высокое звание. Спустя некоторое время позвонили из Москвы, поздравили с присвоением нового звания, да еще и просили подумать: какую форму он предложил бы ввести для маршала артиллерии. Воронов ответил: – Пусть специалисты подумают. Им должно быть виднее. А в воспоминаниях по этому поводу Воронов пишет: «Было досадно, вместе с тем и смешно. Досадно потому, что в разгар серьезной операции отвлекали такими пустяками». Конечно же, Воронов под пустяками имел в виду форму, а не то, что ему присвоили высокое звание. В эти дни, видя уже бессмысленность сопротивления, Паулюс неоднократно запрашивал разрешение на свободу действий. Под свободой действий ом имел и виду не капитуляцию, а создание ударных группировок, с помощью которых он попытается вырваться с теми, кто еще способен держаться на ногах и держать в руках оружие. Но ответ был неизменным: Гитлер лично требовал – держаться в крепости (как он теперь назвал Сталинград) до последнего! Дисциплинированный Паулюс выполнял приказ. Более того, он до последнего часа подтверждал свою преданность фюреру. 20 января в Германии был праздничный день – отмечалось десятилетие прихода Гитлера к власти. Паулюс отправил телеграмму:

"По случаю годовщины взятия Вами власти 6-я армия приветствует своего фюрера. Над Сталинградом еще развевается флаг со свастикой. Пусть наша борьба будет нынешним и будущим поколениям примером того, что не следует капитулировать даже в безнадежном положении. Тогда Германия победит. Хайль, мой фюрер!

Гитлер немедленно ответил: "Мои генерал-полковник Паулюс! Уже теперь весь немецкий народ в глубоком волнении смотрит на этот город. Как всегда в мировой истории, и эта жертва будет не напрасной... Только сейчас германская нация начинает осознавать всю тяжесть этой борьбы и то, что она принесет тягчайшие жертвы. Мысленно всегда с вами и вашими солдатами,

Сталину было известно, что во всех церквах страны во время богослужения произносятся патриотические молитвы за победу российских воинов. Как ученик духовной семинарии Иосиф Виссарионович хорошо понимал значение Церкви и религии в жизни страны. Он решил поддержать священнослужителей в их полезных деяниях на благо укрепления стойкости и твердости духа армии и народа. 4 сентября 1943 гола к Сталину был вызван Г. Г. Карпов – председатель Совета по делам Русской Православной Церкви. Он пишет в своих воспоминаниях о том, какие вопросы задал ему Сталин:

...а) что собой представляет митрополит Сергий (возраст, физическое состояние, его авторитет в церкви, его отношение к властям); б) краткая характеристика митрополитов Алексия и Николая; в) когда и как был избран в патриархи Тихон; г) какие связи Русская Православная Церковь имеет с заграницей; д) кто является патриархами Вселенским, Иерусалимским и другими; е) что я знаю о руководстве православных церквей Болгарии, Югославии, Румынии; ж) в каких материальных условиях находятся сейчас митрополиты Сергий, Алексий и Николай; з) количество приходов Православной Церкви в Советском Союзе и количество епископата. После того, когда мною были даны ответы на вышеуказанные вопросы, мне было задано три вопроса личного порядка: а) русский ли я; б) с какого года в партии; в) какое образование имею и почему я знаком с церковными вопросами.

Продолжим воспоминания Г. Г. Карпова. "После этого Сталин сказал: – Нужно создать специальный орган, который бы осуществлял связь с руководством Церкви. Какие у нас есть предложения? Оговорившись, что я к этому вопросу не совсем готов, я внес предложение организовать при Верховном Совете Союза ССР отдел по делам культов, и исходил я при этом из факта существования при ВЦИКе постоянно действующей комиссии по делам культов. Товарищ Сталин поправил меня: – Организовывать комиссию или отдел по делам культов при Верховном Совете Союза ССР не следует. Несколько подумав, сказал: – Надо организовать при Правительстве Союза, то есть при Совнаркоме, Совет, который назовем Советом по делам Русской Православной Церкви. На Совет будет возложено осуществление связей между Правительством Союза и патриархом. Совет самостоятельных решений не принимает, докладывает и получает указания от правительства. После этого Сталин спросил Маленкова и Берия, следует ли принимать ему митрополитов Сергия, Алексия, Николая. Они посчитали это положительным. Сталин сказал мне: – Позвоните митрополиту Сергию и от имени правительства передайте следующее: «Говорит с вами представитель Совнаркома Союза. Правительство имеет желание принять вас, а также митрополитов Алексия и Николая, выслушать ваши нужды и разрешить имеющиеся у вас вопросы. Правительство может вас принять или сегодня же, через час-полтора, если это время вам не подходит, то прием может быть организован завтра (в воскресенье) или в любой день последующей недели». В присутствии Сталина Карпов созвонился с Сергием и, отрекомендовавшись представителем Совнаркома, передал вышеуказанное, попросил обменяться мнениями с митрополитами Алексием и Николаем, если они находятся в данное время у митрополита Сергия. Митрополит Сергий ответил: – Алексий и Николай благодарят за такое внимание со стороны правительства. Мы хотели бы, чтобы нас приняли сегодня. Сталин не откладывал то, что можно сделать без промедления. Через два часа митрополиты Сергий, Алексий и Николай прибыли в Кремль и были приняты Сталиным в кабинете Председателя Совнаркома Союза ССР. На приеме присутствовали Молотов и Карпов. (Дальше я привожу в пересказе почти стенографическую запись беседы, которую сделал Карпов). Сталин тепло поздоровался с митрополитами, сказал: – Правительство Союза знает о проводимой патриотической работе в церквах с первого дня войны; правительство получило очень много писем с фронта и из тыла, одобряющих позицию, занятую Церковью по отношению к государству. Затем Сталин попросил митрополитов высказаться об имеющихся у патриархии и у них лично назревших, но неразрешенных вопросах. Митрополит Сергий сказал: – Самым главным и наиболее назревшим вопросом является вопрос о центральном руководстве Церкви. Я почти 18 лет являюсь патриаршим местоблюстителем, а Синода в Советском Союзе нет с 1935 года. А потому я считаю желательным, чтобы правительство разрешило собрать архиерейский Собор, который и изберет патриарха, а также образует при главе Церкви Священный Синод как совещательный орган в составе пяти-шести архиереев. Митрополиты Алексий и Николай также высказались за образование Синода, заявив, что избрание патриарха на архиерейском Соборе они считают вполне каноничным, так как фактически Церковь возглавляет бессменно в течение восемнадцати лет патриарший местоблюститель митрополит Сергий. Одобрив предложение митрополита Сергия, Сталин спросил: – Как будет называться патриарх? Когда может быть собран архиерейский Собор? Нужна ли какая-либо помощь со стороны правительства для успешного проведения Собора, имеется ли помещение, нужен ли транспорт, нужны ли деньги? Сергий ответил: – Эти вопросы предварительно мы между собой обсуждали и считали бы желательным и правильным, если бы правительство разрешило для патриарха принять титул «патриарха Московского и всея Руси»; патриарх Тихон, избранный в 1917 году при Временном правительстве, тоже назывался «патриархом Московским и всея России». Сталин согласился, сказав, что это правильно. На второй вопрос митрополит Сергий ответил: – Архиерейский Собор можно будет собрать через месяц. Сталин улыбнулся и обратился к Карпову; – А нельзя ли проявить большевистские темпы? – Если мы поможем митрополиту Сергию соответствующим транспортом для быстрейшей доставки епископата в Москву (самолетами), то Собор мог бы быть собран и через три-четыре дня. После короткого обмена мнениями договорились, что архиерейский Собор соберется в Москве 8 сентября. На третий вопрос митрополит Сергий ответил; – Для проведения Собора никаких субсидий от государства не просим. Митрополит Сергий поднял, а митрополит Алексий развил вопрос о подготовке кадров духовенства, причем оба просили Сталина, чтобы им было разрешено организовать богословские курсы при некоторых епархиях. Сталин, согласившись с этим, в то же время добавил: – Почему вы ставите вопрос только о богословских курсах? Правительство может разрешить организацию духовной академии и открытие духовных семинарий во всех епархиях, где это нужно. Митрополит Алексий сказал: – Для открытия духовных академий еще очень мало сил и нужна соответствующая подготовка, а в отношении семинарий – принимать в них лиц моложе 18 лет считаю неподходящим, по прошлому опыту зная, что пока у человека не сложилось определенное мировоззрение, готовить их в качестве пастырей весьма опасно, так как получается большой отсев. Может быть, в последующем, когда Церковь будет иметь соответствующий опыт работы с богословскими курсами, встанет этот вопрос, но и то организационная и программная сторона семинарий и академий должна быть резко видоизменена. Сталин сказал: – Ну, как хотите, это дело ваше, если хотите богословские курсы – начинайте с них, но правительство не будет иметь возражений и против открытия семинарий и академий. Сергий поднял вопрос об организации издания журнала Московской патриархии, который бы выходил один раз в месяц и в котором бы освещалась как хроника Церкви, так и печатались статьи, речи, проповеди богословского и патриотического характера. Сталин ответил: – Журнал можно и следует выпускать. Затем митрополит Сергий затронул вопрос об открытии церквей в ряде епархий, сказав, что вопрос об этом перед ним ставят почти все епархиальные архиереи, что церквей мало и что уже очень много лет церкви не открываются. При этом митрополит Сергий сказал, что он считает необходимым предоставить право епархиальным архиереям входить в переговоры с гражданской властью по вопросу открытия церквей. Сталин ответил: – По этому вопросу никаких препятствий со стороны правительства не будет. Митрополит Алексий поднял вопрос довольно щепетильный – об освобождении некоторых архиереев, находящихся в ссылке, в лагерях, в тюрьмах. Сталин коротко сказал: – Представьте такой список, мы его рассмотрим. Сергий поднял тут же вопрос о предоставлении права свободного проживания и передвижения внутри Союза и права исполнять церковные службы священнослужителями, отбывшими по суду срок своего заключения, – то есть вопрос о снятии запрещений, вернее, ограничений, связанных с паспортным режимом. Сталин предложил Карпову этот вопрос изучить. Поговорили о делах финансовых. Митрополит Алексий сказал, что он считает необходимым предоставление епархиям права отчислять некоторые суммы из касс церквей и епархий в кассу центрального церковного аппарата для его содержания (патриархия, Синод), и в связи с этим же митрополит Алексий привел пример, что инспектор по административному надзору Ленсовета Татаринцева такие отчисления делать не разрешала. В связи с этим же вопросом он, а также митрополиты Сергий и Николай считают необходимым, чтобы было видоизменено положение о церковном управлении, а именно, чтобы священнослужители получили право быть членами исполнительного органа Церкви. Сталин против этого не возражал. Митрополит Николай затронул вопрос о свечных заводах, заявив, что в данное время церковные свечи изготовляются кустарями, продажная цена свечей в церквах весьма высокая, и он, митрополит Николай, считает лучшим предоставить право иметь свечные заводы при епархиях. Сталин сказал, что Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку правительства во всех вопросах, связанных с ее организационным укреплением и развитием внутри СССР. И – обращаясь к Карпову: – Надо обеспечить право архиерея распоряжаться церковными суммами. Не надо делать препятствий к организации семинарий, свечных заводов и так далее. – Затем, обращаясь к трем митрополитам: – Если нужно сейчас или если нужно будет в дальнейшем, государство может отпустить соответствующие субсидии церковному центру. Вот мне доложил товарищ Карпов, что вы очень плохо живете: тесная квартира, покупаете продукты на рынке, нет у вас никакого транспорта. Поэтому правительство хотело бы знать, какие у вас есть нужды и что вы желали бы получить от правительства. Митрополит Сергий ответил: – Для патриархии и для патриарха прошу принять внесенные митрополитом Алексием предложения о предоставлении в распоряжение бывшего игуменского корпуса в Новодевичьем монастыре, а что касается обеспечения продуктами, то эти продукты мы покупаем на рынке, но в части транспорта просил бы помочь, если можно, выделением машины. – Помещения в Новодевичьем монастыре товарищ Карпов посмотрел, – сказал Сталин, – они совершенно не благоустроены, требуют капитального ремонта, и для того, чтобы занять их, надо еще много времени. Там сыро и холодно. Ведь надо учесть, что эти здания построены в XVI веке. Правительство вам может выделить завтра же вполне благоустроенное и подготовленное помещение, предоставив трехэтажный особняк на Чистом переулке, который занимал ранее бывший немецкий посол Шуленбург. Но это здание советское, не немецкое, так что вы можете совершенно спокойно в нем жить. При этом особняк мы вам предоставляем со всем имуществом, мебелью, которая имеется в нем, а для того, чтобы лучше иметь представление об этом здании, мы сейчас вам покажем план его. (Видно, готовился Сталин к этой встрече – знал о состоянии помещений и имел план под рукой). Через несколько минут Поскребышев принес план особняка с его надворными постройками и садом. Было условлено, что на другой день, 5 сентября, Карпов предоставит возможность митрополитам лично осмотреть эти помещения. Сталин вновь затронул вопрос о продовольственном снабжении: – На рынке продукты покупать вам неудобно и дорого, и сейчас продуктов на рынок колхозник выбрасывает мало. Поэтому государство может обеспечить продуктами вас по государственным ценам. Кроме того, мы завтра-послезавтра предоставим в ваше распоряжение две-три легковые автомашины с горючим. Нет ли еще каких-либо вопросов, нет ли других нужд у Церкви?.. Ну, если у вас больше нет к правительству вопросов, то может быть, будут потом. Правительство предполагает образовать специальный государственный аппарат, который будет называться Совет по делам Русской Православной Церкви, и председателем Совета предполагается назначить товарища Карпова. Как вы смотрите на это? Все трое заявили, что они весьма благодарны за это правительству и лично товарищу Сталину и весьма благожелательно принимают назначение на этот пост товарища Карпова. Сталин сказал: – Совет будет представлять собою место связи между правительством и Церковью, и председатель его должен докладывать правительству о жизни Церкви и возникающих у нее вопросах. Обращаясь к Карпову, Сталин произнес: – Подберите себе два-три помощника, которые будут членами вашего Совета, образуйте аппарат, но только помните, во-первых, что вы не обер-прокурор, во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность Церкви. Тут же, при митрополитах, Сталин обратился к Молотову: – Надо довести об этом до сведения населения, так же, как потом надо будет сообщить населению и об избрании патриарха. Вячеслав Михайлович сразу же стал составлять проект коммюнике для радио и газет, при этом вносились соответствующие замечания, поправки и дополнения как со стороны Сталина, так и со стороны митрополитов Сергия и Алексия. Текст извещения был принят в следующей редакции:

«4 сентября с. г. у Председателя Совета Народных Комиссаров СССР товарища И. В. Сталина состоялся прием, во время которого имела места беседа с патриаршим местоблюстителем митрополитом Сергием, Ленинградским митрополитом Алексием и экзархом Украины Киевским и Галицким митрополитом Николаем. Во время беседы митрополит Сергий довел до сведения Председателя Совнаркома, что в руководящих кругах Православной Церкви имеется намерение созвать Собор епископов для избрания Патриарха Московского и всея Руси и образования при патриархе Священного Синода. Глава правительства товарищ И. В. Сталин сочувственно отнесся к этим предложениям и заявил, что со стороны правительства не будет к этому препятствий. При беседе присутствовал заместитель Председателя Совнаркома СССР товарищ В. М. Молотов».

(Это коммюнике было опубликовано в газете «Известия» 5 сентября 1943 года). Текст коммюнике был вручен Поскребышеву для передачи в этот же день на радио и в ТАСС дли напечатания в газетах. После этого Молотов обратился к Сергию с вопросом: – Когда лучше принять делегацию англиканской Церкви, желающую приехать в Москву, во главе с архиепископом Йоркским? Сергий ответил, что поскольку Собор епископов будет собран через четыре дня, а значит, и будут проведены выборы патриарха, англиканская делегация может быть принята в любое время. Молотов сказал, что, по его мнению, лучше будет принять эту делегацию месяцем позднее. В заключение приема выступил митрополит Сергий с кратким благодарственным словом к правительству и лично товарищу Сталину. Молотов спросил Сталина: – Может, следует вызвать фотографа? Сталин ответил: – Нет, сейчас уже поздно, второй час ночи, поэтому мы сделаем это в другой раз. Сталин, попрощавшись с митрополитами, проводил их до дверей своего кабинета. Тайный прием был историческим событием. О значении в жизни и деятельности Церкви и священнослужителей этого «мероприятия», проведенного лично Сталиным (никто другой на такое не отважился бы), говорить не приходится. Может быть, следует только напомнить любителям расписывать жестокость Сталина о таких вот добрых его делах. Ищущие правду не должны забывать и об этом.

После успешного завершения Сталинградской операции Ставка развивала наступление в направлении Донбасс – Харьков, готовила Острогожско-Россошанскую наступательную операцию. Здесь, на южном крыле советско-германского фронта, происходили самые активные боевые действия. Одновременно провели несколько наступательных операций под Демьянском. Великими Луками и Ржевом Северо-Западный, Калининский и Западный фронты. Создалась благоприятная обстановка для нанесения удара под Ленинградом, чтобы избавить от блокады этот многострадальный город. Была разработана операция, которой присвоено кодовое название «Искра». На этот раз Сталину как Верховному Главнокомандующему пришлось объединять и направлять усилия не только сухопутных сил, но и флота и партизанских отрядов. Замысел операции сводился к нанесению встречных ударов двух фронтов: Ленинградского, которым командовал генерал армии Говоров, и Волховского под командованием генерала армии Мерецкова, во взаимодействии с Балтийским флотом (адмирал Трибун.). Эти фронты разделяла всего 12-километровая полоса. Но какая! Здесь противник создал мощнейшие оборонительные сооружения: сплошные траншеи в несколько рубежей, доты, дзоты, минные поля, проволочные заграждения. Противотанковая система обороны включала укрепленные берега каналов и мест торфоразработок, два высоких насыпных нала, покрытых льдом. И все это прикрывалось мощной артиллерией, авиацией и опытными вояками, которые засели здесь и укреплялись с первого месяца войны. Соперником, с которым предстояло схлестнуться Сталину в очень сложной и принципиальной схватке, был фельдмаршал Кюхлер. Он пытался задушить голодной блокадой Ленинград и считал, что близок к достижению цели. Сталину предстояло разорвать кольцо блокады, отогнать войска фельдмаршала и дать вздохнуть ленинградцам полной грудью, накормить, подлечить их после тяжелейшей осады. Георг фон Кюхлер был уже немолод – родился он в 1881 году. Пошел служить в армию в 190! году. Участвовал в первой мировой войне, уже имея генштабовское образование. В 1936 году в звании генерал-лейтенанта командовал корпусом в Кенигсберге. В 1939-м Кюхлер во главе 3-й армии участвовал в боях против Польши. После оккупации Польши, командуя 9-й армией, Кюхлер через Данию порвался во Францию и гнал франко-английские части до Дюнкерка, который взял 4 июня 1940 года. Перед вторжением в Советский Союз, скрытно перегруппировав свою 9-ю армию на восток в составе группы армий «Север» под командованием Лееба, рванулся в сторону Ленинграда. Но на этот раз не удалось молниеносно достичь успеха. Однако Гитлер посчитал виновным в этой неудаче генерал-фельдмаршала Лееба: в течение почти двух лет группа армий «Север» не могла захватить город. Гитлер отстранил Лееба и назначил на его место фон Кюхлера, присвоив ему звание генерал-фельдмаршала. Но несмотря на все старания оправдать доверие фюрера, Кюхлер не смог захватить Ленинград. И вот теперь ему предстояло сразиться со Сталиным и с генералом (да, пока еще с генералом) Жуковым и подтвердить свое фельдмаршальское звание или впасть в немилость у Гитлера, что было пострашнее поражения на фронте. Сталин позвонил Жукову, который находился на Воронежском фронте: – В Ленинграде как представитель Ставки находится Ворошилов. Государственный Комитет обороны считает, что вам тоже необходимо поехать туда. Нужно на месте посмотреть, все ли сделано для того, чтобы операция «Искра» прошла успешно. Время у нас еще есть, сделайте остановку в Москве. Нам надо обсудить один вопрос. В Москве в беседе, длившейся несколько минут, Верховный дал Жукову еще одно важное поручение: – Слетайте на пару дней в 3-ю ударную армию: она ведет тяжелые бои с окруженной группировкой противника в районе Великие Луки – Новосокольники – Поречье. Посмотрите, как там организовано дело. Поручение не случайное – не просто по пути заехать для острастки. Под Великими Луками никак не могли добить окруженную группировку немцев. Сталин хотел активизировать на этом участке фронта наши боевые действия, чем привлечь сюда резервы командующего группой армий «Север» генерал-фельдмаршала Георга фон Кюхлера, это способствовало бы успеху при осуществлении операции «Искра» (кстати, так и получилось: Кюхлер перебросил под Демьянск для выручки 16-й армии «из мешка» семь дивизий). Сталин это понимал и поэтому оттягивал силы врага от Ленинграда. Под Ленинградом командующие фронтами не раз встречались и с помощью Жукова детально отработали взаимодействия своих войск. Главный удар предстояло нанести 2-й ударной армии, которой командовал генерал Романовский. Той самой 2-й ударной армии Власова, о гибели которой много писали немцы. В нашей печати об этой армии старались не упоминать. Предательство Власова бросило тень на эту армию, ее последующие боевые дела замалчивали, воинов и офицеров обходили наградами и званиями. И напрасно: армия была переформирована, пополнена и достойно участвовала во многих победных операциях. Вот и на этот раз ей предстоял труднейший прорыв обороны, созданной немцами в течение почти двух лет. Здесь не было внезапности, гитлеровцы хорошо знали о подготовке нашего наступления, да и о группировке войск. Фельдмаршал фон Кюхлер понимал: если Жуков приехал под Ленинград, значит, жди самых грозных событий. Он не ошибся. В 9 часов 30 минут 12 января 1943 года с обеих сторон Шлиссельбургского коридора как горный обвал обрушились тысячи снарядов, мин и авиационных бомб. Ширина коридора была всего 15 километров, поэтому артиллерия двух фронтов накрыла огнем сразу всю глубину обороны противника. На каждый квадратный метр участка прорыва падало два-три артиллерийских и минометных снаряда. И все же гитлеровцы сопротивлялись отчаянно – целую неделю пришлось вести упорнейшие бои двум фронтам, чтобы пробиться навстречу друг другу (расстояние всего по 7—8 километров на каждый фронт). Сталин своего добился, он избавил Ленинград от страшной блокады, спас жизнь тысячам жителей. Это прозвучало победным эхом по всему миру, потому что произошло не только военное, но и крупное политическое событие. В день, когда соединились войска двух фронтов, 18 января, у Сталина было хорошее настроение, он поделился радостью и с Жуковым – давно пора было отметить Георгия Константиновича за победу под Москвой, за Сталинградскую операцию, но все было недосуг, а на сей раз появилась еще одна причина: свершилась деблокада Ленинграда, которая 900 дней тяжким грузом давила не только на ленинградцев, но и на всю страну и армию. Сталин позвонил Жукову и со свойственной ему немногословностью сказал: – Товарищ Жуков, Верховный Совет присвоил Вам высокое звание Маршала Советского Союза. – И, даже не произнеся «поздравляю», перешел к делу: – Надо будет помочь ленинградцам, они так настрадались в блокаде. Октябрьская железная дорога все еще у противника, построим побыстрее новую железнодорожную ветку, я дам указания железнодорожникам. Дорогу начали строить немедленно, железнодорожные бригады шли вслед за войсками, которые вели бои, оттесняя врага еще дальше. Через две недели ветка протяженностью в 34 километра начала действовать, пошли грузы в город, а раненые, больные вывозились из него. За две недели! Иначе и быть не могло. Сталин приказал! И строители, и войска понимали, как необходима эта «дорога Победы» настрадавшимся людям: 642 000 человек легло в могилы от голода и болезней, 21 тысяча погибла от артиллерийских обстрелов. Наконец-то город-герой вздохнул свободнее («Сталин позаботился!»). Дорогу бомбили и обстреливали немцы днем и ночью, но железнодорожные команды на всем ее протяжении немедленно исправляли повреждения. И дорога жила несмотря ни на что, помощь шла ленинградцам бесперебойно и все знали – «Сталин приказал!» В Ленинградско-Новгородской операции, которая проводилась с 14 января по 1 марта 1944 года, группа армий «Север» была окончательно разгромлена. Гитлер сместил (уже в ходе этой операции) фельдмаршала Кюхлера за то, что тот не смог сдержать наступление советских армий. На его место был назначен генерал-полковник Линдеман, но вскоре Гитлер заменил и его фельдмаршалом Моделем, которого сами гитлеровцы считали «живодером» за его безжалостность и жестокость. В общем, много неприятностей причинил Сталин на северном фланге Восточного фронта не только крупным немецким военачальникам, но и самому Гитлеру, который как командующий сухопутными войсками (после снятия им Браухича) руководил боевыми действиями и под Ленинградом. Сталин лишил возможности и самого Гитлера осуществить намерение, изложенное им в специальном докладе «О блокаде Ленинграда», где были такие слова: «Сначала мы блокируем Ленинград (герметически) и разрушим город артиллерией... вступив в город... вывезем все, что осталось... сровняем Ленинград с землей и передадим район севернее Невы Финляндии». Не состоялось...