Сынишка вбежал в дом. Глаза расширенные, испуганные:

— Папа, у нас кто-то в сарае прячется. Шепот и скрип сам слышал.

У шестилетнего ребенка фантазии хватает, но чтобы успокоить его, пошел к сараю.

И тоже шепот услышал. И скрип тоже.

Тихо дверь приоткрыл. Тихо вошел. Пусто в сарае.

На приусадебном участке завелся воришка.

Придешь собирать клубнику — на каждой грядке ягоды обкусаны.

Я терпел.

Ягод хватало.

А вот времени, чтобы вывести воришку на чистую воду, было в обрез. Но когда гордость моего огороднического искусства — две вызревшие дыни — оказалась загубленными огородным пиратом, терпение лопнуло. Я раскидал по грядкам с десяток маленьких капканов.

На нижних венцах летней кухни появились ватные цветы.

Белые, кремовые, розовые.

Вид у деревянного строения стал нарядным, праздничным.

Только не радовался я этому празднику.

Какая уж тут радость, если кухню теперь нужно сжигать.

Едва стает снег, сразу начинаю двор от мусора убирать.

От хлама, накопившегося за зиму.

От травы сухой.

Так и на этот раз было.

Начал с пластиковых бутылок и банок разных.

Срезал изгиб у речки и тысячу раз пожалел о содеянном.

Лучше бы извилистым берегом шел.

Такого неудобья давно не видел.

То раскорчеванное мелколесье, то заросли шиповника.

То горы земли, густо поросшие ползучей травой.

На молодой лиственничник Бог слал испытание за испытанием.

Три года брали с него непосильную дань мыши. Брали, построчно выгрызая только что укоренившиеся рядки тонюсеньких прутиков.

Потом, как напасть, обрушился сырой снегопад, по пятам которого шли трескучие морозы. Смерзшиеся стволики под тяжестью льда и снега ломались, как спички.

Потом была смертельная, изнурительная борьба с курильским бамбуком, пытавшимся заглушить молодое племя.

И вот когда, казалось, все напасти позади, когда поредевшее лиственничное войско, пробив стену бамбука, вырвалось на свободу, новое испытание: молодой  лесок облюбовал заяц, обыкновенный заяц-беляк.

После затяжного  ненастья — большое солнце.

Легкий ветерок с металлическим шуршанием перекатывает с места на место жесткие листья дуба.

Парит пропитанная влагой подстилка из прошлогодней травы.

Легкая дымка стоит над пологом просыпающегося от зимней спячки леса.

Перед входом в норку, замаскированную ажурным сплетением кореньев, охорашивается старая мышь: «Перезимовала…».

Было это полтора десятка лет назад. Безответственный человек собирал для своей подруги ландыши. Бросил окурок. И в считанные часы не стало на сопке ни леса, ни ландышей.

Долго сопка эта черной громадой нависала над моим домом, как немой укор человеческой беспечности.

Но природа со временем залечила свои раны.

На месте горельника появилась молодая поросль березняка в человеческий рост. А мы лиственницу посадили. Тысячи по три саженцев на гектар. Внесли свою лепту и птицы.

Не в буквальном смысле, конечно. Но это их заслуга в том, что сопка каждый год утопает в белой кипени боярышника. Только Бог знает, сколько пришлось поработать трудолюбивым свиристелям, прежде чем семена этих колючих деревьев попали в истосковавшуюся по живому землю.

Притащили как-то лесники на погрузочную площадку сушину.

Раскряжевали на чурки. А что еще с дуплистого дерева получится?

Из одной чурки гнездо выпало. Вернее, начинка гнезда.

Присмотрелись к гнезду-чурке: отверстие сбоку — входные двери, просторный цилиндр внутри — спальная комната, а в спальной комнате матрац — кучка сухого мха. То, что выпало при распиловке — постель беличья.

Словом, сухой просторный дом для многодетной беличьей семьи. С удобствами. Рядом «столовая». Березовые и ольховые сережки с деревьев гроздьями свисают — это на первое.

В разгар зимы, когда столбик термометра неожиданно поднялся до нуля, проснулись еноты

[2]

. Перед февральскими холодами самое время пополнить запасы жира.

Покинув нехитрое убежище под корнями вывороченной ели, мохнатые коротконожки сразу протропили дорожку к пойме реки: зимой вся жизнь лесная только у нее, кормилицы, теплится. А значит, и енотам найдется чем поживиться. Звери они всеядные.

Только попробуй разыщи эту жизнь под толщей снега и льда…Мыши лишний раз вылезти на поверхность не хотят. Лягушки под слоем ила и гальки где-то на дне речном спят. Правда, выдра натропила дорожки у продушин речных. Но после нее особо не поживишься: горки замерзших рыбьих потрошков на льду хватит лишь червячка заморить.

Зато на пригорке призывно горит оранжевое пятно мерзлого шиповника. Не успела крылатая мелочь его распотрошить. Вот и «семафорит» шиповник оранжевым неоном о помощи попавшим в беду лесным обитателям: налетайте кто голоден…Всем хватит.

На эту ягоду еноты-бедолаги еще по осени «глаз положили». Только попробуй достань ее из колючего сплетения…А теперь шипы «ежи» под снегом. На поверхности только тонкие веточки с оранжевыми «колокольчиками», которые со смаком обкусывают глазастые красавцы.