Блабериды

Краснов Артем

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.

© Артем Краснов, 2018

ISBN 978-5-4493-9979-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Братерский

Около года назад один человек с неважной репутацией назначил мне встречу. Человека звали Сергей Братерский.

Как любого журналиста меня интригует, если человек из деловой среды назначает встречу. Это может быть слив информации или заманчивое предложение; а в конце концов, от всего можно отказаться.

В случае с Братерским за уколом любопытства наступило предчувствие, будто меня втягивают во что-то против моей воли. На доли секунды его неторопливый голос сбил меня с толку, разбудив азарт, но скоро я почувствовал себя человеком, которому настойчивый торговец продал ненужное.

Братерский был управляющим страховой компанией «Ариадна», совсем небольшой и малоизвестной. О таких компаниях всегда думаешь: переживет ли она полисы, которые выписывает? На ее логотипе буквы сплетались в узор настолько дикий, словно дизайнер загадывал ребус. Главный офис «Ариадны» находился в семиэтажном здании советской задумки, прямоугольном и сером, на крыльце которого бело-зеленая вывеска «Ариадны» терялась в пестроте других фирм.

Иногда владельцы подобных компаний заказывали у нас рекламу, но брали всегда самый дешевый вариант, а потом изводили бесконечными согласованиями. Работать с ними было сложно из-за особой чванливости, которая свойственная бизнесменам средней руки. Мы звали их мозготрахами (но грубее).

Стояла осень. На улице было сухо, а со стороны сквера тянуло дымом. Лет двадцать назад я ходил по этим же улицам подростком, вдыхал этот дым и предавался мечтам, которые не сбылись.

Мне не хотелось в «Марию», не хотелось обсуждать работу и состояние страхового рынка. Перспектива спорить с Братерским об уместности мемов-червячков казалась не менее тщетной.

Я потянул массивную ручку входной двери. В помещении был полумрак. К запаху салатов примешивался едва уловимый дух вечернего кальяна. Из колонок звучали гитарные переборы. Музыка не имела ни первого аккорда, ни последнего.

На входе меня перехватила девушка-администратор. Мне показалось, она ждала меня. Уточнив имя, она улыбнулась, слегка поклонилась и вручила белый конверт.

По утрам стояли туманы, моросил мелкий дождь, стекла редакционного офиса потели изнутри. Мрачные утра переходили в молочные дни, мы тратили летние витамины и жили, как будто не просыпаясь.

Задание Братерского оказалось проще, чем я предполагал. Через пару дней я научился вплетать «блаберидов» в текст так, чтобы звучало более-менее органично и в то же время без оскорбительной конкретики. Я набил руку в блогах и комментариях, а затем аккуратно перенес «блаберидов» в тексты статей.

«Те, кто по жизни блаберид…»

«Послушать блаберидов, всегда все просто».

В одно утро, когда снег уже покрыл землю рваной простыней, по пути на работу, глядя на мельтешение дворников по стеклу, я задумался над тем, какая может быть связь между управляющим мелкой страховой компанией и лингвистическими экспериментами.

Приехав в офис, я стал искать информацию о Братерском. Он дал несколько скучных интервью, в которых объяснял состояние рынка, сетовал на законы и предлагал какие-то улучшения, в общем сам выглядел как блаберид. Его газетный образ удивительно расходился с человеком, которого я встретил в кафе «Мария».

Но потом, почти случайно, я обнаружил кое-что действительно любопытное. Я обнаружил, что двадцать пять лет назад Братерский считался чрезвычайно одаренным подростком. Он окончил престижную школу и завоевал несколько золотых медалей на математических олимпиадах. В старых газетах, черно-белых и криво отсканированных, учителя и одноклассники аттестовали Братерского как будущего гения.

Но в его биографии был разрыв. Несколько десятилетий информационного вакуума, в течение которых бабочка превратилась в гусеницу и окуклилась. Может быть, его талант имел гормональную основу и закончился вместе с переходным возрастом?

Примерно через полгода, в конце марта 2016 года, Братерский позвонил мне вновь и предложил встретиться в «Марии». Мне потребовалось некоторое самообладание, чтобы скрыть восторг, потому что интерес к Братерскому продолжал тлеть. Груз открытий копился и требовал генеральной уборки.

— Полагаю, по условиям нашего соглашения вы должны знать о результатах эксперимента, — сказал Братерский, когда мы расположились за столиками «Марии».

Наши отношения потеплели. Я понял это по особой доверительности его речи.

Братерский пролистал что-то на смартфоне и протянул мне. Это была статья из энциклопедии новояза, где довольно остроумные авторы без обиняков толковали понятия, которых избегали энциклопедии потяжелее.