Допустим, ты — девушка. Допустим, что ты — девушка, и ты сейчас на вечеринке, в клубе или в пабе. Допустим, что ты — девушка, и ты сейчас на вечеринке, в клубе или в пабе, и вот я к тебе подхожу.

Допустим, раньше ты меня не видела.

Кое-что тебе станет понятно сразу. Ты увидишь, что ростом я почти метр восемьдесят, среднего телосложения. Если мы пожмем друг другу руки, ты заметишь, что у меня крепкое пожатие и чистые ногти. Ты обратишь внимание, что мои карие глаза вполне гармонируют с темно-русыми волосами. И еще ты заметишь шрам, рассекающий левую бровь посередине. Ты сможешь догадаться, что мне не меньше двадцати пяти и не больше тридцати лет.

Допустим, то, что ты увидела, тебе понравилось и ты не прочь со мной заговорить.

Мы поболтаем и, если все пойдет нормально, познакомимся получше. Я сообщу тебе, что зовут меня Джек Росситер. А если ты спросишь, откуда У меня шрам, я расскажу, что мой лучший друг Мэтт Дэвис подстрелил меня из пневматического пистолета, когда мне было двенадцать лет. Еще я скажу, что мне тогда очень повезло, и я не лишился глаза, но моя мать после этого целый год не пускала Мэтта к нам на порог. И добавлю, что сейчас Мэтт намного спокойней и теперь вполне безопасно обитать с ним под одной крышей. Я расскажу тебе, что Мэтт работает в юридической фирме в Сити, но умолчу о том, что дом, в котором мы живем, принадлежит ему, а я плачу за жилье. Ты спросишь, что наше обиталище из себя представляет, а я отвечу, что это здание бывшего паба в западной части Лондона, которое мы переделали под жилье. Да — мы не тронули бильярдный стол, доску для дартса и барную стойку, и нет — мы отказали в посещении заведения буйным алкоголикам, которые раньше угрюмо сидели в углу бара. И еще я скажу тебе, что у нас большой и заросший сад.

Утро, пятница, июнь 1998 года. У меня проблема.

Она вздыхает, бормочет что-то во сне, поворачивается лицом ко мне, обнимает меня за талию, и я чувствую жар ее руки. Смотрю на будильник: 7.31. Потом смотрю на нее: густые пряди темно-русых волос закрывают все лицо, виден только нос. Вполне симпатичный носик. Я снова устремляю взгляд в потолок, обуреваемый противоречивыми мыслями.

С одной стороны, ситуация выглядит совсем неплохо. Я, молодой неженатый гетеросексуал, лежу в постели рядом с обнаженной девушкой, которая — судя по моим пьяным воспоминаниям и форме ее носа — весьма недурна в постели и хороша собой. Насколько я помню, ничего слишком странного или неприятного вчера не произошло: никаких наручников, истерик или признаний в вечной любви. Мы познакомились в клубе, танцевали, флиртовали, а под утро приехали сюда на такси.

Секс удался. По полной программе — со вздохами и стонами. Двигались мы вполне ритмично, особенно если учесть, что вместе делали это впервые. Молча. Иногда мне даже нравится такой секс. Никакого взаимодействия — ни словами, ни мыслями. Все просто, как голая правда. Мы оба понимали, что это всего лишь физическое влечение. А потом мы сидели рядом, пытаясь отдышаться, и пили сырую воду из больших стаканов. Она по-прежнему была Идеальной Женщиной. И не сделала ни одного неверного шага, то есть она НЕ:

а) сжимала мою руку;

С Мэри Райнер у меня все случилось очень по-быстрому, что и неудивительно. Конечно, дольше девятнадцати с половиной секунд… но не намного. Я переночевал у нее дома, и утром мы снова занялись сексом. На этот раз я продержался дольше — одна реклама кока-колы и еще три песни. Хотя, строго говоря, как я потом рассказывал Мэтту, нужно считать не три, а шесть песен, потому что второй была «Богемская рапсодия». Даже Мэри вынуждена была признать, что под ее чутким руководством за двадцать четыре часа я поднялся с «дерьмово» до «нормально». Будущее казалось светлым. Я был доволен. Моя миссия практически удалась. Мы вышли из ее дома до обеда, я потискал ее у станции метро «Илинг Бродвей», а потом уехал в Бристоль. После той ночи я ей звонил, один раз, но она мне так и не перезвонила. И больше я о ней ничего не слышал.

Ради сохранения приятных воспоминаний мне бы хотелось думать, что виной нашей разлуки были непреодолимые обстоятельства: она жила в Лондоне, я — в Бристоле, денег на постоянные поездки друг к другу у нас не было, и мы были слишком заняты учебой, пытаясь закончить школу с отличием. Но все обстояло не так. Дело в том, что до этого у меня секса не было вовсе, а у Мэри был секс и получше нашего. У каждого из нас имелись свои причины не продолжать эти отношения. Мэри не хотелось довольствоваться «дерьмовым» или даже «нормальным» сексом. А я, вступивший в новый прекрасный мир половых отношений, сумев сделать это с одной девушкой(дважды), хотел попробовать и с другими девушками (причем чем больше, тем лучше).

Что касается моей поездки, она была нелегкой, но мучения того стоили. После той ночи в Лондоне все изменилось. Я вернулся в Бристоль уверенным в себе. Закрывшись в кухне, сразу позвонил Мэтту. Я рассказал ему все до мельчайших подробностей, а потом он уговорил меня рассказать все еще раз. Я пытался придать голосу безразличие, но смаковал каждую деталь.

В понедельник Мэтт пошел провожать Лору Райли, девушку из его класса, которая ему уже несколько месяцев нравилась, но он ни разу не смог сказать ей об этом. Он провожал ее домой после школы и поцеловал у автобусной остановки. После чего пригласил на свидание. Двумя неделями позже его родители уехали отдыхать на выходные и Мэтт с Лорой лишились девственности на первом ярусе двухэтажной кровати, где Мэтт спал с семи лет.

То, что Мэтт лишился девственности вскоре после меня, могло быть и совпадением, но я в этом сомневаюсь. Больше похоже на соперничество. Мы были друзьями, но всегда словно соревновались друг с другом. В постпубертатный период и до моей встречи с Мэри наши с Мэттом разговоры на семьдесят процентов состояли из рассуждений о сексе. Как найти подходящую девушку? И как это произойдет? Как только у меня появились ответы на оба этих вопроса, равновесие в нашей дружбе нарушилось. Моя сторона перевешивала — я был уже опытным мужчиной, а Мэтт все еще оставался мальчиком. У Мэтта был только один способ вернуть весы в исходное положение и сравнять счет — отдаться какой-нибудь девчонке.