«Спи, неслух, а то придут Гога и Магога», — веками на Руси так пугали малых непослушных детей. Ибо сказано в пророчестве Иоанна Богослова:

«Когда же кончится тысяча лет, сатана будет освобожден и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань, число их — как песок морской»

{21}

.

С тех пор всем верующим христианам Европы в любом приближении иноязычных орд мерещились соблазненный Антихристом князь Гога и ведомый им жестокий народ по имени Магога — касалось ли это наступления диких гуннов, шла ли речь о нашествии войск непобедимого Чингисхана или это всего лишь показались за Пиренеями воины ислама — североафриканские мавры.

Меж тем Магоги — это мы. Точнее, так звали наших предков. Древние евреи, занявшие по воле своего вождя Моисея цветущие долины Палестины, этим библейским именем обозначали народы, обитавшие на дальнем от них Севере, где-то за холодным и неприветливым Черным морем, на территории современной России. Именно их нашествия в ходе Армагеддона пророк и мистик Иоанн Богослов более всего опасался.

Появление северных варваров в священных библейских книгах отнюдь не случайно стоит в ряду самых страшных несчастий: мора, землетрясения, падающего с неба огня, железной саранчи с хвостами скорпионов и Зверя, выходящего из Бездны. Для высокоразвитых народов античного Средиземноморья это были равнозначные бедствия.

Ох, уж эти неуемные северяне. В той истории человечества, которая всем нам хорошо знакома со школьной скамьи, им отводилась весьма скромная роль врагов цивилизации и разрушителей культуры. Благословенный Юг — Египет и Вавилон, Китай и государства долины Инда, Персия, Греция и Великий Рим — изобретал и создавал, писал законы, строил пирамиды, рыл каналы, вел летописи, ваял скульптуры и чеканил монету. Суровый Север — широкие степные пространства, плотно обнимающие со всех сторон эту полосу цивилизации, — по мнению многих историков, ничего интересного в плане развития человечеству не дал. Напротив, подобно открытому ящику Пандоры, Великая степь время от времени порождала лишь беды и несчастья в виде киммерийцев и скифов, сарматов и гуннов, готов и славян, аваров и тюрок. Справедлива ли столь строгая оценка, выставленная учеными, древним обитателям Евразии? Так ли мал вклад предков современных народов Европы, Северной и Центральной Азии в общую копилку человечества? Думаю, по ходу повествования мы сумеем получить верные ответы на эти сложные вопросы.

Мы живем на маленькой и очень тесной планете. С тех пор, как семь-шесть тысячелетий назад потомство Адама и Евы разбрелось по ее поверхности, Земля стремительно превратилась в некое подобие старой московской коммуналки, со всеми ее склоками и неизбежными территориальными конфликтами. Особенно много желающих занять чужую жилплощадь обнаружилось на просторах Евразийского материка, где всегда обитала большая часть представителей рода «хомо сапиенс», то есть людей разумных, как они с гордостью сами себя прозвали. От отвесных скал Пиренейского полуострова до поросших соснами заливов Желтого моря практически все удобные земли захватили племена-соседи. Одни пахали и сеяли, другие разводили скот. Кто-то ловил рыбу, а кто-то промышлял зверя. Но все — воевали. Лишь знойные пустыни Юга, бескрайняя сибирская тайга и высокогорные плато заселены были слабо. Но к жизни в тех суровых местах надо было приноровиться. Не каждый народ сможет привыкнуть к жаре и безводью или приспособиться к трескучим морозам. Туда бежали, как правило, слабые племена, преследуемые воинственными соседями, чтобы либо раз и навсегда смириться с существованием на окраине обитаемого мира — Ойкумены, либо, собравшись с силами, попробовать взять реванш у вчерашних обидчиков и выдворить тех с отчей земли.

Случалось, что изгнанники матерели, мужали и действительно прогоняли врага. В свою очередь, изнеженные потомки племен, еще вчера (по историческим меркам), два-три столетия назад огнем и мечом добывших плодородные долины и многотравные степи, в ужасе бежали прочь перед полчищами диких варваров, закаленных Севером или окрепших на Юге.

Впрочем, чаще бежали все же кочевые народы. Земледельцы предпочитали покориться пришельцам. Платить дань, поставлять воинов в их войско, терпеть унижения. Но и тем, кто выбирал бегство, приходилось несладко — вокруг ведь жили соседи, их приходилось теснить с оружием в руках. Последние тоже порой предпочитали покинуть свои наделы и удалиться в более спокойные края.

Так и катились по планете миграционные волны, с пугающей периодичностью забрасывавшие монголоидов в сердце Европы, а европеоидов — в глубины Азии, сметая казавшиеся незыблемыми империи, уничтожая династии и стирая имена этносов. Но только имена. Поскольку народ в принципе не может быть уничтожен другим народом. Как огонь нельзя потушить огнем, а реку нельзя осушить с помощью струй другой реки, так не в состоянии одно племя полностью искоренить другое. Ни один жестокий завоеватель не губит весь народ — ни свой, ни чужой. Даже если (что бывало не так уж часто) в результате кровопролитной войны отправляются в мир иной практически все мужчины племени, а женщины и дети попадают в рабство, то и эта трагедия не означает смерти этноса. С молоком матери впитывают младенцы древние традиции и уклад жизни предков — проходит обычно пара десятков лет, и словно из небытия возникает вновь народ, который все считали погибшим.

Устойчивость и стабильность этносов — этих уникальных форм человеческого общежития — просто поразительны. Некоторые из них, например, цыгане или евреи, волей судеб на тысячи лет оказались лишены исторической родины и обречены скитаться среди иноплеменников, враждебно настроенных к пришельцам. Выходцы из Индии постепенно забыли былую веру, израильтяне со временем утратили свой древний язык, но и те и другие смогли пронести сквозь века традиции, привычки, особый склад бытия, свой неповторимый внешний колорит и, главное, этнический Дух. То особое мировосприятие и осознание самого себя, что делает русского русским, грузина — грузином, француза — французом.

В 451 году от Рождества Христова на территории современной Франции, в прославленной винодельческой провинции Шампань, сошлись для решающего сражения две полумиллионные армии. Одной из них руководил римлянин, патриций и консул, другой — предводитель дикого кочевого племени гуннов. Именно здесь — в сердце Западной Европы, на Каталаунских полях решались в середине V века судьбы мира. Повернись события чуть-чуть по-другому, вполне возможно, что наш континент вместо привычных германцев, французов и итальянцев заняли бы совсем иные обитатели — народы, принадлежавшие к желтой, монголоидной расе, говорящие на иных языках, исповедующие экзотические религии и придерживающиеся странных, с нашей точки зрения, обычаев. Но какая сила могла сорвать неистовых азиатов с родных мест и бросить подобно туче саранчи на города и нивы дряхлеющего Старого Света? Что становится первотолчком любого варварского нашествия? С чего оно начинается? Как возникает тот энергетический импульс, который приводит в движение народы?

По данному вопросу существует несколько противоположных точек зрения. Первая теория, назовем ее для простоты

экологической,

утверждает, что народы заставляет пускаться в дальние странствия перемена привычных климатических условий. Погода на нашей планете подвержена существенным колебаниям. Периоды обледенения чередуются с глобальными потеплениями. Засушливые эпохи сменяются влажными. Соответственно пустыни превращаются в цветущие сады, солончаки становятся пресными водоемами. Ледники то подбираются к горам Кавказа, то отступают далеко на Север.

Ключевые преобразования ландшафта вершились не только миллионы лет назад, во времена динозавров, но и гораздо позже, на памяти ныне живущих народов. Достаточно сказать, что Азов (Меотида греков и римлян) за каких-нибудь два-три последних тысячелетия неоднократно менял свой статус: древние некогда считали его морем, иногда называли озером, порой именовали просто болотом. Арал, высохший буквально на наших глазах, — еще один яркий тому пример.

Когда наступал климатический оптимум и средняя температура градусов на десять превышала нынешнюю, очертания континента изменялись до неузнаваемости. Вся Западная Сибирь, возможно, обращалась дном Северного Ледовитого океана. Восточно-Европейская равнина становилась обширным озерным и болотистым краем, сходным видами с нынешней Карелией, где встречалось множество огромных водоемов размером с Ладожское озеро — остатки отступившего к полюсу ледника. Волга, как это ни покажется парадоксальным, скорее всего, впадала не в Каспий, а, соединяясь с Доном и Северским Донцом, несла свои воды через Азов в лоно Черного моря. Поэтому уровень Каспия снижался, Средняя Азия и Северный Кавказ сливались в единый и необъятный степной простор. На Севере от Уральского хребта оставалась лишь уходящая в заснеженные дали сурового океана гряда небольших островов, в то время как Южное Приуралье и Восточная Сибирь превращались в цветущую страну с благодатным климатом. И напротив, в периоды похолоданий практически вся Скандинавия, Европейская Россия, Сибирь и Дальний Восток оборачивались ледяной пустыней, непригодной для человеческого житья.

Наиболее чувствительной к перепадам температуры и влажности оказывалась, таким образом, та самая «колыбель народов» — степная и лесостепная полоса Евразии. Великая степь как бы дышала — то сокращалась, уступая территории тайге на Севере и пустыням — на Юге, то вновь раздвигала свои пределы. И на каждом «выдохе», по мнению ряда ученых, извергала из себя «лишних» кочевников, которым не хватило пастбищ и мест для кочевок. Они-то и затевали переселения. Отсюда — гунны, тюрки, татаро-монголы.

В начале VII века до нашей эры на границах цивилизованных государств Передней Азии внезапно появились невиданные ранее воины. Они вели бой не спешиваясь, не соскакивая с коней, как это было принято до того у всех остальных народов. Такое поведение всадника казалось диким и абсурдным, но оно давало последнему огромное, неоспоримое преимущество над врагом. Опешившим земледельцам показалось даже, что с окраины Ойкумены в их уютный мир ворвались толпы фантастических существ: лошадей с человеческими туловищами и головами. Так возник древний миф о кентаврах. Настолько уверенно себя чувствовали в седле эти непостижимые конники.

В течение весьма короткого по историческим меркам времени новые племена установили свое господство на всем Ближнем Востоке, разгромили тех, кто до этого был грозой всего цивилизованного мира. Имя этого народа на долгие века — почти на тысячелетие — стало синонимом воинственного, свободолюбивого кочевника, варвара из далеких северных стран. Древние греки и римляне звали их скифами.

Скифское нашествие в Переднюю Азию и Юго-Восточную Европу — часть мощного передвижения этносов внутри Великой степи, одного из первых, о котором имеются достоверные исторические знания. Но прежде чем рассказать о нем, давайте сделаем одно необходимое отступление.

Современному человеку близка и понятна мысль о том, что в Европе проживают народы по преимуществу европеоидной расы, а в Азии, в основном, — монголоидной, которая, как известно, делится на узколицых китайцев и широколицых круглоголовых монголов и тюрок. В древности же этническая картина Евразии была более пестрой.

Почти два тысячелетия до нашей эры на Дальнем Востоке прошли под знаком борьбы «черноголовых» ханьцев (предков современных китайцев) с «рыжими дьяволами», как древние жители Поднебесной называли своих ближайших соседей, населявших степные и горные районы на запад от Китая. Это были рослые светловолосые и голубоглазые люди с орлиными носами, совсем не похожие на окружавшие их монголоидные племена. Позже летописи «желтой империи» будут именовать своих белокожих соседей жунами или народом ди. А эллины и римляне на своих картах вплоть до первых веков нашей эры неизменно станут отмечать Страну Серов — нынешний Западный Китай, различая ее население и обитателей долин Хуанхэ и Янцзы. Похоже, речь идет об одном и том же европеоидном этносе, обосновавшемся на границах Поднебесной

Цари киммерийцев вступили в военный союз с мидийцами — своими близкими родственниками из числа ираноязычных народов, жившими к югу от Каспийского моря на территории Иранского нагорья. Этот мощный военно-политический блок северных варваров был создан против сильнейшей мировой державы того времени — Ассирии. Причем мидийцы и их подданные — персы наступали с востока, а киммерийцы с запада, взяв империю ассирийских владык в жесткие клещи. Над народами Передней Азии нависла реальная угроза арийского завоевания. В этих условиях правитель Ассирии Асархаддон I призвал на помощь других кочевников — скифов, жителей Средней Азии, и даже пообещал одному из их царей свою дочь в жены. Скифы оправдали возложенные на них надежды и разгромили грозных киммерийцев. Впрочем, некоторые античные умы, в частности Геродот, полагали, что эти кочевники появились в Причерноморье и Передней Азии сами по себе, без помощи ассирийцев, теснимые своими восточными соседями.

Отец всех историков приводит легенду о том, что пред лицом наступающих многочисленных скифов киммерийское общество раскололось на две части — «народ» и «царей». Причем «народ» стоял за то, чтобы как можно скорей покинуть родные степи, а «цари» предлагали принять вызов врага. В результате якобы у киммерийцев началась внутренняя гражданская война. Они самоистребились, и скифам досталась безлюдная страна и одни только могилы павших в братоубийственном конфликте, украсившие берега реки Днестр

{38}

. Конечно, это всего лишь легенда, но ряд Ученых считает, что у рассказа Геродота есть некие реальные основания — под натиском скифов киммерийцы и в самом деле раскололись. Часть из них бежала знакомыми путями в Переднюю Азию, другие, видимо, господствующие племена этого этнического союза — двинулись в район Днестра, где и приняли бой со скифами. В результате грозные киммерийцы оказались вынуждены бежать куда-то на Север. Далее следы этого племени теряются во мраке веков

{79}

.

В одном из самых известных скифских погребений — кургане Солоха — археологи обнаружили накладку на колчан для лука и стрел, изображающую, по мнению ряда авторитетных исследователей, сцены из скифо-киммерийской войны. Два киммерийца изображены сражающимися пешими со скифским всадником. Пехотинцы имеют типично «арийскую» внешность (светлые волосы, тонкие, «аристократические» черты лица), их лики дышат красотой и благородством. Один из них сражается при помощи топора, другой держит в руке кинжал. В то время как их конному противнику присущ так называемый степной евразийский тип внешности: широкое лицо, стройный нос с легкой горбинкой, чуть более темный цвет волос. Бородатое лицо всадника искажено гримасой ярости и гнева. Вообще, многочисленные изображения скифов, попавшие в руки археологам, свидетельствуют о том, что мужчины этого племени обычно носили густые бороды и длинные волосы, выбивающиеся в бою из-под шлемов

Но отчего же так испугались воинственные киммерийцы длинноволосых агрессоров, отчего были вынуждены уступить им свои отчие земли?

Скифские племена принесли с собой из глубин Азии новую тактику боя — стреляющих всадников. Конское седло, появившееся в это время у некоторых кочевых народов, и виртуозное умение наездников в нем держаться помогли скифским племенам обучиться стрельбе из лука, не только не спешиваясь, но на полном скаку. Это было большое искусство, так как руки стрелка занимало оружие, и балансировать, сидя верхом, он мог только с помощью ног и наклона корпуса.

Однако вернемся к подробностям скифской истории. Преследуя по пятам убегающих киммерийцев, всадники-стрелки преодолели Кавказский хребет и оказались в Передней Азии, где напали на войско мидийцев и персов, осаждавшее столицу Ассирии — Ниневию, блестящий Город львов. Геродот полагал, что кочевники просто «заблудились», взяв восточнее, чем следовало, от побережья Черного моря. В действительности же эти арийские племена, как мы знаем, были близкими родственниками и союзниками враждебных скифам киммерийцев, и война с ними вряд ли была случайной

{44, 79}

.

Впрочем, некоторые исследователи вообще полагают, что первоначально все три ираноязычных народа: киммерийцы, мидийцы и скифы — составляли единый союз арийских племен против Ассирии, но затем хитроумным ассирийцам удалось противопоставить скифов остальным своим врагам. Как бы то ни было, на помощь осажденной столице тогдашнего мира пришло

«огромное войско скифов, которых вел царь Мадий».

По свидетельству Геродота,

«мидийцы, вступив со скифами в бой и потерпев поражение в битве, лишились власти, а скифы завладели всей Азией… Отсюда они пошли на Египет. Когда они достигли Сирийской Палестины, Псамметих, царь Египта, встретив их дарами и мольбами, убедил далее не продвигаться».

Несколько десятилетий войско скифов пребывало на Ближнем Востоке и, не имея достойных соперников, покорило народы почти целого континента. И лишь потеряв своих вождей, предательски убитых на пиру у коварного мидийского царя Киаксара, повернуло в Причерноморские степи, попутно разорив дотла закавказское государство Урарту. Как пишет Геродот:

«28 лет властвовали скифы в Азии и за это время, преисполненные наглости и презрения, привели все там в полное расстройство. Они собирали с каждого народа дань, разъезжали и грабили все, что попадалось»

{38}

.

Откройте «Ветхий завет», почитайте древние пророчества иудеев и вы поймете, каких страхов нагнали кочевники на весь регион:

«Вот идет народ от страны северной, и народ великий поднимается от краев земли. Держат в руках лук и копье; они жестоки и немилосердны, голос их шумит как море, и несутся на конях, выстроены как один человек. Мы услышали весть о них, и руки у нас опустились, скорбь объяла нас, мучения как женщину в родах».

Ужас, который навели скифы на все ведущие страны Передней Азии, был настолько велик, что те дружно бросились перевооружать свои армии. На ассирийских стелах можно увидеть изображения двух всадников, скачущих на одной лошади. У одного из них в руках лук, и дабы он мог выстрелить, второй спешивался и держал узду их общего скакуна. Понятно, что такая «конница» не могла угнаться за легкокрылыми скифскими лучниками.

По мнению ученых, далеко не все родственные скифам племена покинули Среднюю Азию. Часть из них осталась в тех краях и была известна на Востоке под именем саков и массагетов. Впрочем, персы всех скифов называли «сака», что, видимо, означало «олени». Среднеазиатские кочевники, хотя и жили всегда беднее своих причерноморских собратьев, тоже отличались воинственностью и свободолюбием. Это почувствовал на собственной шкуре Александр Великий, царь Македонии и всей Передней Азии, когда вздумал пересечь Сырдарью и покорить упрямых степняков. Впоследствии некоторая часть этих народов окажется в Европе и получит от греков и римлян этноним «савроматы», или «сарматы», что, возможно, переводится как «управляемые женщинами».

Действительно, издревле многие из среднеазиатских кочевых племен подчинялись воле представительниц слабого пола. Причем справлялись с этой ответственной ролью древние дамы совсем не плохо. Под властью легендарной царицы Томирис степняки, в частности, наголову разгромили войско повелителя многих народов Кира II, создателя великой державы персов. Отрубленную голову завоевателя кочевники бросили в кожаный бурдюк, доверху наполненный кровью, и со словами: «Напейся же вволю» — отправили этот дар на родину царя. Длительные пережитки матриархата у сарматов, видимо, породили знаменитую легенду о непобедимых амазонках. Хотя отдельно живущее племя воинственных представительниц слабого пола в реальной истории Востока пока не обнаружено, археологи часто находят среди сарматских захоронений могилы женщин-воительниц, погребенных с оружием в руках и в полной боевой выкладке.

По свидетельству Геродота, у этих народов женщины

«одевались в мужское платье»

и в бою

«сражались наравне с мужчинами»

{38}

. Псевдо-Гиппократ со своей стороны сообщал:

«Их женщины ездят верхом, стреляют из луков и мечут дротики, пока они в девушках; а замуж они не выходят, пока не убьют трех неприятелей… Та, которая выходит замуж:, перестает ездить верхом, пока не появится необходимость выступить в поход. У них нет правой груди, ибо еще в раннем детстве матери их, раскалив приготовленный именно с этой целью медный инструмент, прикладывают его к правой груди и выжигают ее. Так что грудь теряет способность к росту, и вся сила и изобилие соков переходит в правую руку, и она остается свободной для нанесения ударов по противнику»

Восточноарийские племена скифов и савроматов (позже — аланов), будучи самыми близкими родственниками, очень походили друг на друга в одежде, привычках, языке и расовом типе. Античный историк Лукиан, сравнивая внешность и речь этих народов, писал:

Рассказывая о стреляющих всадниках, Геродот не забывает упомянуть и их соседей. В низовьях Днепра в его время живут смешанные греко-скифские племена, называющие себя ольвиополитами. К северу от них обитает племя невров, о котором ходят слухи, что все они — оборотни, умеющие превращаться в волков. Рядом с греко-скифами и неврами, на левом берегу Борисфена (Днепра) проживают людоеды, по-гречески — «андрофаги»,