…Представьте себе Актюбинск, захудалый казахский городишко, куда в начале 1942 года эвакуировали невесть зачем московский рентгеновский завод, размещавшийся напротив знаменитой Елоховской церкви. В эвакуацию пришлось отправиться и нашей семье, поскольку мой отец работал на заводе главным бухгалтером и считался по тем временам «номенклатурой». В Актюбинске родитель продолжал вести финансовые дела предприятия, а я, шестнадцатилетний шалопай, уже вкалывал фрезеровщиком пятого разряда, поражая своего мастера-учителя необыкновенной сообразительностью в обработке всяких заумных деталей, требующих высокой квалификации и опыта…

В тот мартовский день мы, компания молодых «ударников-производственников», получили премию за выполнение срочного оборонного заказа и, распив несколько бутылок самогона, отправились в приподнятом настроении на местный базар — единственное место для развлечений горожан, заменявший собой и эстрадный театр в лице разножанровых бродячих музыкантов и певцов, а также цирк «Шапито», ибо изобиловал высококвалифицированными жуликами, которые могли бы дать сотню очков вперед любому фокуснику даже европейского класса.

На рынке было полно цыганок, и одна из них, старая, замызганная бабка в разноцветных лохмотьях, привязалась к нашей подвыпившей компании, предлагая погадать и достоверно рассказать любому из нас о его прошлом, настоящем и будущем. Мы решили испытать правдивость гадалки, хотя по тем временам не верили никому, кроме вождя всех народов и великого полководца товарища Сталина, который убедил даже бывших уголовников, составлявших ядро квалифицированной рабочей силы нашего рентгеновского предприятия, получившего секретное название «завод № 692», что враг будет разбит и победа будет за нами… Выбор в качестве объекта предсказаний пал почему-то на меня, видимо, из-за веселости характера, и, отвалив старой цыганке целую пачку потрепанных советских дензнаков, мои дружки сунули под ее горбатый нос мою мозолистую ладонь с въевшейся под кожу и не смываемой даже бензином производственной грязью. Горбоносая гадалка, внимательно изучив линии ладони, почмокала губами и довольно печально посмотрела на меня.

Прошлое твое, касатик, вижу не бедным и не богатым. Ты — единственный и любимый сын у родителей. Мать тяжко болела, а отец очень заботился о ней и никогда не изменял своему супружескому долгу. Господь призовет ее первой к себе из вас троих. Ты обязательно вернешься в то место, где родился, и поступишь в благородное учебное заведение. А жизни отведено, сынок, судьбой немало. До семидесяти точно доживешь, как тот долгожитель, чья душа переселилась в тебя. А был он мореходом и жил в одной заморской стране, где доведется побывать и тебе в зрелом возрасте. Две законных жены обретешь, и родят они троих дочерей, несмотря на то, что по бабам бегать будешь, как мартовский кот. Скрасят дочери старость твою, не бросят и не забудут. Жизнь предстоит интересная, но беспокойная и опасная. Близко около смерти-матушки ходить будешь. Но все обойдется. А доживать дни доведется в окружении любящих людей, не в нищете, но в болезнях… А теперь иди с Богом, касатик, и спасибо, что не обидел старуху щедростью своей.

— Спасибо и тебе, бабуся. Но скажи мне, пожалуйста, а чего мне больше всего бояться в жизни?

Пусть вас не смущает, дорогие читатели, заголовок этой главы. Речь пойдет отнюдь не о банальной семейной истории. Под папой подразумевается его Преосвященство папа Римский Иоанн XXIII, в миру Анджелло Джузеппе Ронкалли, под зятем — Алексей Иванович Аджубей, в миру просто Алеша, бывший главный редактор газеты «Известия», ставший таковым в значительной степени из-за того, и он сам этого никогда не отрицал, что был зятем бывшего Первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета министров СССР Никиты Сергеевича Хрущева.

Я сохраняю по сей день глубочайшее уважение и к Иоанну XXIII, и к Алексею Аджубею, этим, конечно же, разнозначимым в нашей общечеловеческой истории, но пo-своему неординарным личностям, а рассказать хочу всего лишь об одном эпизоде из их богатой всяческими событиями жизни — о неофициальной встрече в Ватикане, которая состоялась в марте 1963 года, и о том, что ей предшествовало, хотя предвещала она революцию в отношениях со святым престолом. В изданной еще при жизни Алексея Ивановича Аджубея его книге «Крушение иллюзий» несколько страниц посвящено этому событию, но о нем рассказывается в допустимых по тем временам рамках, без той «кухни», на которой готовились различные варианты предстоящей встречи. В книге все выглядит логично и просто. Алексей Аджубей приезжает в Рим по приглашению общества «Италия — СССР». Но это формальность. На самом деле задача его состоит в том, чтобы выяснить реальные возможности визита Н. С. Хрущева в Италию, о котором высокопоставленный тесть уже давно думает. В это время Иоанн XXIII созывает в Ватикане пресс-конференцию специально приглашенных итальянских и зарубежных журналистов. Вот как это все преподносится в книге: «Вместе с моим коллегой Леонидом Колосовым, в ту пору постоянным корреспондентом «Известий» в Италии, я очутился через несколько дней среди заинтригованной толпы газетчиков в апартаментах Иоанна XXIII. Это было для меня большой удачей, ведь именно отношение Ватикана к его возможному визиту в Италию беспокоило Хрущева… Ко мне обратился один из служителей государственного секретариата Ватикана. «Святой отец просил приветствовать приход в его дом журналистов из России, — сказал он бесстрастным тоном, затем отвел меня в сторону и добавил: — Если изъявите желание, может состояться и личная аудиенция…» В ответ на утвердительный кивок сообщил: «Вам все станет ясно во время церемонии»… Иоанн говорил тихо и спокойно, без аффектации, скорее беседовал. Он даже подался вперед, чтобы быть ближе к слушателям; казалось, вот-вот сойдет со своего трона и сядет рядом с нами… Неожиданно из-за спины ко мне по-русски обратился священник в черном: «Я — Александр Кулик, сотрудник папского Восточного института. Если вы хотите получить аудиенцию, мне поручено проводить вас к святому отцу и быть переводчиком. Задержитесь в зале после завершения церемонии».

Все было так, хотя и не совсем… Пролетело уже много лет, и теперь я, наверное, вправе раскрыть некоторые детали этой встречи, то, чего не мог сделать Алексей Аджубей по вполне понятным причинам. Ну, хотя бы потому, что он не решался, когда вышла его книга «Крушение иллюзий», написать, что корреспондент «Известий» в Италии Леонид Колосов был в то время старшим лейтенантом внешней разведки КГБ СССР и за помощь главному редактору «Известий» в трудоемкой «работе» с Иоанном XXIII даже получил внеочередное звание. Но прежде чем поведать вам, читатель, о «тайнах ватиканского двора», разрешите, елико возможно, рассказать о Ватикане, работа против которого входила в сферу моей разведывательной деятельности. Сегодня я, конечно, взял бы слово «против» в кавычки.

…Неохватная площадь Святого Петра, выложенная серой брусчаткой, делает человека маленьким, а толпу безликой. Может быть, так и была задумана эта площадь, окруженная знаменитой трехрядной колоннадой Бернини, смыкающейся на древнем Соборе, чтобы подчеркнуть недолговечность человеческого существа и неподвластность разрушительному Времени сросшихся с землей массивных колонн и самой обители Божьей, кажущейся незыблемой скалой и воздушным мраморным облаком одновременно. Кто знает, может быть…

Есть такое удивительное место на площади, с которого три колонны вдруг сливаются в одну единственную. Так было задумано одним из самых талантливых певцов архитектуры Вечного города скульптором Бернини. Мираж? В общем-то, как и сама католическая религия, которая, тем не менее, существует уже не один десяток веков. А вот государство Ватикан — это уже не мираж, а объективная реальность. И в том месте, где несмыкающиеся объятия колоннады открываются в сторону римской улицы Кончильяционе, меж ними проведена по асфальту белая полоса — граница этого карликового государства с 44 гектарами площади и населением немногим более тысячи человек. Но если верить ватиканской статистике, 18 процентов всего населения нашей планеты — католики. В разных странах-государствах находится более четырехсот тысяч священников и монахов и более миллиона монахинь. Сие, так сказать, людские резервы Ватикана, государства, находящиеся вне его границ, но исповедующие католицизм и подчиняющиеся католической церкви. Если соединить воедино земли всех монастырей, соборов, церквей, миссий, благотворительных обществ, учебных заведений, принадлежащих Святому Престолу, получится не столь уж малое государство, обладающее к тому же солидной экономической базой. Данные о бюджете Ватикана, его доходах и расходах, хранятся в строжайшем секрете. Но сами итальянцы считают, что одни только «святые» вклады в банках достигают огромной суммы, равной примерно всему годовому бюджету Италии. Если прибавить к этому крупную земельную собственность, принадлежащую Ватикану, его участие в различных финансовых и промышленных предприятиях, то получится, что «Акционерное общество Ватикан», как образно называют Святой Престол на Апеннинах, может свободно соперничать по своей финансово-экономической мощи с любым европейским государством. На сорокачетырехгектарной территории государства Ватикан разместились папская резиденция, собор Святого Петра, вокзал Ватиканской железной дороги длиною в 700 метров, почта и телеграф.

«Фиат» я возненавидел всеми фибрами души своей. Нет, не «фиат» вообще, как гордость итальянского автомобилестроения, а вполне конкретный громоздкий темно-синий «фиат-1400», который достался мне от моего предшественника и отдыхал во дворе корпункта «Известий» на тихой римской улочке Лаго ди Лезина.

Его прежний хозяин, сотрудник советской внешней разведки, работавший под «крышей» собственного корреспондента «Известий», не справился с журналистскими обязанностями и к тому же завалился по линии оперативной работы. Посему его быстро отозвали из Италии по взаимному и доброму согласию как Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР, так и самих «Известий». Корпункт пустовал, пока судьба в лице начальника Пятого отдела ПГУ не обратила на меня, только что пришедшего в отдел после окончания разведшколы и опубликовавшего несколько статей по итальянским проблемам в связи с защитой диссертации, своего благосклонного внимания.

— Товарищ Колосов, вы, оказывается, еще и писать умеете? Я читал ваши статьи в «Правде», «Известиях», в журналах «Новое время», «Внешняя торговля» и где- то еще… Очень недурственно, вы понимаете, и вполне по-журналистски.

— Спасибо. Я, в общем, пописывал на экономические темы. А последние статьи опубликовал всеми правдами и неправдами по необходимости. Они были крайне необходимы для защиты диссертации.

— Диссертация — это ваше личное дело, а вот умение писать — это уже полезно для нашей службы. Мы тут посоветовались и решили, что вам лучше ехать в Италию не заместителем торгового представителя, по линии вашей бывшей «чистой» работы во Внешторге, а собственным корреспондентом правительственной газеты «Известия», где главный редактор — мой друг и зять Никиты Сергеевича Хрущева Алеша Аджубей. У нас горит в Италии место собкора, и на данный момент вы единственная подходящая кандидатура на это место. Завтра пойдете на прием к товарищу Аджубею, я с ним договорился.

Генуя. 1964-й год. Март месяц. Для Италии это уже даже не весна, а самое настоящее лето. Ярко светит солнце, распустилось и расцвело все вокруг. Изумрудная трава, лиловые глицинии и белые, как хлопья снега, цветы миндаля.

Из окна гостиницы, что выходит на Центральную площадь Генуи, виден памятник Христофору Колумбу. Он родился здесь, в этом городе, чтобы потом открыть Америку. Великий Данте почему-то не любил генуэзцев. В «Божественной комедии» имеются такие строки: «О, генуэзцы, эти ненормальные люди, преисполненные ужасными пороками, почему вы до сих пор не исчезли с лица земли?». А вот в XVIII веке архангельский мужик Михайло Ломоносов писал о том, что придет время, когда «…Коломбы русские будут прокладывать дорогу в неведомое». Не потому ли Генуя одной из первых наградила своей высшей премией — «Золотой каравеллой» — Юрия Гагарина, первооткрывателя Вселенной? И в те мартовские дни шестьдесят четвертого года город тоже стал первооткрывателем, ибо здесь впервые распахнула свои двери советская торгово-промышленная выставка. Впервые. Потому что в те горячие годы «холодной войны» в Италии вообще не было никаких советских выставок. Я не беру слово «советских» в кавычки, так как в 1964 году Советский Союз еще существовал и считался Великой Державой, с больших букв «В» и «Д». Выставку открывал Алексей Николаевич Косыгин. По сему случаю торжество проходило на высочайшем уровне. Приехали видные политические и общественные деятели, представители соцреалистической литературы, народные артисты и команда красивейших манекенщиц, которые вообще впервые в истории русско-итальянских отношений, начиная со времен Христофора Колумба, должны были потрясти видавших виды генуэзцев достижениями советской моды, начиная с легких платьев и кончая великолепными меховыми шубами. С этого-то все и началось. Нет, не с шуб, а с манекенщиц. Вернее, с одной из них, которую звали Лиля. После вечернего показа мод, прошедшего, честно скажу, просто с грандиозным успехом, я вместе с моим другом, корреспондентом «Правды», уже известным вам, читатели, Володей Ермаковым ринулись брать интервью у руководительницы команды «русских красавиц», как окрестила вся итальянская печать, и не без основания, наших манекенщиц. И вот тут появилась она, то бишь Лиля, уже без макияжа и лисьей шубы, коей повергла в обморок генуэзских модниц. Она была очень красива, уже переодетая, в своем скромном платьице. «Извините, Леонид Сергеевич, — молвила Лиля, скромно потупив глаза, — я попросила разрешения у нашей руководительницы обратиться к вам. Дело в том, что моя подруга и ваша московская знакомая Тоня попросила передать небольшую посылочку». Мы отошли в сторону, в то время как Володя продолжал активно брать интервью. Лиля протянула небольшой сверток, в котором оказались буханка черного хлеба, бутылка водки «Московская» и маленькая записочка. Писала действительно Тоня — жена одного моего давнего приятеля, которая в свое время работала в Доме моделей. «Дорогой Ленечка, — читал я в записке, — посылаю тебе с близкой подругой небольшой сувенир вместе с пожеланиями успехов в работе и счастья в жизни. Покажи Лиле, если сможешь, город Геную и его окрестности…» Лиля выжидающе глядела на меня своими наивными серыми глазищами, опушенными длинными ресницами.

— А когда Вы свободны?

— Завтра утром.

— Хорошо, я заеду за Вами в гостиницу, скажем, к девяти утра. Ждите меня на улице. Только вот… В общем, Вам не попадет за «связь» с советским журналистом?

Дети есть дети. Они разные и одинаковые. Разные потому, что отличаются цветом кожи, глаз и волос. Одинаковые потому, что первым словом, которое произнесут, будет слово «мама». Единственная и неповторимая, самая святая Женщина на земле. У россиян она навеки осталась в образе Рублевской Божьей Матери с младенцем на руках, у итальянцев застыла неразгаданной улыбкой Джоконды на полотне Леонардо да Винчи, у французов — в совершенно очаровательном «Материнстве» импрессиониста Ренуара…

Поэты посвящали ей самые вдохновенные строки, философы пытались проникнуть в тайны ее миропонимания, мастера кисти и скульптуры тщетно искали в красках, мраморе и бронзе всемирный эталон женской красоты. Искали и не находили. Не находили потому, что женщина тоже очень одинаковая и очень разная. Разная по цвету кожи, глаз и волос. Языку, обычаям и традициям. И удивительно одинаковая. Ибо всегда и везде, во всех уголках нашей измученной техническим прогрессом планеты она дарит человечеству новую жизнь.

«Женщины более мудры, чем мужчины, — утверждал английский философ Стефенс, — потому что они знают меньше, а понимают больше». Может быть, хотя мне лично по душе то, что написал о Женщине еще один гениальный англичанин — Вильям Шекспир в одном из своих сонетов:

Но существует на земле то, что страшнее увядания. Это войны. Они не щадят никого. Ни старость, ни женщин, ни детей. И нет врага войны более яростного, чем женщина, потому что она дарит жизнь. А войны были не такими уж редкими гостями человечества, особенно на нашем континенте. Один швейцарский ученый подсчитал, что за пять с половиной тысяч лет европейцы жили в мире менее трехсот. Из пятнадцати тысяч войн больших и малых, что вспыхивали на нашей планете, — более половины пришлось на Европу. Зайдите в любой исторический музей и всегда или почти всегда рядом с примитивной ступкой для размельчения зерен вы обязательно увидите боевую палицу, рядом с веретеном — лук и стрелы, рядом с плугом — длинноствольную пищаль, рядом с ткацким станком — скорострельный пулемет. Дым войны рассеивался над Европой ненадолго. В XII веке войны погубили 3,3 миллиона европейцев, в XIII — уже 5,4 миллиона, в XIX — 5,7 миллиона. Во время Первой мировой войны погибло около десяти миллионов человек. Вторая мировая война унесла более 50 миллионов человеческих жизней, а может быть и больше.