«Гавани Луны» – остросюжетная история любви и предательства, преступлений без наказания. Писатель и его погибшие пять жен, крутой полицейский чин, безраздельно владеющий маленьким городком у реки, и загадки минувшего прошлого, вернувшиеся молчаливыми призраками в настоящее. Кто виновен и, главное, в чем? Здесь фонтаны страсти извергаются гейзерами. Водоворот стиля от одного из лучших русских писателей сегодня. В этой книге крутые парни начали, наконец, танцевать.
1
Мир это белый лист.
Он заправлен в мою машинку, и время от времени я бросаю взгляд вдаль. Куда-то в сторону дома у реки, которые сейчас так далеко, что мне не видны. Но я не должен думать о них, если я хочу закончить свою историю до конца. Я должен о них говорить. Говорить с бумагой. Так что я говорю с ней и с вами.
Если бы я был Палаником, то рассказал бы вам, как делают бумагу – от того момента, как бросают тряпку в станок до выхода белой щели. Я бы даже в библиотеку не поленился сходить за книгой про то, как делают бумагу. И упомянул бы ее название в предисловии, там, где они все благодарят литературных агентов, любовниц, детей. Ну, они – писатели. Как Паланик, например.
Если бы я был Гюго, то, рассказывая об этом, я бы сделал часовое отступление, которое посвятил рассказу о станках для производства бумаги, начиная с китайского Средневековья.
Если бы я был Барнсом, то обратил ваше внимание на то, к каким забавным и парадоксальным последствиям может привести ваш брак клочок бумаги, оброненный кем-то из супругов по неосторожности.
2
Есть кое-что легче, чем бросить курить.
Это – пошутить над тем, кто бросает курить постоянно. Кажется, первым это сделал еще Марк Твен. Позже его процитирует на первой странице своей книги про крутых парней, которые не танцуют, Норман Мейлер. Что общего у этих парней, кроме прически одуванчиком? Прически взъерошенного американского еврея – позже такую позаимствуют негры, и среди них самый знаменитый это Майкл Джексон, – и которая стала так популярна в благословенной Америке Рейгана? Что общего было у них? По мне так, Мейлер и писал намного лучше, да и Твен вовсе никаким евреем не был. Классический белый протестант, выпускавший довольно неумные разоблачительные книги про Библию, и отметившийся в мировой литературе лишь книжкой про пацанов-озорников, которой сам никакого значения не придавал. Так, безделушка, думал он. Ерунда, говорил он о труде всей своей жизни. А это был ее смысл. Он так врезался в литературу. Можно сказать, полоснул бритвой. Оставил шрам. Ну, а еще оставил после себя добрую сотню шуток и афоризмов, которыми тогда так увлекались интеллигентные круги нового государства, США. Когда оно станет старым, и Норман Мейлер засядет за свою книгу про крутых парней, чтобы расплатиться с долгами – а их, по свидетельству Буковски, которому об этом сам Норман сказал, было с миллион, и это по ценам 70—хх! – избитая шутка Марка Твена про курево войдет в притчи во языцы. Как она точно звучит?
Нет ничего легче, чем бросить курить.
И вторая часть: я знаю, о чем говорю, потому что сам бросал сто раз.
Ну или двести. Или триста. Или пятьсот. Или десять тысяч. Цифры разнятся в зависимости от настроения шутника, его социального статуса, семейного положения. Последнее для меня никогда не представляло загадки. Как правило, они женаты. Человек, который бросал курить минимум сто раз, курит минимум десять лет. Это средний возраст, около тридцати-сорока лет, а мужчины в этом возрасте склонны уступать давлению женщин, и регистрируют отношения. Ну, или начинают жить с женщиной под одной крышей. Что, кстати, гораздо опаснее, чем даже начать курить. Я знаю, о чем говорю.
