Действие романа современного французского писателя, лауреата Гонкуровской премии Амина Маалуфа (р. 1949) разворачивается на Ближнем Востоке и во Франции. В судьбе главного героя, родившегося в знатной левантийской семье, нашли отражение трагические события XX века — от краха Оттоманской империи до арабо-израильского противостояния. На русском языке издается впервые.
Эта история не моя, в ней рассказана жизнь другого человека. И все слова — его, а я лишь приводил их в порядок, когда они казались мне не слишком ясными или не вполне связными. И вся правда — его, а стоит она ровно столько, сколько любая другая.
Солгал ли он мне хоть в чем-нибудь? Этого я не знаю. Он не лгал, когда говорил о ней — о женщине, которую любил, об их встречах, разлуках, ошибках и разочарованиях. Тут у меня есть доказательства. Но о побуждениях своих на каждом жизненном повороте, о своей столь необычной семье, о странных приливах и отливах собственного разума — я имею в виду бесконечные переходы от безумия к мудрости и от мудрости к безумию — об этом он, возможно, всей правды мне не сказал. Тем не менее я считаю его искренним. Не вполне уверенным в памяти своей, как и в надежности своих суждений, — это я готов допустить. Но он всегда был искренним.
Я столкнулся с ним совершенно случайно — это произошло в Париже, в вагоне метро, в июне 1976 года. Помню, я прошептал: «Это он!» Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы узнать его. До этого я никогда с ним не встречался и не знал, как его зовут. Но я видел это лицо в книге, много лет назад. Он вовсе не был знаменитостью. Хотя в каком-то смысле и был, ведь его фотография попала в мой учебник истории. Но это не было изображением великого человека, чья фамилия указывается внизу. На снимке была запечатлена толпа людей, собравшихся на набережной, а на заднем плане громадный пароход заслонял горизонт, оставив лишь крохотный квадратик неба. Подпись под фотографией гласила, что во время Второй мировой войны несколько уроженцев Старой Страны отправились сражаться в Европу, в рядах Сопротивления, и по возвращении их встретили как героев.
В середине этой толпы на набережной стоял восторженный юноша. У него были светлые волосы, правильные черты почти детского лица и чуть склоненная набок голова, словно ему только что надели на шею украшавший его венок.
Сколько часов я провел, разглядывая это изображение! В школе у нас был один и тот же учебник истории на четыре года, и мы переходили от одного периода к другому: сначала прославленная античность — от финикийских городов до походов Александра: затем римляне, византийцы, арабы, крестоносцы, мамелюки; потом четыре века османского владычества; наконец, две мировые войны, французский мандат, независимость… А я был слишком нетерпелив, чтобы покорно следовать за программой. История была моей страстью. Проглотив всю книгу за первые же недели, я неустанно перечитывал ее вновь и вновь: страницы одна за другой сгибались, морщились, сминались, лишались своих уголков, покрывались обильным подчеркиванием, каракулями, междометиями в качестве комментариев — и в конце концов учебник превратился в жалкую стопку обтрепанных листков.
Утро четверга
Согласно моим записям, я встретился с ним в среду. На следующее утро, около девяти, мы сидели в его гостиничном номере. Это была узкая комната с высоким потолком, с обоями цвета высохшей травы, усеянной пожухлыми маргаритками, — необычный вертикальный газон…
Он предложил мне единственное кресло, а сам начал расхаживать от окна к двери.
— О чем вы хотели бы узнать прежде всего? — спросил он.
— Наверное, проще всего начать с начала. С вашего рождения…
Минуты две он вышагивал взад и вперед в полном молчании. Затем ответил вопросом на вопрос:
