За пять минут до полудня солнечного и не по сезону теплого мартовского вторника Кэтрин Донован, выпускница Оксфорда и, в свои двадцать девять, самый молодой за всю историю университета ученый стипендиат, прошла через небольшую дверь в массивных деревянных воротах и очутилась в уютной тиши приветливого квадратного кампуса колледжа Олл-Соулз.

[1]

Солнце заливало лужайку и согревало каменные стены Котсволда, а колокола университета рассыпались звоном, предвещая наступление полудня.

Олл-Соулз самый престижный и самым закрытый из всех пяти колледжей Оксфорда. Здесь нет студентов как таковых, в то время как в большинстве колледжей обучается по двести, а то и по четыреста человек. Все очень просто: Олл-Соулз — обитель избранных ученых мирового класса, посвятивших себя углублению познаний человечества в широчайшем спектре — от ядерной физики до искусства ислама.

Стать членом этого элитного клуба ученый любой страны мог лишь в результате скрупулезного отбора. Но те, кому это удавалось, никогда не жалели. Обращались с исследователями поистине как с членами королевской семьи. Винный погреб колледжа был одним из лучших в университете, а тех ученых, которые жили в предоставленных колледжем квартирах, как в старину, будил по утрам привратник, приносивший чай, тосты и утреннюю газету — все это на серебряном подносе. Но самое важное — ни один член ученого совета не был связан обязательством преподавать: каждый мог посвящать все свое время поиску истин, разрушающих каноны, в области, избранной им самим.

Пребывание в Олл-Соулз Кэтрин — красивой молодой женщины, к тому же еще и американки, — могло, наверное, кому-то показаться странным. Однако другие научные сотрудники, привыкшие здесь к разного рода странностям и чудачествам, просто уважали ее и без особого удивления относились как к белой вороне среди белых ворон. Они радушно приняли Кэтрин, удовлетворенные знанием о том, что она уже является мировым лидером в избранной ею области — астрономии.

Кэтрин Донован бросила взгляд на свои часы. «У меня всего пять минут».

Квартира ректора колледжа Олл-Соулз представляла собой несколько больших, отделанных дубовыми панелями комнат. Окна смотрели в роскошный сад колледжа с безукоризненной многовековой лужайкой из мха, обрамленной по периметру клумбами из многолетних цветов. В свои шестьдесят пять ректор был ветераном университетской жизни: энергичный седовласый мужчина с крупным носом и кустистыми бровями, его манера держаться с первого взгляда внушала уважение. Являясь главой администрации колледжа, он также был выдающимся философом и логиком.

Однако сегодня ректор оказался в печальной роли вестника ужасных событий. Офицер отделения полиции Тэмз-Вэлли только что сообщил ему, что профессор Кент, его блестящий коллега и добрый друг, был найден мертвым в горах Перу, в Мачу-Пикчу. Причина смерти — сердечный приступ, причиной которого, скорее всего, послужила попытка самоубийства. Офицер тем не менее заявил, что на таком раннем этапе следствия вдаваться в детали не стоит. Офицер по связям отдела уголовного розыска в Лиме находится в прямом контакте с перуанской полицией.

Сидя за огромным дубовым столом с опущенными плечами и склоненной головой, ректор подпирал лоб левой ладонью и медленно массировал бровь. Глубоко вздохнув, он почувствовал: впервые в жизни он не знает, что делать.

«Какие слова я скажу Кэтрин? Профессор был ей как второй отец».

В это мгновение в дверь постучали.

Кэтрин сразу же пошла на квартиру профессора Кента при колледже. У нее был свой ключ — она часто пользовалась кабинетом и богатой библиотекой профессора, когда тот бывал в отъезде. В действительности, даже будучи в Англии, он предпочитал работать в своем доме на уединенной ферме в Оксфордшире, считая его идеальным местом для своих исследований. Дом этот был милым классическим зданием Котсволда — с живописным садом, окруженным каменными стенами сухой кладки, за которыми, покрытые полями, разбегались вдаль пологие холмы. Сколько счастливых часов провела она там, и вот, думала Кэтрин, дом стоит пустой и уже не встретит своего хозяина никогда.

Выйдя на двор, Кэтрин направилась к средневековой галерее, выходящей к лестнице у квартиры профессора. Пока она обходила квадратную травяную лужайку, вновь нахлынули воспоминания. Трагические новости были просто невыносимыми…

— Могу ли чем-то помочь, голубушка?

Это был голос привратника колледжа. Кэтрин почувствовала заботливое прикосновение руки к своему плечу и, очнувшись, увидела, что стоит во дворе, а по щекам катятся слезы.

— Простите, Фред. Просто немного расстроена. — Она попыталась улыбнуться и вытереть слезы.

Джеймс Рутерфорд взглянул на часы в углу экрана лэптопа. 12.55. В спешке он смахнул книги со стола в портфель и закрыл компьютер. Надо срочно убираться из библиотеки, чтобы успеть на встречу с профессором Кентом, одним из ведущих умов университета, пропускать которую он совсем не хотел.

С профессором он познакомился всего две недели назад. Один из коллег Рутерфорда пригласил профессора на обед, и по чистой случайности Рутерфорда за столом посадили рядом. Они сразу же окунулись в увлеченную беседу: старого ученого интересовала древняя мифология, хоть эта область не имела никакого отношения к области его исследований — так, во всяком случае, подумалось Рутерфорду, — но что удивило Джеймса, так это широта познаний профессора Кента. Целых три часа они говорили об этом и ни о чем другом.

Джеймс Рутерфорд был одним из ведущих экспертов университета в области мифологии. Все в Оксфорде знали, что старый профессор Кент полиглот, хотя основным его делом была экология. Но экология казалась такой далекой от древних текстов мира Рутерфорда и его исследований удивительных и загадочных мифов и легенд… Это-то его и озадачило.

А через два дня после их разговора за обедом профессор позвонил, очень его этим удивив, и попросил о встрече. Рутерфорд только что вернулся после десятимильной пробежки по университетским паркам в свою просторную квартиру в Северном Оксфорде, самом «академическом» пригороде города. Переступив порог, он увидел уборщицу Энни, усердно пылесосящую пол.

Джеймс без сил рухнул в большое кресло. В свои тридцать восемь он был стройным, носил короткую спортивную стрижку и поддерживал хорошую физическую форму. Он внимательно относился к своей диете, и все говорили, что он выглядит гораздо моложе своих лет, однако десять миль есть десять миль…

Кэтрин сидела в оцепенении. Что же делать? Она обвела взглядом кабинет профессора, знакомые книжные полки и мебель, и глаза вновь стали наполняться слезами. Все здесь напоминало о том, что она больше никогда не увидит старинного друга.

Ей припомнилось, как много лет назад она впервые приехала к профессору на ферму. В ту пору она была выпускницей Йеля и получала стипендию Родоса, а профессор Кент приходился ее родителям близким другом и пообещал им присмотреть за девушкой во время ее пребывания в Англии. Уже в те годы он щеголял своей фирменной белой бородой.

— О, мой образ жизни научного отшельника нравится далеко не всем, — со смехом сказал ей профессор. Они шли по саду, полному цветов и низких кустарников, с маленьким прудом посередине, а затем — через залитые солнцем поля направились к краю одного из обширных лесов, примыкающих к владениям профессора. Ландшафт был просто восхитителен — изящный и очень английский, и Кэтрин поняла, отчего именно здесь любил он черпать вдохновение.

— Разумеется, все тридцать пять акров мне ни к чему. Я не принадлежу к кругу землевладельцев. Купить столько земли меня побудила грустная эволюция деревни, в которой я жил последние десять лет и наблюдал, как она, еще живая, уничтожалась: деревню просто смели с лица земли, словно там пронеслась орда Чингисхана. Ее сердце было вырвано, когда снесли почту и паб, следом — сельскую школу. А люди большого бизнеса прибрали к рукам и дивные ее окрестности. Когда я впервые приехал сюда, гордостью местных жителей считались поля и луга с ярко-красными маками и небесными васильками, растущими бок о бок посреди золотого моря пшеницы. Летним днем под бирюзовым небом не было, наверное, более трепетного и блистательного пейзажа на этой стороне Юпитера! Но давным-давно канули в прошлое и луга, и дикие цветы, а там, где росли они, нынче раскинулись эти вот «покосы» высокоурожайной травы и бездушные бизнес-парки.

Профессор всегда говорил так — элегически, подумала Кэтрин. Он рассказывал о древних узах, связывавших людей, их землю и времена года, и о горькой потере этих уз, и оттого кое-кто из научных сотрудников посмеивался над ним. Когда он привлек в Оксфорд последователей зеленого движения, которые время от времени приезжали повидаться с ним, руководитель научной группы назвал его местным гуру и потешался по этому поводу за «высоким столом».