Информация — это данные, которые важны для понимания и действия в окружающей нас реальности. Чтобы сделать нечто, бывает необходимо или полезно иметь некоторый набор сведений, касающийся предмета. Важно не только что сообщается, но и когда сообщается: получать сведения надо в нужный момент, чтобы они могли повлиять на принятие решения. Социалист-кибернетик Стаффорд Бир говорил: "Информация — это данные, которые меняют нас".

Научные открытия ХХ века, приведшие к изобретению компьютеров, также пролили для нас свет на то, каким образом человек получает, обрабатывает и передает информацию. То, что раньше воспринималось как комплекс малоопределенных явлений, стоящих за словами «память», «разум» и т. п., предстало в качестве механизмов — следовательно, мы могли начать понимать, "как это действует", а также откуда берутся ошибки. Эти открытия привели к поискам в направлении "искусственного интеллекта".

Одним из центральных открытий в рамках информационной парадигмы стало то, что количество человеческих ресурсов, расходуемых на процессы обработки, хранения, передачи информации, ограниченно — как ограничены определенным объемом битов винчестер и оперативная память компьютера. Человеческое внимание возможно измерить — отсюда возникла идея "экономики внимания". Например, важным откровением было то, что человеческая память в состоянии работать одновременно с семью плюс-минус двумя темами.

Отсюда появилось новое отношение к взаимодействию людей. Следует относиться с уважением к когнитивным возможностям человека, не перегружать его внимание излишним объемом информации. Но главное — следует максимально четко и достоверно передавать информацию. Как это делать? Легко ли это? Для этого необходимо ничего не добавлять от себя, быть максимально прозрачным. Быть посредником, быть медиумом, или же быть тем, кто передает новости, вестником.

"Сделай свой ум совершенно пустым" — так долгое время говорили дзенские наставники. Вот это и требуется от передающего информацию, поскольку все неточности, все шумы, забивающие информационные каналы, как правило происходят от самоуверенных вольностей в передаче информации, от личных интерпретаций. Вместе с ними в информационное поле приходят все предрассудки и идиосинкразии передающего. Но в условиях информационной парадигмы эта опасность исчезает. Даже если передающий не свободен от каких-то идиосинкразий, все равно при соблюдении приоритета важности информации его ресурсы принимаются во внимание, его данные могут оказаться полезными.

Если говорить о злоупотреблениях со стороны власти, то большая часть из тех, которые мы можем непосредственно наблюдать, происходит в информационной сфере. Ежедневно происходит множество хищений, имеет место много насилия, но граждане любой демократической страны знают лишь то, что им показывают по телевизору. А показывают чрезвычайно суженную и

предзаданную

картину реальности. Это касается не только телевизионных новостей, в которых односторонне, с точки зрения собственников вещания, освещаются события политической, экономической, общественной и культурной жизни. Вся совокупность всего представляемого на ТВ служит задаче: лишить зрителя способности самостоятельно воспринимать и оценивать происходящее, погрузить его в разноцветную мешанину слов и образов. В отличие от классического демократического государства, как оно рассматривалось начиная с эпохи Просвещения, сейчас демократическое государство преследует цель не развить возможности, повысить уровень знаний своих граждан, а, напротив, лишить их разума и самостоятельности. Поэтому мы избегаем употреблять слово «информация» в отношении ТВ, и предпочитаем в данном случае говорить: «дезинформация», "дезинформационное общество". Также в ходу слово "Спектакль".

Появление и массовое внедрение телевидения, начавшееся с середины 1950-х годов, дало повод самым проницательным аналитикам говорить о начале эры Спектакля. Именно это понятие употребил французский философ-революционер Ги Дебор в своей книге "Общество Спектакля", которое также иногда переводят на русский как "Общество Зрелища". В этом понятии Дебор отрефлексировал то, что индустрия Спектакля, превышающее все мыслимые масштабы количество Зрелища, становится центральным образующим явлением современного общества.

"Все, что раньше существовало непосредственно, теперь переходит в область репрезентации",

 — с такого утверждения начинает свою книгу Дебор. В обществе Спектакля люди утрачивают способность воспринимать реальность так, как они воспринимали ее раньше — исходя из общественных и личных отношений, знания и опыта — и начинают воспринимать ее исключительно исходя из «картинок», из способов репрезентации предмета на телевидении. Фильм Ги Дебора "Общество спектакля" наглядно представляет это, демонстрируя бесконечный ряд картинок: новых машин, голых женщин, журнальных обложек, кинокадров, кадров папарацци, знаменитостей, — чередуемых с однообразной утомительностью; это производит поистине гнетущее впечатление. Мы видим нарушение того принципа, о котором сказали чуть раньше, — уважения к когнитивным возможностям человека, его мыслительным ресурсам, которые позволяют перерабатывать ограниченное количество информации. Интерес власти в создании Спектакля, по Дебору, заключается в том, чтобы погрузить людей в управляемое состояние, лишить возможности самостоятельно принимать решения:

Потребитель информации воспитывается таким образом, что его трудно заставить обдумывать что-либо самостоятельно. Он готов только к принятию готовых оценок и сведений. После этого он хочет развлечений, поэтому средство массовой информации, не уделяющее достаточно внимания индустрии развлечений, автоматически теряет рейтинги. Уникальный пример единственно стопроцентно успешного кабельного телевидения в России — СТС, на котором новостей нет вообще. Вот почему коммерциализация медиа и ТВ, происходящая сейчас во всем мире по американскому образцу, является не побочным эффектом, а основным фактором формирования медиа-системы.

Господство Спектакля позволяет власти создавать свои искусственные картины событий, придавать событиям не историческую, а выдуманную интерпретацию. Многие ли из американских школьников знают, как закончилась война во Вьетнаме? — едва ли, но все они смотрели голливудские боевики, в которых храбрые американские солдаты побеждают вьетконговцев-коммунистов. Также, это позволяет утаивать те или иные события: "это ведь не показали по телевизору". Поэтому тележурналисты являются столь высокооплачиваемой профессиональной группой, а борьба за управление телеканалами приобретает историческое значение.

И также поэтому время, когда в массовое употребление стали входить персональные компьютеры (середина 1990-х), и особенно когда они оказались подключены к интернету — стало началом противоположного движения, временем, когда каждый смог получить доступ к разносторонней информации, а не только к той, которая предоставляется ему с телеэкрана. Одновременно с этим в общем употреблении появились также и другие технологичные девайсы — мобильники, также открывающие возможность для каждого расширить свои представления о коммуникации с людьми во времени и пространстве. Все это имело, как мы сейчас понимаем, решающее значение на фоне общего упадка левых в начале 90-х, повсеместного наступления неолиберализма и его главного достижения — приватизации. Улицы и эфир оказались заполнены дезинформацией и рекламой, зато люди получили возможность свободно серфить по интернету.

Коль скоро невозможно стало управлять всеми потоками информации, коль скоро ее распространение стало бесконтрольным — требуется наладить более изысканные, утонченные методики, чтобы все же взять этот процесс под управление. Так решили Правительства и Корпорации. Отсюда возникли PR, реклама, инфовойны как средство решения спорных вопросов между властвующими группировками, и политтехнологии как орудие информационных войн.

В своей работе "После капитализма" Игорь Герасимов дает определение современного этапа развития капитализма как «элитаризма», что означает этап, на котором, во-первых, в капиталистической миросистеме выделяется господствующая элита, во-вторых, эта элита для сохранения своего господства прибегает к использованию методов, позволяющих некоторым образом управлять развитием событий, а именно прогнозировать и предотвращать капиталистические кризисы, то есть получает в свои руки «мета-орудие». Управление восприятием, политтехнологии и являются таким мета-орудием.

Редактор американского активистского проекта PRWatch.org Шелдон Рамптон говорит: "

Интересная вещь касательно PR-индустрии — это то, что она имела задачу контролировать и манипулировать мнениями людей, но с самого начала она делала это, потому что корпорации, интересы которых она представляла, сами оказались под огнем публичной критики. В США дотошные журналисты расследовали темные секреты железнодорожных и нефтяных компаний. Рост PR-индустрии был защитной реакцией на это… Индустрия PR присвоила многие техники, использовавшиеся активистами, такие, как заступничество и убеждение. Там активно изучали техники общественных организаций, развивавшихся с начала 1960-годов. Она использовала много демократических техник, чаще всего с целью подрыва демократических движений"

.

Через двадцать два года после "Общества спектакля" и за несколько лет до самоубийства, в 1989 году, Ги Дебор выпустил в свет "Комментарии к "Обществу спектакля"". Здесь он констатировал, что за прошедшее время его прогнозы относительно торжества Спектакля подтвердились самым жестоким образом. Но что случилось нового — это, в частности, что он назвал "распространением Спектакля на всю реальность".

С середины 1990-х, когда инфовойна как средство решения вопросов стала утверждаться в российской реальности, приходилось постоянно испытывать ощущение, что именно политический PR, политтехнологии — есть тот центральный инструмент, тот нерв управления, который требуется исследовать. Поскольку большинство анархических и леворадикальных выступлений и в России, и на Западе произносило более или менее самоочевидные лозунги — против войн, нищеты и т. д. — создавалось впечатление, что они не затрагивают центральных проблем управления, то есть, бьют мимо цели. Но именно это, кажется, чувствовал известный писатель Виктор Пелевин, посвятивший проблемам рекламного манипулирования и политтехнологий два из трех своих больших романов — " Generation П" и "Числа".

Информационное общество — это общество, в котором главной ценностью является информация. Для биржевых брокеров, банкиров, инвесторов ключевыми факторами в работе являются осведомленность и скорость принятия решений. Понимают они это или нет, но и здесь точные данные, достоверные сведения, — составляют главную валюту системы, которая позволяет ей функционировать. Коль скоро биржи — это финансовые рынки, посредством которых в течение считанных секунд миллиардные суммы долларов перекочевывают из одного в другой край планеты, то что еще может мотивировать дельцов сильнее, чем поиск новой, относящейся к делу информации?

Темпы роста и развития информационной экономики таковы, что они требуют использования всех мощностей средств информации и коммуникации, поскольку именно благодаря им современный капитализм приобрел свою современную «нематериальную» форму. Один из признанных лидеров антиглобалистского движения Сьюзан Джордж также говорит по этому поводу:

"Капитализм похож на велосипед, который должен постоянно ехать вперед или упасть, а фирмы конкурируют, чтобы выяснить, кому удастся быстрее надавить на педаль перед тем, как врезаться в стену"

. Что же это такое за информационная экономика, которая так настойчиво диктует государствам, что им делать?

Информационное общество характеризуется тем, что решающую роль в его образовании сыграли, и играют, новые технологии. А для развития технологий требуется специфическая, скажем так, установка, общая для изобретателей, предпринимателей и потребителей: это установка на инновации. Компания проиграет рыночную гонку, если не будет вовремя вводить инновации в производственной процесс, оптимизировать коммуникацию и менеджмент, перехватывать изобретения у конкурентов, если мобильные телефоны новых марок не будут включать в себя SMS — технологии, новые наборы мелодий, опции Wi-Fi и GPS, сервисы VAS, чтение с голоса и тому подобное. В первую очередь, это и является причиной того, почему, несмотря на свои очевидные тоталитарные и запретительные тенденции, современные государства не запрещают и не ограничивают интернет. Наоборот, динамика инноваций становится основным образующим фактором новой экономики. Входит в употребление термин "инновационная экономика". Это есть тот «велосипед», о котором говорит Сьюзан Джордж.

В свою очередь, инновационная экономика развилась благодаря специальному виду инвестиций, сопутствовавших новейшему технологическому прогрессу. Будучи инвестициями в ненадёжный, рискованный сектор промышленности, они получили название высокорисковых, или венчурных (от «venture» — риск) инвестиций. В отличие от обычных инвестиций, традиционных для индустриального производства и приносящих прибыль в размере 2–3 % процентов в год, венчурные способны приносить невероятно высокие прибыли от 20–30 % до 200 %. Естественно, возрастает и возможность потерь. Именно такие инвестиции положили начало коммерческому буму высоких технологий, сопровождали его развитие, приводили к массовым банкротствам и новому возрождению. Венчурные инвестиции лежат теперь в основе развития каждого нового поколения высокотехнологичного производства, включая био- и нанотехнологии.

Герман Хаузер, австрийско-британский предприниматель, один из пионеров-менеджеров венчурного инвестирования, называет пять условий успешного развития венчурного капитала. Это: наличие в стране высококвалифицированного образования для менеджеров и изобретателей; предпринимательский дух; наличие венчурного капитала; наличие правительства, создающего благоприятные условия как для образования, так и для венчурного инвестирования; готовность крупных компаний сотрудничать с малыми, развивать сектор, например, в рамках т. н. "корпоративного венчуринга". Ключевая роль в этих процессах отводится, как видно, правительству, тому, какие условия оно создает в стране для инновационного бизнеса — посредством налогообложения, развития образования и т. д. Инновации развиваются наилучшим образом в условиях, когда образовательные учреждения, офисы компаний-производителей, исследовательские лаборатории — все вместе сосредоточено на небольшом участке пространства. Такие "высокотехнологичные зоны" называются «кластерами», а в России с 2004 года они получили также название "технопарки".

Радио — удобное, низкотехнологичное средство вещания, легко конструируемое собственными руками. Радио не требует от слушателя пассивного внимания, как телевидение, а заставляет его напрягать свой ум, следить за мыслью, и делает его таким образом соучастником процесса. Оно также есть самое дешевое из электронных медиа, что позволяет избегать строгой цензуры со стороны заказчиков (большие деньги = большой контроль). Ввиду этих качеств свободное радио расшатывает монополию государств на информацию и все сопутствующие прибыльные технологические приложения, и поэтому оно подвергается жестокой цензуре со стороны государства. Термин «пиратское» был впервые применен в Британии к нелицензированным радио именно по причине, что они «похищали» аудиторию у государственной корпорации ВВС.

Исторически, радио — первое средство вещания информационной эры, открывшее эпоху новых, не-бумажных медиа, поэтому с ним связан наибольший исторический опыт экспериментов с информацией и запретов на такие эксперименты. Но ошибочно будет думать, что с появлением телевидения, интернета, видеокамер оно отошло в прошлое. Его значимость возросла для тех регионов, которые по-прежнему лишены информационной инфраструктуры. Это уникальное средство, способное оказать неоценимую помощь в преодолении цифрового неравенства. Как утверждает ветеран независимого радиовещания в Индии Арун Мета, "

Радио на сегодня является единственным электронным средством коммуникации, которое могут себе позволить бедные

". Оно способно обращаться даже к неграмотным. В то же время, на противоположном краю демографического спектра, радио оказывается единственным средством информации, которое человек может воспринимать, когда едет в машине.

Другой аспект радио — то, что оно обладает возможностью более быстрого и прямого отклика на аудиторию, чем телевидение. Оно также более заинтересовано в таком отклике (звонки в радиоэфир являются гораздо более занимательным и важным элементом содержания, чем звонки в телеэфир или "письма в редакцию").

В некотором смысле, радио является более тонким инструментом, чем печатное слово. Поскольку мы здесь вступаем в опасную область догадок, скажем только, что радио загадочно так же, как его сфера — эфир. Остаётся под вопросом, обоснованно ли право вообще запускать радио, т. е. подвергать людей таким тонким колебаниям, которые не рефлектируются, тем не менее, возможно, обладают воздействием. Ограничимся здесь замечательной цитатой из Хаким Бея:

Компьютеры, видео, радио, печатные станки, синтезаторы, факсы, магнитофоны, ксероксы, — все это хорошие игрушки, но они страшны тем, что к ним привыкаешь. В конце концов, мы понимаем, что не можем "протянуть руку и потрогать" того, кто не присутствует здесь во плоти. Эти средства могут быть полезны нашему искусству — но они не должны завладевать нами, также как не должны становиться между нами, посредничать или отделять нас от нашего животного/живого «я». Мы хотим управлять нашими средствами коммуникации, а не быть управляемыми ими. И нам хочется вспомнить некое духовное боевое искусство, в котором упор делается на сознании того, что наше тело — наименее опосредованное из всех средств коммуникации.

Вероятно, ни в какой другой области медиа-активизм не встречается с такой откровенно запретительной политикой государств, как в области радио. В момент, когда пиратские радио достигли высшего пика своего влияния на культуру и общество — в середине 1960-х годов в Британии, когда они стали основным средством распространения культуры рок-н-ролла, и Radio London за пару недель стало слушать семь миллионов человек — государства Северной Европы, заключив многосторонний договор, запретили пиратское радиовещание и лицензирование новых радио, а на тучи возмущенных писем регулирующие органы отвечали, что лицензирование невозможно, так как "нет свободных частот". В Индии исторический Telegraph Act был принят в 1885 году, и он гласил:

"Телеграф" означает: любое приспособление, материал, инструмент или аппарат, используемый или могущий быть использованным для передачи или получения знаков, сигналов, надписей, образов, звуков или сведений любого свойства посредством кабельных, зрительных или электромагнитных сигналов, радиоволн или герцевских волн, гальванических, электрических или магнетических способов. В Индиии сключительным правом учреждения, развития и использования телеграфа обладает Центральное правительство.

После достижения Индией независимости и прихода к власти в высшей степени либерального и демократического правительства Неру в 1951 году действие Telegraph Act было продлено, что, возможно, и послужило одной из причин его последовавшего за временем кризиса. Даже когда в стране появились первые частные телеканалы, частное радио продолжало оставаться под запретом — вероятно, потому, что у телевидения могут быть только богатые спонсоры, с которыми правительству легче договориться.

Если в Британии радио запрещено в любом его виде, то в США радио можно слушать, но не передавать, благодаря Первой поправке к Конституции, позволяющей гражданину страны пользоваться любым источником вещания, откуда бы он ни происходил. Тем не менее, и за вещание в Штатах можно получить год тюрьмы. Британия и США первыми в истории столкнулись с организованным радиопиратством. В 1933 году на Британию с континента начало вещать частное радио «Люксембург», предназначенное для рекламы. После оккупации Люксембурга в начале второй мировой войны оно начало использоваться фашистами как пропагандистское радио. Вернув своего частного владельца после войны, оно подготовило почву для подъема пиратских радио в Британии 1960-х, так как передавало рок-н-ролл, но не выдержало с ними конкуренции и постепенно растеряло аудиторию. Радио XERF, расположенное в Мексике недалеко от границы с Соединенными Штатами, появилось в 1947 году и использовалось с другими целями — для проповеди благочестивых евангелистов. Эти проповеди потребовали мощностей, превосходящих разрешенные американским законодательством — 250 тысяч ватт вместо разрешенных 50, что, вероятно, и послужило причиной для решения о миграции. Но в 1959-м оно перешло в руки корпорации, специализировавшейся на радиорекламе, и стало тоже использоваться с этой целью. Ввиду американского климата, более благоприятствовавшего радио, чем британский, вместо названия «пиратское» оно получило более уважительный титул — "border blaster", что-то вроде "пробиватель границы".

В России, на родине радио, пиратское радиовещание было и остается запрещено, но подпадает только под административную ответственность: "

В 1926-м году Бертольт Брехт написал статью, которая революционным образом формулировала возможности радио:

Радио односторонне, в то время как ему следует быть двусторонним. Это в чистом виде аппарат для распространения. Поэтому следует позитивное предложение: смените его назначение с распространения на коммуникацию. Радио может стать наилучшим коммуникационным аппаратом из тех, которые можно себе вообразить, огромной сетью передатчиков. Это может случиться, если оно будет знать, как получать, а не только передавать, как слушатель может говорить, а не только слушать, как приводить его к общению, вместо того, чтобы отчуждать. Исходя из этого принципа, радио должно отказаться от поддерживающего его бизнеса и реорганизоваться на основе поддержки собственных слушателей.

Эти революционные требования противоречили всей логике развития капиталистического медиа-рынка: ведь, начиная с XERF и «Люксембург», радио изначально использовалось с целью односторонней пропаганды, а не двусторонней коммуникации. Поэтому левые и революционные движения всегда тяготели к горизонтальной организации коммуникаций и придумывали каждый раз новые механизмы обратной связи. Новацией движения пиратских радио 1960-х было введение аудитории в эфир как действующего лица — от песен по заявкам слушателей, введенных британскими радиостанциями, до прямого вещания каждого слушателя, как на итальянском радио «Alice». К сожалению, большинство из этих достижений быстро оказывались усвоены мейнстримной культурой. Так первые пиратские радио 60-х, возникнув в Британии, Голландии и Дании, стали новаторами в области массового вещания и открыли эпоху современных коммерческих радио. Это один из ставших вскоре привычными случаев, когда технические нововведения создаются активистами, а потом берутся под контроль государствами и корпорациями.

Они появились как реакция на консерватизм официальных масс-медиа и прессы, не желавших передавать музыку The Beatles и рок-н-ролл. Рыболовецкое судно, стоявшее у берегов Дании, в 1958 году открыло радио Mercur, а в апреле 1960-го из вод у берегов Голландии начал поступать сигнал Radio Veronica. Уже к ноябрю его аудитория составляла 5 млн человек. Очень скоро открылись Radio Nord, расположенное прямо в центре стокгольмской гавани, и Radio Lyon, постоянно менявшее частоту трансляций. Наступила очередь колыбели рок-музыки — Британии. Открытием самой популярной из радиостанций — Radio Caroline — история обязана ирландскому предпринимателю Ронану О’Рохилли, который был также менеджером нескольких музыкальных групп. Caroline открылась на пароме судна, которое отошло от берегов Британии на несколько десятков километров в нейтральные воды и начало вещание с песни The Beatles "Can’t buy me love". Оно набрало аудиторию в 7 млн слушателей уже за три недели. Вскоре следом за ним стало вещать Radio London, включив в передачи краткие сводки новостей и погоды — т. е. создав формат современного коммерческого радио. Затем последовали Radio Atlanta, созданное Алланом Кроуфордом, владельцем нескольких мелких лейблов, Radio Sutch, Radio Noordzee, созданное голландским судостроителем на искусственном островке, Radio Invicta, Radio Free Yorkshire, Radio Red Rose… 28 сентября 1964 года были опубликованы результаты опроса, показавшие, что Radio Caroline имеет больше слушателей, чем BBC.

Тогда государства вступили в борьбу с несанкционированным вещанием. В начале 1965 года правительства Швеции, Бельгии, Франции, Греции, Швеции, Люксембурга, Дании и Британии подписали соглашение, согласно которому трансляции с судов или самолетов объявлялись вне закона, также запрещалась продажа оборудования оффшорным радиостанциям. Одним из радио владел музыкант Дэвид Сатч, называвший себя Screaming Lord Sutch в подражание американскому блюзмену Screamin' Jay Hawkins'у. В том же 1966-м году произошла разборка, когда его бывшие партнеры хотели отобрать у него за долги радиооборудование, но случилось так, что убили его менеджера. Это дало повод правительственным источникам применить еще более крутые меры в отношении пиратских радио, обвиняя их в причастности к криминалу. 2 июля 1966 года правительство лейбористов опубликовало постановление о нарушении правил радиовещания на море, и деятельность пиратов, равно как и сотрудничество с ними в любой форме, отныне представляла собой правонарушение, за которое полагалось до двух лет тюрьмы. Целый год пираты и их сторонники пытались сопротивляться, заваливая парламент письмами, но безуспешно. Зато другая часть успешно легализовалась, создав популярную область медиа-индустрии, в особенности потому, что с самого начала активно сотрудничала с индустрией звукозаписи. А также, в тот момент, когда андеграундную культуру решили включить в свои хит-парады на ВВС, открывая молодежный канал Radio 247 (по предложению правительства и непосредственно вслед за запретом пиратов в 1966 году), то при наборе кадров медиа-магнаты отдавали неизменное предпочтение набившим уже руку, опытным радиопиратам.

Балканские страны в 1990-х породили одну из самых замечательных и внутренне напряженных культур в истории, бесконечно драматизированную войнами: долгой гражданской войной и интервенцией НАТО в 1998 году. Гулкое биение пульса Югославии отозвалось и в электронных сетях. Страны, на которые распалась бывшая титовская республика, занимают промежуточное положение между патриархальной Азией и эмансипированной Западной Европой. На родовой быт, нашедший отражение в фильмах Кустурицы, здесь налагалась близость к высокотехнологичной цивилизации: с одной стороны, шли войны с этническим и религиозным оттенком, с другой, форпосты авангардной культуры, типа Центров современного искусства Сороса и медиа-институций, обустраивали информационную инфраструктуру. Здесь впервые были применены новейшие технологии гражданского действия, получившие развитие в "бархатных революциях" 2002–2005 гг., такие, как театрализованные демонстрации, «смеховые» уличные акции (студентами в ходе протестов против Милошевича). В странах Югославии появились уникальные арт-медиа-институции, ставшие локомотивами информационного прогресса: группы kuda.org (Новый Сад), Центр современного искусства Сороса в Скопье под руководством Мелентия Пандиловского, N.S.K. (Любляна), и радио В92 (Белград).

На пике перемен, непосредственно после 1989 года, директор В92 Веран Матич неоднократно выступал за то, чтобы военные и медиальные мощности, использовавшиеся в ходе Холодной войны, были теперь перепрофилированы и отданы в распоряжение институций гражданского общества. В частности, эти предложения касались передающих мощностей радио «Свободы» и "Голос Америки". Когда стало ясно, что национальное и иностранные правительства не заинтересованы в такой конверсии, он выступил с идеей развития параллельной вещательной инфраструктуры, соединяющей небольшие региональные средства вещания и позволяющей им действовать независимо, поддерживая друг друга. Эта идея отчасти была осуществлена в применении к радиовещанию на FM- и AM-частотах, а также спутниковому — что в будущем сослужило В92 хорошую службу.

У российских анархистов 90-х было в ходу слово «проходимческий»: проходимческим способом можно было осуществить какой-то странный и вызывающий трюк, выдав себя за кого-то или сделав вид, что ты являешься очень ответственным лицом. Таким образом поступило В92, получив в мае 1989-го года разрешение у руководства государственной молодежной организации Белграда на 15-дневный эксперимент с радиовещанием, а также оборудование и крошечную комнату в качестве офиса. Заявка была приурочена к официозному празднованию годовщины дня рождения маршала Тито. Но, начав вещать, радио позиционировало себя крайне жестко в отношении и коммунистического, и капиталистического мейнстрима. Молодые журналисты настолько увлеклись своим занятием, что через пятнадцать дней не захотели его прекращать, а государственным чиновникам тоже было не до него (вспоминая соответствующее время в России, тоже кажется, что неограниченная свобода граждан была вызвана в основном тем, что на государственных постах были слишком увлечены новым дележом собственности, чтобы уделять какое-то внимание надзору и наказанию). За два года В92 стало народным радио. Оно пропагандировало молодую альтернативную культуру, музыку техно, гражданскую активность. Когда в 1991 году имели место первые широкие общественные протесты, только предвещавшие будущие события, то журналисты В92 вели репортажи с мобильных телефонов, двигаясь в колоннах демонстрантов. После того, как в город были введены танки, было объявлено чрезвычайное положение, несколько протестующих погибли, а радио было закрыто, — последовали новые широкие массовые акции, и среди требований были, кроме свобод для граждан и прессы, конкретно возвращение в эфир В92. На этот раз участники вспоминают нетипичную, по сравнению с описанными ранее, ситуацию: полицейские явились в студию и потребовали: «включайтесь». Единственным условием было не говорить ничего о политике. Поэтому радио весь день играло песни "Boys are Back in Town", "Police on My Back", "Fight the Power"…

Но тяжелые времена только начинались. Распад прежней Югославии на несколько государств был вызван межнациональными противоречиями, и еще более обострил их. Вскоре именно там появилось выражение "ethnic cleansing", "этническая зачистка". Правительства новых государств тоже по полной разыгрывали националистические козыри. Но Белград был центром событий, а также — теперь — столицей Сербии, которой управлял Слободан Милошевич. Политика Милошевича в отношении прессы была бы чрезвычайно жесткой, если бы государство оставалось настолько сильным, чтобы сохранять управление над всеми изданиями. В отсутствие таких возможностей, серьезный контроль касался только наиболее крупных изданий. Однако «проходимческая» политика В92 заключалась, в частности, в том, что радио использовало кабель государственной теле- и радиовещательной корпорации RTS, что формально должно было означать полную зависимость от нее. Также, до 1997 года оно не имело лицензии. На самом деле, В92 добилось того, чтобы государство не могло его просто так закрыть, несмотря даже на то, что некоторым образом находилось на его иждивении. В92 развило свое проходимчество до высокого уровня: с одной стороны, пользовалось мощностями правительства, с другой, финансовой поддержкой западных организаций, в частности, Фонда Сороса. "

Медиа-политика Милошевича полностью выразилась в отношении к интернету. Когда мировая сеть начала распространяться по Европе, то в Сербии было решено допустить к ее использованию только ученых и только с разрешения властей. Интернет-серверы устанавливались в лояльных правительству университетах, общественных провайдеров не было. Поэтому уникальная возможность предоставилась активистам. В92 к тому моменту имело большой круг контактов среди медиа-активистов в мире и, в частности, хороших друзей в Амстердаме. При поддержке Фонда Сороса и при прямом участии амстердамского xs4all был учрежден первый в стране общественный интернет-провайдер Opennet.org на первом в стране Сербском Независимом Информационном сервере. Часть интерактивных сервисов обеспечивалась им, часть — xs4all, с которым сервер был залинкован. Также Opennet начал действовать в Новом Саде, что стало шагом к созданию независимой сети электронных медиа в стране. Теперь передачи В92 делались на нескольких языках и дублировались региональными радиостанциями, а сеть ANEM поддерживала региональные издания, перепечатывала их новости, публиковала информацию тех газет, которые были запрещены. Возникли дочерние проекты: стрим-сервисы передачи и обмена mp3 и видео-файлов, журналы по медиа, феминизму и искусству Media, Femina и Rec (часто выходившие онлайн), культурный центр Cinema Rex, его цифровой двойник Cyber Rex. Обсуждались проекты телевидения В92. Речь фактически шла о создании независимого, тактического медиа-холдинга.

Последние годы, вместе с ростом антиглобалистского движения, радио получило развитие в странах третьего мира, где они могут стать орудием общественных движений, инструментами создания медиа-системы и гражданского общества. В большинстве стран Азии доступ к интернету имеет крайне малое число населения, тем более оно затруднено из-за ориентации интернета на английский язык, который мало кто знает. Элиты азиатских стран также прилагают очень мало усилий для преодоления "цифрового неравенства". Они считаются наиболее англофильскими из национальных элит в мире. Поэтому радио часто оказывается единственным средством информирования населения о происходящем в мире, а также об их собственных правах. Интеграция с интернетом часто открывает дополнительные возможности для радиовещания.

Так произошло в ближневосточном Иордане. Тактическое радио Ammannet, покрывающее своим вещанием большую часть стран региона, вплоть до Палестины, возникло на основе новостного интернет-портала, созданного журналистом Даудом Куттабом. Это была сеть AMIN (Интернет-Сеть Арабских Медиа), объединившая в 1995 году прессу арабоязычных стран. Цензура в этих государствах очень сильна, но часто средствам массовой информации позволяется сообщать критическую информацию о том, что происходит у соседей, поэтому AMIN оказался интернет-дайджестом, из которого разные страны могли узнать много интересного о себе самих и друг о друге. О степени его критичности можно судить по тому, что одна из секций на сайте проекта представляет собой базу данных о депутатах парламента Иордании, указывая, как каждый из них голосует и что вообще делает в парламенте — проект, ставящий своей задачей осведомленность избирателей.

Радио Ammannet было учреждено в 1999 году. Одной из основных ориентаций для него является освещение палестинского конфликта. Ему удается покрывать зоны, не охваченные спутниковым вещанием, благодаря комбинированию передающих средств — от интернета до мобильного телефона и мобильных передатчиков. Таким образом голос независимого арабского радио достигает лагерей беженцев в Палестине и на других оккупированных территориях. Ammannet одним из первых стал использовать подкастинг — возможность программирования пользователем компьютера на получение и запись избранных программ. Благодаря умеренной политической линии и успешной работе с медиа-партнерами, Ammannet расширяется, создавая дочерние подстанции и переходя к новым видам медиа — например, в 2004 году был открыт проект локального образовательного ТВ в Рамалле, Палестина. Таким образом он превращается, вслед за В92, в тактический мультимедийный холдинг.

Кроме способности создаваться небольшими сообществами, радио также обладают способностью служить потребностям сообществ — особенно деревенских, о которых в сегодняшнем мире никто не заботится. В Латинской Америке язык кечуа, на котором разговаривают 10 миллионов обитателей Боливии, Перу и Эквадора, вообще не представлен на телевидении — зато на нем говорят 180 локальных радиостанций. В 1996 году на сто человек в Боливии, по приблизительным подсчетам, приходилось пять телефонных линий — но 57 радиоточек. В сельскохозяйственных местностях Латинской Америки, Азии и Африки радио для сообществ всегда оставляют несколько часов вещания в сутки для передачи частных новостей между деревнями. Посредством радио фермеры этих мест координируют закупочные цены на зерно и другие хозяйственные вопросы. Как известно, именно они подвергаются наиболее хищническим обманам со стороны транснациональных корпораций: например, крупнейший производитель ГМ (генетически модифицированных) продуктов Monsanto вписывает в свой контракт условия, по которым купленные у нее семена не могут использоваться на следующий год, что ставит фермеров в прямую долговременную зависимость от ее ценовой политики. Поскольку фермеры часто не читают договоров и нарушают нелепое "правило", — известны случаи, когда их урожаи представителями Monsanto уничтожались, а люди отправлялись в тюрьму. В знак протеста индийские фермеры неоднократно демонстративно сжигали семена Monsanto. Радио требуется, конечно, и для координации таких действий.

В последние годы телекоммуникационные корпорации стремятся расширять свое вещание, скупая локальные радиостанции, соединяя их в сеть через спутниковую связь и пуская по ним общие программы, иногда — лишь с поверхностной специализацией по региону. Такая тенденция особенно заметна в США, но она распространяется также на развивающиеся регионы мира, особенно Латинскую Америку. Она тоже ставит под удар локальное радиовещание. С другой стороны, существуют инициативы по обмену информацией и программами между независимыми радио: создаются сайты обмена mp3-файлов, такие, как Local Radio Meeting Point, сайты ретрансляции радиопрограмм, такие, как InterWorldRadio и Институт Панос, общие информационные агентства, такие, как Pulsar в Южной Америке. Также, большое число активистов и частных инициатив сосредоточены на развитии "коммунитарных медиа", в первую очередь радио. Специальные программы в этом направлении проводит Фонд Рокфеллера. Тот тип общественных отношений, которые воспитываются, называется "демократией участия".