Новую книгу прозаика из поселка Талая Магаданской области отличает своеобразная, живая и свободная манера изложения. Подкупают в ней точно и правдиво переданные картины северных пейзажей — суровых и предельно живописных. Действие всех трех повестей разворачивается в «таежной деревне-малютке из десяти рубленых избушек», в тундре и в стойбище эвенов. Рисуя живую жизнь, тонкость взаимоотношений человека и животных, С. Олефир заставляет читателя задуматься над сложностью и многообразием мира природы, разоблачает тех, кто хочет нажиться за ее счет.
Повести во многом автобиографичны, и это придает особую достоверность всему, о чем в них рассказывается.
Чилганья
В ручье снова заплескало. Словно утка полощет крылья или небольшой зверек бегает по воде. Поплескалось и смолкло, только родничок: тириль-тириль-тириль…
Поднимаюсь на локти и всматриваюсь в тайгу. Скорее бы рассвет. Еще вчера даже не предполагал, что попаду на Чилганью. До конца отпуска целая неделя, но вдруг заявляется Шурыга и без предисловий говорит:
— Завтра с Чилганьи снимаются лесозаготовители, нужно принять все их хозяйство: дизель, сварочный аппарат, горючее. Там хорошие покосы, с весны поставим механизированное звено. Пока терпит погода, постараемся подготовить для людей какое-нибудь жилье. Ну и, само собой, столовую, навес, баню. Да гляди, чтобы сегодня же выехал, а то рыбаки без хозяйского глаза все быстро расшаманят. Даю под твое начало Федора, а повезет Толик Логинов. Он уже и машину готовит.
Федора я немного знаю — очень худой мужик с жиденькой бородкой и свежим шрамом на носу. При разговоре часто дергает шеей, словно иначе не может вытолкнуть застрявшие в горле слова. Еще у Федора нет половины левого уха. Он напускает на это место прическу, но и на голове у него не густо, поэтому ополовиненное ухо все время вылезает наружу.
Федор недавно приехал в совхоз и попал в нашу бригаду. Наверняка Шурыга не мог подыскать ему жилье и постарался при первой же возможности отправить в тайгу.
Браконьеры
На стане лесозаготовителей пусто. По всему видно, они покинули его уже давно. Воткнутый в чурку топор успел покрыться ржавчиной, стол с лежащими на нем мисками припорошен лиственничной хвоей. На оставшемся от палатки каркасе дремлет кедровка. Наверное, лесорубы подкармливали эту птицу, и она по старой памяти явилась за угощением. В заросшем осокой ручейке россыпь пустых консервных банок, покрышка от автомашины, сорокалитровая фляга с дырявым дном. Несколько в стороне прикрытый тряпками дизель, десятка три бочек. Дальше простирается заросшее чахлыми лиственничками кочковатое болото. За ним уже Чилганья. Ее русло можно угадать по высокой гриве тронутых осенью ив и тополей.
Стоянка мне не понравилась сразу. Все захламлено, и вообще вид унылый. Ни шума реки, ни ветерка. В теплую погоду здесь самое комариное царство.
Оставляю рюкзак на столе и по одной из разбегающихся во все стороны тракторных дорог направляюсь к Чилганье. Не успел пройти и сотни шагов, как наскочил на глухариный выводок. Беспечные птицы разбрелись по голубичнику, увлеклись ягодами и прозевали меня. Я чуть не наступил на крупного, похожего на индюка глухаренка. Он испуганно вспорхнул, пролетел всего лишь чуть-чуть и неуклюже сунулся в кусты. Я понял, что залез в самую середину выводка. Справа, буквально рукой подать, вытянув длинные шеи, на меня в упор смотрят две глухарки. Чуть дальше, но уже с другой стороны, ко мне повернулись четыре головы, и еще одна выглядывает из-за выросшего рядом с тракторной колеей куста.
Наконец Чилганья, длинная галечная коса. В ее конце небольшой завал из десятка вырванных с корнями деревьев, чуть дальше клокочет бурунами крутой перекат. Берег реки скрыт густым тальником. Спускаюсь к воде и замечаю рыбака. Стоит среди переката и машет длинным удилищем. Поднимаю отвороты сапог и по приплеску иду в его сторону. Рыбак заметил меня, но к берегу не торопится. Подхожу ближе, он кивает и кричит:
— Подожди минутку, только что еще один прыгал!
