Поэтическая речь — продукт образного мышления. Как понятие является формой логического мышления, так формой образного мышления является представление. Во всяком искусстве важно представить, изобразить предмет.

Поэзия — звуковая стихия [Этой точки зрения придерживаются — не будет преувеличением сказать — все поэты и многие теоретики стиха от Тредиаковского до современных исследователей. В поэзии, говорил Тредиаковский, важен “токмо звон”. Томашевский определял поэзию, как “звукоречь, организованную по звуковому заданию”. На этом основании к поэзии мы будем относить всякое произведение, словесный материал которого организован в звуковом отношении. “Стих подразумевает звуковую организацию... предполагает установку на звуковую форму” (А.В.Федоров, Звуковая форма стихотворного перевода. Поэтика, Л., 1928, с. 45)], и звукосмысловая связь в поэзии приобретает особое качество, позволяющее звуковым образам слов заменять зрительные представления. “Как “представление” понятия задерживает понимание и мешает ему, так оно задерживает эстетическое восприятие слова...” [Г.Шпет, Эстетические фрагменты, т. III, Пг., 1923, с. 47]. Поэт и его читатель воспринимают поэзию, не выходя за пределы звука, и роль представления (чувственного образа) берет на себя звук.

В прозаической речи звуковой образ слова соединяется с образом предмета или явления, осуществляя единство звука и смысла [Под “смыслом” мы будем иметь в виду отраженную в речи внеязыковую действительность]. “Образ звука, следуя за образом предмета, ассоциируется с ним” [А. Потебня, Мысль и язык, Харьков, 1913, с. 79].

Но не только слова — все звуковые комплексы, обладающие значимостью [Значимость — не непосредственная предметно-логическая отнесенность, а опосредствованная собственно языковым элементом],— ассоциируют эту значимость с выражающим ее звуком. Известная фраза Щербы “Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка” становится осмысленной благодаря ассоциации звукового образа первого слова — с качеством, признаком, второго — с неким существом, третьего — с характеристикой действия и т. д. Это происходит потому, что морфема

В одной из статей Бодуэна де Куртенэ читаем: “...три стороны языковой жизни (фонетическая, семантическая и морфологическая) тесно связаны и взаимодействуют друг с другом. Подобно тому как в организме различные его части (кости, хрящи, мускулы, оболочки, железы, нервы и т.д.) находятся между собой в тесной органической связи, так и названные выше части языка должны быть связаны между собой... Каждый из психических элементов произносительной стороны языка ассоциируется или с морфологическими представлениями языка или с семантическими, семасиологическими представлениями” [Бодуэн де Куртенэ, О связи фонетических представлений с представлениями морфологическими, синтаксическими и семасиологическими. Избранные труды по общему языкознанию, т. II, М., 1963, с. 163—164].

Речь шла о контекстных языковых ассоциациях, при которых звук ассоциируется со смыслом входящих в текст слов.

Существуют и внеконтекстные языковые ассоциации II рода.

Если сходство звучания играет такую важную роль, то нетрудно согласиться с тем, что по этому “формальному” признаку слова могут составлять родственные ряды наподобие деривационных рядов, имеющих свойством общность значений. Слова, происходящие от одного корня, могут так далеко разойтись в значениях, что совсем не воспринимаются как родственные (напр., радуга и доить) [Пример, заимствованный у Потебни]. Неудивительно, что реально ощущаемая общность звучания способна объединять слова в звукосемантические ряды [Звуко — по типу связи, семантические — по следствию этого типа связи, так как подобные в звуковом отношении слова приобретают семантическую общность] типа: извив, извилина, изворот, излучина, измена, излом, изгой, изъян и т.д. Каждое из этих слов способно потянуть за собой любое другое из этого ряда, способно сохранять связь, которую не может игнорировать поэт при выборе слова. Типичным и продуктивным в поэзии является рифменный звукосемантический ряд: розы — угрозы — морозы; вновь — кровь — любовь, или: половина — глина — исполина — осина — лавина — невинно — былина — ряд, созданный и использованный Пастернаком во второй балладе. Принадлежность слова к “роду-племени” созвучных ему слов (существование звукосемантических семейств) способна и помочь и помешать поэту. Но во всяком случае не учитывать ее невозможно.

Часто поэты пользуются как бы готовыми заготовками звукосемантических рядов. Такова природа строк: “Балкон полутемный и комнат питомник” (Пастернак); “Старухи стоухи, сторуки” (Вознесенский). Примеры такого рода особенно из произведений современной поэзии могут быть многочисленны.

В связи со сказанным попробуем мотивировать употребление того или иного слова в стихе. Сделаем эту попытку по отношению к одному слову из стихотворения Пастернака:

До сих пор речь шла об ассоциации звука, являющегося частью семантического поля стихотворения, со смыслом, выражаемым звуковыми образами слов, принадлежащих тексту и оставшихся за его пределами. Теперь же речь пойдет об ассоциации звука семантического поля стихотворения с явлениями неязыковыми.

Приведу стихотворение М. Цветаевой, посвященное Блоку. Это стихотворение, проводящее параллель между звуковым образом слова и смыслом, не имеющим отношения к слову как языковому явлению, должно послужить доказательством того, что такая ассоциация возможна.

Рассмотрев три вида звукосмысловых связей в поэзии, мы можем видеть, как подтверждается известное положение о том, что звуки в стихе значимы. Добавим к этому вывод, который извлекается из сказанного: звук несет конкретный и определенный смысл, на который можно также безошибочно указать, как на значение морфемы — значимой части слова. Это подтверждает нашу общую установку на то, что “произвольность понимания поэзии существует только как возможность непонимания ее” [Б.А.Ларин, О лирике, как разновидности художественной речи. Русская речь, Л., 1927, с. 44]. Утверждая, что звуки в стихе значимы, следует ответить на вопрос: в чем состоит эта значимость? Представим дело так, что звуковые повторы сопровождают смысловое содержание стихотворения, создавая приятный фон для его восприятия. Слов нет, приятно звучит:

Но почему-то совершенно аналогичные приемы у Бальмонта ценятся куда менее высоко, и даже сам по себе этот прием часто становится основной уликой при обвинении в формализме.