Двухэтажный особняк был охвачен пламенем. Красно-желтые языки вырывались из открытых окон и дверей, поднимались высоко в ночное небо, скрывая дом от посторонних глаз и нежелательного вторжения. Огонь, послушный руке своего незримого хозяина, то стихал, отступая от стен, то наваливался с новой силой. Но, как ни странно, от тепла и жара этого пламени не обугливались стены и не трещали стекла. Огонь служил всего лишь своеобразным барьером, границей, которую невозможно было переступить или перелететь. И все, кто находился внутри дома, также не могли его покинуть.

Пламенем были охвачены все комнаты и коридоры; люди и вампиры метались между огненных стен, позабыв даже о собственной вражде. Вампиры, попадающие в это пламя, тут же превращались в жалкие кучки черного песка и пепла, которые развеивал ветер, влетающий в открытые окна. Людей же пламя щадило, оставляя на их телах лишь ожоги и неглубокие раны. Поначалу многие пытались спастись, выпрыгнув в окно, но тут же погибали, стоило им оказаться за стенами дома. Поэтому уже никто не стремился покинуть особняк, и тем более никто не спешил в него проникнуть.

С каждой минутой все меньше шума и криков раздавалось по коридорам — все меньше людей и вампиров оставалось в живых. Озверевшие и отчаявшиеся, они стали убивать друг друга, а огонь с радостью принимал в жаркие объятия своих новых жертв.

— Ксандр, посмотри, к чему привела твоя жажда мести… Остановись и уйми свое пламя, — прошептал мужчина, лежащий на полу маленькой комнаты на втором этаже. — Ксандр, когда ты стал таким жестоким и мстительным?

— Грегор, я всегда был таким. Неужели ты не знал этого? Мы столько лет с тобой знакомы, а ты так и не сумел понять меня, — вампир нагнулся над окровавленным человеком. — С твоей смертью я, наконец-то, обрету вечный покой, и вампиры смогут жить спокойно в этом жестоком мире.