Георгий Александрович Шатуров, поднявшись из подземного перехода, прошёл сквозь душный вокзал, плечом раздвигая спёртую дымку ожидания, толкнул стеклянную, окантованную стальными полосами дверь и встал на высоком крыльце, оглядывая заснеженную площадь и глубоко вдыхая зимний воздух. На лице его, красивом лице тридцативосьмилетнего мужчины отражалась в эту минуту некоторая нерешительность, по причине, впрочем, весьма понятной. Ну, посудите сами: только что пробило полночь, а город, лежащий перед ним, покинутый лет двадцать назад, был совершенно незнаком ныне. И к тому же нашего героя никто не встречал. Следует отметить ещё одно обстоятельство: ночь, с которой начинается повествование, была ночью на 31 декабря…

Что же заставило Георгия Александровича прибыть в Живописногорск (таково название города) в столь неудобное время? Отвечу кратко: не ведаю! Знаю лишь, что на третье января был заказан для него билет на самолёт и номер в респектабельной гостинице, но всё это вдруг поломалось, и была беготня по Энскому вокзалу, и поиск дежурного администратора, и тяжёлая с ним беседа, а после — плацкартный вагон с боковым местом у туалета, и храп соседа, и много других неприятностей, включая обед в вагоне — ресторане. Но зачем? По какой причине? Судить не берусь, и чтобы хоть как-то мотивировать поступок своего героя, прибегаю к словосочетанию "душевный порыв", или "внутренний голос", если хотите. Именно под его влиянием и прибыл Георгий Александрович в Живописногорск не третьего января, а натурально тридцатого декабря, пребывая в данную минуту на высоких ступенях вокзала.

И в минуту эту его окликнули.

— Змей! — услышал он и машинально оглянулся на старую школьную кличку.

А, оглянувшись, увидел мужчину, большого, круглолицего, с изрядной уже лысиной. Мужчина приближался быстрым шагом, улыбаясь и размахивая сорванной с головы шапкой. Двигался он, слегка переваливаясь, как ходят только очень сильные люди, и скорее по походке, не по лицу, узнал Георгий Александрович одноклассника своего Петьку Коростелева, по прозвищу, естественно, "Коростель".

Первым зазвенел будильник. Большая его стрелка была переведена на пять минут вперед — наивным таким манером хозяева часов пытаются обычно обмануть судьбу и встать вовремя. Затем, ровно в восемь, на руке Георгия запричитали электронные часы, привезенные из Японии. "Вставай, лентяй!" — вопили они сердито. Вопили, естественно, на аглицком, и дословно их вопль означал: "Вставайте, ленивые кости!" И ленивые кости открыли глаза… В эту минуту на первом этаже ударили старинные напольные часы и били долго, с размеренными паузами, зная себе цену. Георгий, улыбаясь, считал удары и с последним, восьмым, легко поднялся с постели…

Вскоре он уже выходил из ванной комнаты, держа в одной руке дорожный несессер, другой же, свободной, потирая порозовевшие гладкие щеки. Спортивный костюм, темно-синий, с широкими белыми полосами, удивительно шел к его ладной фигуре мастера парашютного спорта и дельтапланериста. На плече нес Георгий махровое, вьетнамского производства, полотенце с вытканное фазанами, ноги же облек в кроссовки "супертренер".

В таком виде наш герой сделал несколько шагов и остановился — навстречу из глубины коридора шла женщина. Представьте: струящееся разноцветье красок, холодный треск шелка, маленькая головка на высокой шее, зеленоватое мерцание глаз и живая волна темнорыжих волос, стекающая вниз длинными, в крупных кольцах прядями.

— Доброе утро, — широко улыбнулся Георгий.

— Доброе утро, — отзвенело в ответ. — Муж рассказал вчера о вас. Как хорошо, что вы встретились. Мы любим гостей. Завтрак в девять. Не опаздывайте.