Маленьким, но твердым, как зимняя груша, кулачком Турсуной стукнула по низкому столику.

— Если не отпустит к дяде, сбегу. Вот увидишь, сбегу. Напрасно я и сейчас приехала. Дядя не хотел отпускать…

— Куда сбежишь? — с ласковой укоризной в голосе возразила девушке, собеседница, — разве проберешься одна? Лучше попроси дядю Тургунбая: может, разрешит. Отец же он тебе.

— Не отпустит он… А я убегу… Вот увидишь, Ахрос, тайком убегу! — с мрачной решимостью, совершенно, казалось, не свойственной такому юному существу, ответила Турсуной.

Отряд Лангового попал в ловушку. Путь на Фергану был отрезан. Ущелье, по которому Ланговой рассчитывал выйти из гор, захватила шайка курбаши Курширмата.

Басмачи неожиданно обстреляли головной дозор отряда. Потеряв двух человек, дозор спешился, залег и начал отстреливаться. Меткий огонь красноармейских винтовок и ручного пулемета охладил ярость кинувшихся было в атаку басмачей. Банда откатилась обратно в глубину ущелья. Но о продвижении отряда вперед нечего было и думать. Во всем отряде оставалось не более двадцати сабель.

Красноармеец Тимур Саттаров, коренастый и широкоплечий юноша, примчавшийся из головного дозора, подскакал к командиру отряда Ланговому и доложил:

— Ущелье занято, товарищ командир! Совсем занято! Прямо идти — ничего не выйдет. Везде басмачи… Обходить надо.

Широкая каменистая дорога звенела под копытами коней. Полого спускаясь от последних привалков горного хребта к селению Ширин-Таш, она, казалось, самой природой была предназначена для скачек и джигитовки.

Сейчас по этой дороге, пустив коней во весь опор, стремительно мчалось несколько сот конников.

Первыми, яростно нахлестывая загнанных лошадей, летели всадники, одетые в пестрые халаты. Их было немного. Почти лежа на спинах распластавшихся в галопе скакунов, они, не помышляя о сопротивлении, всеми силами стремились уйти от настигающей их погони.

Но уйти было трудно. Погоня была за спиной. Полусотня запыленных и усталых, но опьяненных победой и скачкой людей, одетых в защитную военную форму, обнажив клинки, неслась вслед за отступавшими.

— Вставай, Ардо! Пора! Ребята, наверное, перемерзли. Вставай!

— М-м-м! Рано! Еще немного поспим и пойдем.

— Вставай, вставай, нечего тут… Ребятам тоже поспать надо! Сейчас половина второго. Как раз время. Вставай.

— Ладно, встаю, — недовольно проворчал Ардо Мальян, черноволосый курчавый юноша, протирая глаза. Из-под одеяла он, однако, не вылез. В сарае, приспособленном под жилье для студентов, приехавших на стройку канала, было холодно, почти так же, как и на улице. А на дворе стоял февраль.