В комнате было душно и жарко, как в преисподней.

Капли пота стекали по телу Гея. За четырнадцать месяцев он облазил не одну городскую клоаку. И время, проведенное в обществе Микки и его дружков-рокеров, промышлявших сбытом наркотиков, не прошло для Гея бесследно. Он попробовал марихуану, нюхал кокаин... А месяц назад молодой мужчина мочился кровью. На спине у него, в области почек, остались две сочащиеся ссадины – след от ударов ботинком. Но он выдержал все выпавшие на его долю испытания.

Нижний Ист-Сайд переполняли трущобы, похожие одна на другую, как братья-близнецы: четырехэтажные дома, когда-то сдававшиеся в аренду иммигрантам из Европы – итальянцам, украинцам, венграм, литовцам и многим другим... Сейчас стены этих зданий снаружи потрескались, обвалились; кто же живет внутри и что там происходит, можно только догадываться. Одним словом, здесь все перемешалось, словно в огромном котле.

Здешняя нищета пугала, казалось, кого угодно, но только не самих обитателей квартала. А для банды рокеров тут предлагалось настоящее раздолье. Трущобы служили им превосходной стартовой площадкой. Жизнь протекала здесь по своим неписаным законам, с которыми приходилось считаться даже жителям соседних кварталов. Если бы в этой клоаке напали на маленькую девочку, потерявшую дорогу домой, никакая полиция не смогла бы защитить ее. А вот местная банда, скорее всего, взяла бы малышку под свою опеку: рокерам не хотелось иметь лишние неприятности на своей территории. Того, кто не уважал эти порядки, могли отправить в здешнюю тюрьму или, как ее называли, в комнату интенсивной терапии.

Гей предпочел бы провести сделку где-нибудь на нейтральной территории, но условия диктовал Микки, обладающий товаром. Отступать теперь нельзя... Если бы покупка-продажа совершилась удачно, то и всю операцию можно считать отлично проведенной. К тому же самолюбие Гея, нывшее не меньше, чем его отбитые почки, не позволило бы ему уйти с поля боя побежденным. Единственная вещь, связывающая его с внешним миром, – крошечный микрофон, приклеенный изолентой к правому боку.

В Манхэттене, на северной стороне Двадцать седьмой улицы, между Девятой и Десятой авеню, стоял ничем не примечательный четырехэтажный дом из серого кирпича. Рик давно уже присмотрел себе убежище в этом районе и несколько лет назад, в конце шестидесятых, купил здесь одну из квартир. В те времена большинство нью-йоркских семей пытались обзавестись отдельными особняками, так что приобрести жилье в многоквартирном доме оказалось несложно. Квартира обошлась Рику совсем недорого, почти задаром.

Под домом находился гараж, двери которого открывались автоматически. Жильцы иногда видели, как Рик заезжал на парковку или выезжал с нее, но почти никто из них не имел возможности пообщаться с нелюдимым соседом. Мужчина всячески избегал любых попыток завести с ним разговор. Вскоре все от него отстали, и теперь угрюмый человек в темных очках мог вдоволь наслаждаться своим одиночеством.

Дважды Рик заводил себе любовниц, но это быстро ему надоело. Он стал приглашать домой уличных женщин... Правда, и этих вскоре возненавидел. В последнее время мужчина занимался сексом исключительно на улицах с проститутками и, приезжая домой, погружался в привычную для него депрессию.

С тех пор как одна юная особа полностью завладела всеми его помыслами, он навсегда лишился покоя. Эта девочка казалась ему верхом совершенства. Ее взгляд или улыбка отдавались в груди Рика бешеным стуком сердца, невыносимой болью. Мужчина осознавал, что не имеет на нее никаких прав. Постепенно он привык наблюдать за ней со стороны, а что происходит в его душе при этом, мог знать только он сам.

Девочка очень часто появлялась на пляже, находившемся прямо под окнами серого дома. Окруженная приятельницами, семнадцатилетняя Афродита принимала солнечные ванны, совсем не подозревая, что за ней следят. Золотистый загар ее тела прекрасно гармонировал с белыми, словно молоко, густыми локонами волос и с таким же белым, почти прозрачным купальником. Ее формы выглядели настолько прекрасно, что даже самый взыскательный мужчина не обнаружил бы никаких изъянов.