За что поели столичные волки капитана Гаргулова — вопрос неоднозначный. Оперативником он был, что называется, от бога: мелкая шушера страшилась и ненавидела капитана, бандиты — побаивались и уважали, женщины… Вот с женщинами Сан Санычу не слишком везло: внешность его, прямо скажем, гораздо больше способствовала успешному раскрытию дел, нежели возникновению романтических чувств. Узенькие бурятские глазки, мамино наследие, прятались под массивными надбровными дугами; а поросший густой курчавой шерстью череп наводил на мысль о неандертальцах. Череп, кстати, был очень прочный: в свое время о лобную кость расплющилась киллерская пуля. Даром такое, конечно, не проходит: с тех пор характер гаргуловский изменился, причем не в лучшую сторону. Время от времени на ясный ум капитана словно бы опускалась шторка, отсекая его от жилистого тела. Приходя в себя после приступов, Сан Саныч узнавал о собственной натуре вещи загадочные и удивительные. Что вы хотите — контузия…

Подозреваемых, имевших несчастье ввергнуть капитана в гнев, зачастую приходилось извлекать из-под стола; кривая же раскрываемости совершала нервный рывок вверх. Начальство радоваться-то радовалось, но поглядывать стало косо: пару раз Гаргулову пришлось даже выслушать лекцию о гуманных методах ведения следствия и законодательных нормах. Сан Саныч, подобно древним конфуцианцам, благодарил и кланялся… Впрочем, так скрипеть зубами конфуцианцы вряд ли умели. Катарсис наступил неожиданно, хотя и закономерно. Чрезмерная дотошность до добра не доводит, особенно в таких делах, где ты

всего лишь

капитан нашей славной милиции. Копнул, видать, служивый глубже, чем по рангу положено; или не там копнул, где рекомендуется, а может, и вовсе — лопата у него была не той конструкции… Дело темное, одним словом; достоверно известно одно — вызвало Гаргулова на ковер высокое начальство, улыбнулось ласково, глянуло синим ледяным взором, да и молвило такое, отчего шторка разом упала… Очнулся Сан Саныч в крепких борцовских объятиях коллег: голова звенела, в теле ощущалась непривычная легкость, кабинет усеивали обломки мебели, а начальство трусливо грозилось из-под стола страшными карами.

Контузия, равно как и впечатляющий послужной список, в последовавших за этим событиях помогли мало: известное дело, нет на свете зверюшки вреднее обиженного начальника. Служба милицейская порой хуже горькой редьки, да вот беда: ничего другого Сан Саныч толком делать не умел. Уже дамокловым мечом нависла над бравым капитаном не шибко хорошая статья; но тут забрезжил свет в конце тоннеля, хотя и слабенький. Гаргулову неофициально предложили убраться по-тихому из Белокаменной в сибирскую глушь, как бы по личным обстоятельствам. Сан Саныч поразмыслил, прикинул возможный ход событий… Да и накатал заявление о переводе. Собрал нехитрые пожитки в старенький чемодан, чего не влезло — выкинул безо всякого снисхождения на помойку, выписался из общежития и двинул прямиком на вокзал. Затерянный в лесах райцентр представлялся усталому капитану этакой тихой пристанью, последним приютом суровых, циничных, слабых на голову, изрядно битых жизнью мужчин в серой милицейской форме… Но — есть города, и есть

Новое место службы действительно ютилось среди таежных дебрей. Некогда в этих краях был медный рудник, концессия купца Полубыкова; но тот, первоначальный, просуществовал не слишком долго. Купчина в свой срок благополучно помер, наследства потомки сберечь-приумножить не сумели, да и жила со временем обеднела. Места эти издревле слыли не шибко хорошими, охотников возродить предприятие не нашлось. Выработки год за годом приходили в негодность — штреки осыпались, штольни заплывали черной подземной водой. Исчез бы рудник со временем, тайга и не такое еще глотала — но вышло иначе: подписал однажды некую бумагу усталый человек в хорошо сшитом полувоенном френче. А может, и не подписывал, может, просто буркнул на совещании, с высоты державного своего одиночества, дернув прокуренный ус: «Странэ нужна мэдь!»

Неспешно и величаво колышутся водоросли: пузырчатые, сочно-зеленые ленты многометровой длины — и другие, красновато-коричневые, со множеством тонких веточек, образующих шарообразную крону. Вода здесь пресная, но, несмотря на это, морские формы жизни чувствуют себя превосходно. Актинии — каждая толщиной со столетний дуб, но всего несколько метров высотой — раскинули розовые полупрозрачные щупальца. На кромках бородатых скал прилепились губки — высокие, бледно-желтые фужеры. Они плавно сокращаются, и стайки мальков водят вокруг хороводы, переливаясь всеми оттенками спектра. Жгучие солнечные лучи, проникая сквозь толщу вод, теряют свою губительную силу; теплые блики лениво играют в пятнашки среди мелких песчаных дюн. Это место чем-то похоже на исполинский аквариум — причудливый рельеф, разнообразие форм и расцветок соперничает по красоте с коралловыми атоллами теплых морей. Неоновые искры креветок пронзают зеленоватый сумрак гротов, а над вершинами скал парят, раскинув крылья-плавники, гигантские манты…

Картины подводного мира расплылись и исчезли. Вместе с пробуждением пришли дискомфорт и боль. Ныла голова, дергало больной голеностоп, саднила кожа на лбу и тыльных сторонах ладоней — надо сказать, весьма ощутимо. То, на чем он лежал, шуршало при каждом движении. Где-то неподалеку раздавались тихие всплески. Пахло цветами и тиной; шептались листья, поскрипывало рассохшееся дерево… «Река тут поблизости, что ли?» — подумал Гаргулов. Эта мысль вызвала поток других, и воспоминания нахлынули на Сан Саныча мутной волной. Он приподнялся на локте. Голова тотчас отозвалась тупым гулом, как после хорошей пьянки. Боль концентрировалась слева, повыше виска. «Однако! Чем же это меня… Стоп! Почему я ничего не вижу?!» Страх обжег, словно раскаленное железо. Гаргулов вскинул руку к глазам — и нащупал плотную повязку. Совсем рядом некто зашевелился, чьи-то руки мягко надавили капитану на плечи.

— Твоя не вставай, твоя плохо вставай! Твоя болеет, однако…

— Где я? Что с глазами?! — прохрипел Гаргулов.

— Моя глаголик хорошо говори не знай… Твоя отдыхай пока, день есть, — ответил заботливый голос и прибавил: — Твоя глаза потеряй нету, мала-мала лечи — снова хорошо смотри… Твоя умный? Тогда повязка снимай нету!