Настоящее издание продолжает работу, начатую автором в середине 1980-х гг., по изучению различных аспектов психологической войны в период битвы за Ленинград, воздействию разнообразных факторов на настроения защитников и населения города. Представленные в нынешнем издании документы из российских и зарубежных архивов проливают свет на многие малоизученные темы, в частности: взаимодействие Кремля и Смольного в военные месяцы 1941 г.; отношения институтов власти в Ленинграде в период блокады, особенно в связи с обеспечением политического контроля в городе и на фронте; развитие политических (главным образом оппозиционных) настроений среди жителей Ленинграда, которые сопоставлены с ситуацией на оккупированной территории Ленинградской области.

Проблематика изучения ленинградской эпопеи чрезвычайно разнообразна и многопланова. История битвы за Ленинград является поистине неисчерпаемой темой для историков, политологов, социологов, психологов, криминологов, медиков, демографов и специалистов в области международного права. Несмотря на то, что многое уже сделано

1

, предстоит еще большая работа по изучению социальной истории, влиянию голода на настроения и поведение людей в период войны и после нее

2

, на восприятие населением Ленинграда власти в разные периоды ленинградской эпопеи и, более широко, воздействия крупнейших битв и трагедий второй мировой войны на развитие международного права в целом, а также права ведения войны, в частности.

Проблема голода в годы войны и в послевоенной истории нашла свое отражение в целом ряде официальных документов — нотах наркома иностранных дел В. Молотова, материалах Нюрнбергского трибунала, документах редакционного комитета по подготовке Всеобщей Декларации прав человека (ВДПЧ), Женевских конвенциях 1949 г. и Дополнительных протоколах к ним 1977 г. Однако количество жертв и то, что происходило в Ленинграде в период блокады, тщательно скрывалось от советской и международной общественности. О трагедии Ленинграда не было сказано ни слова в нотах наркома иностранных дел В. Молотова, адресованных прежде всего народам союзников с целью мобилизации там общественного мнения для более активной борьбы с гитлеровской Германией (январь—апрель 1942 г.)

Отметим также, что ленинградская тематика в материалах Нюрнбергского военного трибунала занимала большое место «в общем потоке» и незначительное — как самостоятельная тема. Существует документ под номером СССР-85, подготовленный Ленинградской городской комиссией по расследованию злодеяний и представленный в Нюрнберге. Один из представителей СССР М.Ю. Рагинский, выступавший 22 февраля 1946 г. на судебном заседании, привел данные о разрушениях, причиненных Ленинграду и его пригородам германскими войсками, ни разу не упомянув о количестве жертв блокады.

Несмотря на боязнь сказать всю правду и признать собственные ошибки, в том числе и в период битвы за Ленинград, именно советская делегация на заключительном этапе переговоров по подготовке Всеобщей Декларации прав человека осенью 1948 г. внесла предложение принять важную норму, запрещавшую использование голода в качестве метода ведения войны. В телеграмме МИД советскому представителю в Комиссии по правам человека (31 августа 1948 г.), был предложен следующий текст ст.4-й Декларации: «Каждый человек имеет право на жизнь. Государство должно обеспечить каждому человеку защиту от преступных на него посягательств, а также обеспечить условия, предотвращающие угрозу смерти от голода и истощения...». По злой иронии судьбы вторая часть этого предложения, в которой говорилось о необходимости отмены смертной казни в мирное время, вскоре была восстановлена в СССР для расправы по т.н. «ленинградскому делу»