Когда история и литература сплетаются друг с другом, у читателя может появиться вопрос: насколько сильно пострадали от этих объятий реальные факты? В этой книге у меня два действительно имевших место поединка фрегатов, и описывая их, я строго придерживался источников того времени: официальных служебных документов, протоколов военных трибуналов над капитанами, потерявшими свои корабли, статей из журналов и газет, труда Джеймса, лучшего, вне всякого сомнения, военно-морского историка той эпохи, а также биографий и мемуаров участников событий. Сдается, что события с участием Королевского флота и совсем юных тогда морских сил США вряд ли нуждаются в каком-либо приукрашивании, поскольку факты тут без всяких декораций заявляют о себе с мощью бортового залпа. Единственная моя вольность заключается в том, что я поместил своих героев на борт этих фрегатов. Но даже так, хотя они и не были сторонними наблюдателями вроде Фабриса на поле Ватерлоо, участие их не играло решающей роли, и в любом случае не могло отразиться на ходе истории. Тех, кто захочет в мельчайших подробностях ознакомиться со второй дуэлью, я адресую к «Жизнеописанию адмирала сэра П. Б. В. Броука, баронета, кавалера ордена Бани и пр». (Лондон, 1866) преподобного Брайтона, доктора медицины. Труд этот местами напоминает житие святого и подчас не справедлив и не благороден по отношению к противнику, зато автор лично встречался со многими участниками битвы с английской стороны (включая мистера Уоллиса, который появится на этих страницей еще юношей, и закончит свои дни в возрасте ста лет в чине адмирала флота, до последнего числясь в списке офицеров действительной службы) и с педантизмом более уместным для медика, чем для духовной особы, описывает каждый выстрел, будь то ядро, книппель или картечь, выпущенный сражающимися кораблями. И подобно тому, как фантазии моей не было возможности разыграться на фоне упомянутых выше событий, я не имел нужды изобретать причудливый французский английский каковым пользовался Ансельм Брийя-Саварен, укрывшийся от Революции в Америке (где промышлял тем, что готовил белок в мадере) и чья манера выражаться будет сразу же угадана читателями его «Physiologie du Goût»,

П.О.Б.

С оста дул теплый муссон, подгоняя направлявшийся ко входу в бухту Пуло-Батанг корабль Его Величества «Леопард». Корабль нес на мачтах все до клочка, стремясь встать на якорь прежде, чем прилив закончится, лишив его своей помощи, но что за унылое зрелище представлял собой некогда гордый красавец: паруса в заплатках, выцветшая ткань истончала настолько, что почти не задерживала сверкающих лучей солнца. С корпусом дела обстояли еще хуже. Глаз профессионала мог распознать, что «Леопард» имел когда-то нельсоновскую «шахматную» раскраску и является военным кораблем четвертого ранга, предназначенным нести пятьдесят орудий на двух палубах, но на взгляд человека сухопутного он, вопреки вымпелу и потрепанному боевому стягу на бизань-гафеле, больше походил на до крайности зачуханное торговое судно. И хотя на палубе «Леопарда» толпились обе вахты, с жадностью вглядываясь в берег, этот невообразимо ярко-зеленый берег, и вдыхая густой аромат островов Пряностей, экипаж был слишком малочисленным, лишний раз подтверждая правильность догадки, что перед нами «купец». Более того, взгляд более пристальный говорил, что на борту нет никаких пушек, а оборванцев в рубахах с короткими руками, обосновавшихся на квартердеке, никак невозможно было принять за королевских офицеров. Они с не меньшим, чем матросы, возбуждением вглядывались в берега бухты, рассматривая узкий, обрамленный зеленью заливчик, над которым возвышался флагшток и виднелись стены белого дома, служившего излюбленной резиденций голландского губернатора на время сезона дождей. Сейчас над усадьбой реял «Юнион-Джек». Тут по второму флагштоку, справа, зазмеились флаги.

— От нас просят показать личный сигнал, сэр, — доложил сигнальный мичман, припав к окуляру трубы.

— Быть по сему, мистер Уэзерби. Поднимите также наш номер, — ответил капитан, после чего повернулся к первому лейтенанту. — Мистер Баббингтон, как только окажемся напротив мыса, поворачивайте и начинайте салют.

«Леопард» скользил, ветер мелодично пел в снастях, теплое, спокойное море с шепотом лизало борта. Помимо этого не раздавалось ни звука: матросы молча разбегались по реям, бриз тем временем заходил полнее. В таком же безмолвии на берегу осмысливали номер «Леопарда». Корабль поравнялся с мысом, стал неспешно приводиться к ветру, а единственная его карронада подала голос. Семнадцать жалких клочков дыма и семнадцать негромких раскатов, похожих на «пшик» отсыревшей хлопушки разнеслись над бескрайним пространством океана. Когда последний слабый отзвук замер, флагманский корабль грянул низкий, полновесный ответ, а тем временем на берегу взвился новый сигнал.

— «Капитану прибыть на флагман», сэр, — отрапортовал мичман.