Характер предлагаемой книги можно определить стандартным образом и достаточно точно как научно-популярное издание: она, прежде всего, рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся вероучением и историей Православия, однако при этом автор всячески старался избегать излишнего упрощения при изложении серьезных и тонких вопросов, неизбежно возникающих в связи с такой темой. Хорошо известно, что подобные упрощения даже при самых благих намерениях нередко существенным образом искажают смысл сказанного и могут привести к грубой профанации, чем, к сожалению, грешат многие труды советского и постсоветского времени, вышедшие в России и посвященные различным проблемам религии. Последнее обстоятельство также явилось одной из основных причин, побудивших автора написать эту книгу.

В первоначальном варианте ее содержание предполагалось ограничить историей Православия в России, установив для излагаемого материала жесткие пространственные и временные рамки, в описанных событиях практически не упоминая о роли сил, источник которых «не от мира сего», иначе говоря, – о благодати. В результате такого подхода картина возникновения и становления Православия, лишенная «божественного измерения», оказалась плоской и совместимой разве что с идеологией пресловутого исторического материализма, методы которого, по мнению подавляющего большинства современных историков, полностью разделяемому автором, малопригодны для написания даже обычной светской истории, не говоря об истории религии. Так возникла необходимость дополнить чисто исторический аспект рядом других – богословским, философским, культурологическим, а пространственные и временные рамки значительно расширить, оставив центральной темой книги русское Православие.

Надо признать, что реализация нового замысла привела к серьезным затруднениям, связанным со спецификой различных планов книги. Дело в том, что философские построения оперируют категориями разума, используют аппарат логики, пусть диалектической, интуитивистской, но со своим стилем и языком, которые отличны от языка и стиля изложения, например, богословских утверждений на ту же тему, где догматы веры – «аксиомы» религии – основаны исключительно на текстах Священного Писания, слова Божия, и никакие доводы рассудка не в состоянии их поколебать или изменить в них хотя бы букву. Поэтому такой многослойный «пирог», чтобы оказаться «съедобным», требует соответствующих разъяснений в тексте, а главное, четкой согласованности разных аспектов, иначе он превратится в винегрет. Непревзойденным образцом «симфоничности» различных планов для книги об истории религии является творение блаж. Августина «О граде Божием», созданное более полутора тысяч лет назад и поныне восхищающее читателей глубиной содержания, тончайшим психологизмом и феерической яркостью стиля (подобным же образом его знаменитая «Исповедь» остается недостижимой для многочисленных последователей, включая Абеляра, Руссо, Толстого, не говоря об авторах помельче, писавших на эту тему). Для обозначения самосогласованности объектов различной природы (в том числе различных планов книги) подходит древнегреческое слово «синергия». Термин «синергия», как и его синоним «симфоничность», издавна использовался в православном богословии, а в последнее время диапазон его применения не случайно значительно расширился, перейдя из области богословия и религиозной философии в естественные науки, где недавно появился новый раздел «синергетика», который изучает процессы самоорганизации в сложных системах с обратной связью, состоящих из объектов различной природы (подобные системы встречаются в физике, химии, биологии, математике и механике). Необходимость самосогласования различных явлений или понятий, часто противоположных по своей сути и смыслу, неизбежно возникает, если человек стремится постичь абсолютное, безусловное, которое его разум вместить не в состоянии. Для описания подобной ситуации И. Кант использовал термин «антиномия». Разрешение таких противоречий, насколько это вообще возможно, требует особой логики, логики интуитивистской, диалектической, но не имеющей ничего общего с печально известным диалектическим материализмом.

Намеченная в Предисловии программа книги предполагает у читателя знакомство с рядом общих вопросов из области богословия, религиозной философии и психологии. Для некоторых из них не нашлось подходящего места в основных разделах, и поэтому соответствующие рассуждения, по необходимости краткие и не претендующие на полноту, составляют содержание настоящего Введения.

Учитывая предмет книги, в начале разговора уместно рассмотреть понятие религии в самом широком его смысле, т. е. по возможности абстрагируясь от конфессиальных особенностей конкретных верований. Религия, несомненно, представляет собой одну из важнейших областей духовной жизни человечества, и хотя в последние века культуру всячески пытаются отделить от ее истинных корней, сделав практически светской, не следует забывать справедливых слов одного из основоположников современной этнографии и религиоведения Дж. Фрэзера: «Вся культура – из храма».

Этимология слова «религия» неоднозначна; наиболее правдоподобны два объяснения: одно, принадлежащее писателю раннего христианства Лактанцию, производит его от латинского religare, что означает связывать, второе, предложенное Цицероном, – от relegere, собирать. Первое повсеместно принято в христианской литературе и адекватно отражает главную черту всякой религии – связь человека с тем, что бесконечно выше его, его связь с божественными силами и твердую уверенность в благодатной зависимости всего сотворенного мира от этих сил. Второе выражает коллективный, соборный аспект, в той же мере необходимый для полноценной религиозной жизни. Оба эти значения дополняют друг друга, но, конечно, не исчерпывают полностью такого сложного и многогранного феномена, каким является религия. Упрощая ситуацию, можно сказать, что всякая религия основана, во-первых, на непоколебимой вере ее адептов в существование высших сил, несмотря на их недоступность для природных, телесных органов чувств, а во-вторых, на организованном поклонении источнику этих сил, т. е. на совокупности культовых действий, совершаемых обычно под эгидой Церкви (латинское cultus означает почитание). Эти две «опоры», на которых держится здание любой религии, связаны друг с другом многократно упоминавшейся в Предисловии формулой: «неслиянно и нераздельно». Ритуальный аспект религии с восхвалениями божества, жертвоприношениями и дополняющим их догматическим богословием предполагает существование творца Вселенной, всевидящего Господа, недоступного нашей немощи, карающего и милующего по Своей воле, Бога, выражаясь языком философии, трансцендентного миру. Религиозная вера, напротив, в основе своей предельно интимна, в ней Бог иногда ближе человеку, чем он сам себе, имманентен ему. «Изучи свою душу, – писал блаж. Августин в своей «Исповеди», – все ее укромные и темные уголки, дойди до дна и затем выйди: там – Бог». А Гераклит еще за тысячелетие до Августина утверждал: «Пределов души ты не найдешь нигде, обходив все ее пути, так глубока ее основа», и эта бездонная основа – его трансцендентное Единое, или Логос. Бог открывается как трансцендентный, внешний миру лишь постольку, поскольку Он также существует в глубинах человеческой души, т. е. одновременно имманентен человеку, иначе диалог «я – Ты» был бы невозможен. Единство внутреннего и внешнего лежит в основе интуитивного постижения того, что недоступно постижению чисто интеллектуальному; интуиция, со-чувствие является необходимой предпосылкой процесса познания, во всяком случае его важной составляющей. В связи с этим Плотин предложил известный метафорический образ: «Каждое «я» есть лист дерева, извне отделенный от других, соседних листьев, соприкасаясь с ними только случайно, например, при порыве ветра, но

Культовая практика христианской Церкви будет рассмотрена в основных разделах книги, а религиозные культы других конфессий настолько разнородны, часто даже в рамках одной веры, что для их рассмотрения здесь нет ни места, ни надобности, и потому обратимся к обсуждению религиозной веры. Согласно точному и предельно краткому определению ап. Павла: «Вера есть вещей невидимых обличение» (или в новом переводе – «уверенность в невидимом» Евр 11:1). Эти вещи невидимые и неизреченные, т. е. невыразимые с помощью обыденных понятий, для верующего более реальны, чем тот мир, который воспринимается нашими органами чувств. Их источник, Творец, именуемый в разных религиях по-разному, неизменно означает истинную Сущность, которая придает миру смысл и без которой он потерял бы даже простую физическую устойчивость, рассыпавшись, как карточный домик. Так, на Синае Бог открылся Моисею как Истинно Сущий, IHWH – Яхве (Исх 3:14). В иудаизме вера означает прежде всего (даже этимологически) прочность и абсолютную надежность. Яхве дал евреям законы, укрепляющие веру и тем самым помогающие избранному Им народу следовать по намеченному Провидением пути. При этом послушание, покорность воле Божьей – необходимое условие веры: «Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность». (Быт. 15:6). Иногда вызванная верой покорность граничит с безумием, если судить с обывательской точки зрения, такова, например, беспрекословная готовность столетнего Авраама принести в жертву единственного законного сына Исаака, которому Бог предначертал быть родоначальником многочисленного и славного народа. Ислам в этом отношении (и во многом другом) авраамичен – он требует абсолютной покорности Аллаху (само слово «ислам» означает покорность) и законопослушания: «Сказали бедуины: «Мы уверовали!» «Вы не уверовали, но говорите: «Мы покорились» (есть другой перевод – «Мы приняли ислам»), ибо еще не вошла вера в ваши сердца». Совсем иной акцент у веры христианской – принципиальное отличие Нового Завета от Ветхого связано с благодатным характером Нового (Евангелие означает благую весть). Наряду с горячей верой, Новый Завет пронизан любовью и надеждой на спасение: «… пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них большее» (1 Кор 13:13). Поэтому в христианстве «Бог есть любовь», т. е. Любовь как главное «имя Божье» является корнем и сокровенной тайной всего живого. Переход от Ветхого Завета к Новому в святоотеческой литературе обычно определяется как переход от закона к благодати (Ин 1:17). Христианская вера немыслима без помощи божественной благодати, свободно и радостно воспринятой человеком. Правда, понятие благодати и взаимоотношение ее со свободной волей по-разному оценивается различными христианскими конфессиями. Смысл понятия «благодать» (евр. – хэсэд, греч. – харизма) точнее всего передается словом «милость» и означает акт Божьей милости по отношению к людям, которые из-за греховности своей природы не могут спастись без помощи божественных сил. Эти благодатные силы очищают человека от грехов и тем самым ведут к спасению. Благодать нельзя заслужить добрыми поступками или горячими молитвами, тем более что истинно добрые дела и услышанные молитвы не бывают безблагодатными; при этом акт благодати непредсказуем, поскольку «Святой Дух дышит где хочет». Православие утверждает, что благодать и готовность человека свободно ее принять в процессе «стяжания даров Духа Святого» действуют согласованно, синергично, и всякие попытки выяснить, что чему предшествует – акт благодати или соответствующий акт свободы воли, – некорректны. Протестантизм и особенно такие крайние его течения, как кальвинизм, считают свободу воли понятием практически призрачным, так что единственным условием спасения является благодать. Отсюда предопределенность у Кальвина – одни предназначены спастись, другие – погибнуть вне зависимости от их земных дел; с тем же связана знаменитая формула лютеранства «sola fide» – оправдание только верой, хотя она, казалось бы, противоречит словам Спасителя «Царство Божие усилием берется» (Мф 11:12). Подробнее эта важная проблема будет рассмотрена в основном тексте книги, а сейчас пора вернуться к вопросу о вере. Существует множество путей, приводящих человека к религиозной вере, но самый прямой и надежный, обеспечивающий ее удивительную твердость и устойчивость, проходит через так называемый религиозный опыт. Об этом опыте У Джемс написал замечательную книгу «Многообразие религиозного опыта», которую автор настоятельно рекомендует читателю, а результаты такого опыта К. Юнг оценил так: «Религиозный опыт имеет абсолютный характер. Он не нуждается в спорах и дискуссиях. Этим опытом обретается сокровище, которое приносит человеку уверенность и мир». Что же такое религиозный опыт, если попытаться его определить, не вдаваясь в психологические детали, которых предостаточно в упомянутой книге? Опыт здесь понимается в обычном смысле, как один из основных источников знания, с помощью которого осуществляется необходимая связь с познаваемым объектом.