Не погаснет, не замерзнет

Мошковский Анатолий Иванович

ОНА — ЭТО ВЕТЕР С МОРЯ

Городок, где жила Маринка, раскинулся на берегу широкого залива — Чаячьей губы. Ее прозвали так потому, что когда-то сюда прилетали тысячи и тысячи птиц, шумели, выводили птенцов, потом здесь возник городок, птицы улетели в другие места, и теперь только одинокие чайки со сварливыми криками носились над водой. Эта губа через узкий пролив соединялась

с

Баренцевым морем, бескрайним, темно-серым, переходящим, как говорил отец, в огромный Ледовитый океан, и где-то там, далеко-далеко отсюда, в туманах и льдах, темнели необитаемые каменные острова, косолапо ходили белые медведи и таился Северный полюс.

С моря часто дули свирепые полярные ветры, вздували в губе пенистые волны и раскачивали узкие, как нож, серые суда — подводные лодки. Из трех человек, населявших этот городок, двое обязательно были моряками, и, наверно, поэтому городок назывался Матросском.

Маринка родилась в нем и была моряцкой дочкой. Она давно привыкла к ветрам, которые с хрустом давили на стекла их квартиры, к налетавшим с моря вихрям снега — тогда бурые сопки, окружавшие город, мгновенно застилало белой завесой и под ботинками даже в июне похрустывал снег.

Отец часто спрашивал у нее:

— Ну как, северянка, не скучаешь по югу? Маринка вздыхала и признавалась:

ЦВЕТЫ С МАЯЧНОЙ СОПКИ

Случилось это в один из тех редких дней, когда отец был дома. Закинув ногу на ногу, он сидел на диване и читал журнал «Юность». Рядом, забравшись с туфлями на диван, возилась с куклой Маринка. Она положила куклу навзничь — круглые голубенькие глаза ее закрылись — и, теребя рукав отцовского кителя с золотыми нашивками — двумя широкими и одной узкой, — спросила:

— Пап, а Нина спит, и знаешь, что ей снится?

— Что? — Отец не отрывал от журнала глаз.

— Белый мишка на льдине, косолапый такой и смешной, он живет в снежной пещере и лапой ловит рыбу для медвежат: ударит по воде и нацепит на коготь рыбешку… Пап, да ты не слушаешь меня!

— Слушаю. — Отец перевел глаза со страницы на куклу, круглощекую, румяную, с золотистыми прилизанными волосами, и сказал: — Не снится ей медведь, ей кровать с одеялом снится. И больше ничего.