Женщины любили Митча Боханну. Митч не мог отрицать этот факт. И даже каждый день благодарил за это Бога. Но причина этого была ему непонятна. Он не блистал ослепительной красотой, как Чарли, хотя и страшилой его тоже нельзя назвать. Свое лицо он считал скорее интересным, чем красивым. Его резкие черты свидетельствовали о том, что он имел некоторое отношение к индейцам племени шошонов, это подтверждали и черные как смоль волосы, однако его зеленые ирландские глаза могли кого угодно сбить с толку.

В фигуре Митча тоже не было ничего выдающегося. Однако он на нее не жаловался. Он был высок, худощав и достаточно мускулист, чтобы делать любую физическую работу, которая подворачивалась, — он объезжал диких мустангов и не менее хорошо выполнял обязанности пылкого любовника.

Усмехнувшись при этой мысли, Митч захлопнул дверцу машины и зашагал по дорожке к своему офису в центре Мизулы, стуча каблуками по бетону.

Он всегда считал, что женщины влюбляются в мужчин, подобных Чарли, — мужчин, которые знают, какое вино к какому мясу подается, которые любят оперу и балет — или по крайней мере притворяются, что любят, которые никогда не забывают о важной годовщине или дне рождения.

— Какого списка?

Несмотря на свое намерение выставить эту женщину со своего ранчо, Митч почувствовал себя заинтригованным. Чарли весьма удачно подобрал себе исполнительницу. Кэррол Сидни обладала всем, чтобы затащить мужчину в постель. У нее в правильной пропорции были замешены невинность и сексуальность, что способно расшевелить сердце самого хладнокровного мужчины. А ведь его сердце не камень.

И поэтому кровь у Митча бурлила всюду, где ей положено бурлить, руки у него зудели и, казалось, сами рвались погладить ее лицо, изящную шею, обнаженные руки. Но он не станет этого делать. Он не какой-нибудь сексуально озабоченный маньяк. Он способен преодолеть искушение, не поддаться очарованию этого создания, от которого исходит аромат тонких духов и у которого так призывно сложены пухлые губки.

Кэррол посмотрела на него с каким-то сожалением.