У прославленного баснописца Эзопа есть короткая, но поучительная притча. Однажды лиса попрекнула львицу тем, что, дескать, та считается царицей зверей, а рожает лишь одного детеныша, тогда как они, лисы, имеют достаточно многочисленное потомство. «Одного, — согласилась львица, — но зато это лев!»

Был в IV веке до н. э. греческий город на западной окраине античного мира. Назывался он Массалией, а на его монетах красовались изображения львов. Никто бы, наверное, не выделил в наши дни этот город из числа ему подобных (мало ли греческих колоний было разбросано по всем уголкам Средиземного моря), если бы эта «львица» не подарила миру сразу двух «львов». «Детенышей» Массалии звали Эвтимен и Пифей, именно они, особенно Пифей, ввели свою мать, свой Город, в историю Европы и утвердили ее там на веки вечные.

Пифей из Массалии. Всего два слова — и две загадки, лишивших сна и покоя не одно поколение историков. Аристотель, собравший сведения о законах и государственном устройстве (политии) 158 государств, мог бы пролить свет на прошлое Массалии — нынешнего Марселя, если бы уцелели его записи. Увы, до нас дошла более или менее полно лишь его «Афинская полития», да и то сравнительно недавно: четыре листа папируса с текстом этого сочинения были найдены в Египте в 1890 году. Записи Пифея погибли, по-видимому, безвозвратно. Догадка о том, что они сгорели в Александрийской библиотеке в 47 году до н. э., не лишена оснований, но если это даже и так, то речь может идти только о копиях. Подлинник же попал в руки римлян после взятия Массалии войсками Цезаря в 49 году до н. э. и вскоре бесследно исчез.

Древнейшее прошлое этого города окутано плотным покровом тайны. Можно лишь строить более или менее приемлемые гипотезы, опираясь на скупые разрозненные факты и обмолвки древних авторов и интерпретируя их в меру своего разумения. В одном из возможных вариантов история города выглядит примерно так. В VII веке до н. э., в разгар Великой греческой колонизации, к западным берегам Средиземного моря прибыли греческие переселенцы из Фокеи (ныне — Фоча в Турции), не без основания слывшие отважными и виртуозными мореплавателями.

О великом мореплавателе напоминает голубая табличка на углу одной из улиц, выходящих в район Старой гавани Марселя. Его статуя, немного забавная и старомодная, но с налетом романтичности, стоит в нише правого крыла Биржи, словно на камине периода Belle Epoque

[1]

, и составляет пару столь же бородатому и энергичному Эвтимену. Имя Пифея носит пожарный катер, его основная задача — по первому требованию идти на выручку лайнерам, стоящим в Новом порту.

Мой учитель и друг Гастон Брош, профессор Генуэзского университета, был страстным поклонником Пифея. Он пытался преодолеть равнодушие марсельских буржуа, которые знали лишь улицу со странным названием, мишень насмешек провансальцев, и посвятил Пифею великолепный труд.

Вспоминаю о многочисленных беседах с ним после моего возвращения из путешествия по следам Пифея к Исландии, по Северному Ледовитому океану, а также к Фарерским островам, где я встретился однажды с доктором Шарко во время завтрака на рейде Торсхавна. Доктор Шарко вскоре погиб, когда его «Пуркуа па?» наткнулась на подводную скалу у мыса, мимо которого, быть может, проходила пентеконтера

[2]

Пифея.

Марсельцам Пифей неизвестен. О нем даже не упоминают в школах, тогда как в американских учебниках истории он фигурирует в качестве единственного великого гражданина Марселя.

Археологические находки доказывают, что у народов Севера были многочисленные контакты с эллинским миром. Знания о доримской кельтской цивилизации пополняются с каждым днем. Сейчас уже никто не удивляется, что солдаты Ариовиста в отличие от легионеров Цезаря умели писать, используя греческий алфавит.