МАРБЕЛЛА, СЕНТЯБРЬ, 1991 ГОД

Пока не поздно, надо рассказать, как все было на самом деле в этой истории с Бернадетт и Клэем. Я потратил многие годы и исколесил почти полсвета, чтобы докопаться до сути, но ведь должен же хоть кто-то знать правду.

Его я видел всего два раза в жизни, и лишь однажды мне довелось разговаривать с ним. Она же была совсем рядом со мной, но очень недолго, и я до сих пор не могу вспоминать об этом без содрогания. Сколько уж лет прошло, а они все не выходят у меня из головы. Когда нет никого рядом, я даже беседую с ними, как будто они были моими друзьями, а не жертвами. Как будто мы вместе росли и я делил с ними их секреты, одиночество, славу, поражения и любовь. Когда-то я, превратившись в их тень, следовал за ними по пятам чуть ли не через всю Европу, как за парочкой преступников. Я поступал так потому, что имел приказ, а приказы не обсуждаются.

Здесь, на юге Испании, полно таких, как я. Бывшие полицейские, вроде меня, ошиваются тут бок о бок с бывшими заключенными. В конце лета многочисленные кафе на побережье заполнены посетителями, глазеющими друг на друга, набережные полны голосов, тут и там разгуливают знаменитости, делая вид, что не замечают обращенных на них взглядов. Позади мачт и причалов в волны Средиземноморья мягко опускается солнце, и когда огни Порта Банус разноцветной лентой протянутся к белоснежным морским яхтам, я начну собираться домой. Мой слуга Пепе поможет мне втиснуться в изготовленную им хитроумную инвалидную коляску и покатит ее в мою берлогу.

Восточные страны, откуда мы с Бернадетт и Клэем отправились в наше путешествие, остались где-то далеко. Теперь никому и в голову не придет поговорить о Вьетнаме или о Хо Ши Мине. Но недавно в одной из пиццерий я увидел напиток под названием «Сайгон». К чему бы это? Хоть в Бога я не верю, но могу поклясться, что сам Всевышний ткнул меня носом в этот «Сайгон».

Глухо ударившись о сырую землю, он непроизвольно выругался. И тут, одновременно с шелковой дымкой над молодыми побегами риса, Клэй вблизи увидел то место, которое узнал, как поле боя. Ему достаточно часто показывали аэросъемку этого места, но тогда оно не выглядело враждебным. Он собрал свой парашют и с легкостью закопал его в мягкую землю. Это была территория Вьетконга. Кто-то, должно быть, увидел его приземление, и скоро они начнут его искать. В лучшем случае его пристрелят сразу, иначе – будет гораздо хуже.

Он лег на спину и вытащил из кармана карту. Полковник Клэйтон Уэйн-Тернер, ВВС США. Там была и фотография его лодки, с голыми мачтами и на якоре. Ему нечего было тут делать, играя в прятки с кучкой красных. Если бы не эта дурацкая ракета теплового наведения, он был бы далеко от всего этого: бродил по людным улицам Бангкока, где все иностранцы выглядят одинаково, или направлялся в один из роскошных отелей Паттая-Бич, этой пестрой линии песка в Таиланде – за шестьсот миль к юго-западу отсюда. Вся эта идея была чистым безумием. И сам он, должно быть, рехнулся.

У его лица с писком пролетел москит, и он почувствовал зуд на лбу. Стоял душный послеполуденный зной. От него, наверное, воняло, как от черта. Господи, ну почему они просто не придут и не прикончат его!

Скоро о его судьбе узнают. Никто и не подумает, что ему удалось выжить после всего этого. За пару минут до приземления он видел, как его самолет вонзился в землю и взорвался. Через несколько дней по нему отслужат заупокойную молитву. Эта мысль неожиданно развеселила Клэя. Теперь он сможет стать настоящим героем – после многолетних попыток добиться этого. Учитывая то, кем он был, о нем наверняка будет много разговоров. Дома до сих пор с интересом читали обо всем, что связано с именем Уэйна-Тернера.

Он поймал себя на мысли, что хорошо бы его отсутствие заметили поскорей. Чтобы сообщили его жене. При его звании и происхождении это, видимо, будет означать личный визит к ней. Мардж это понравится. Ей понравится быть в центре внимания, поскольку в его присутствии она всегда оставалась в тени. А может быть, и нет. Она, наверное, в Париже в это время года.