В один из дней 1945 года в городке Мерилл, штат Пенсильвания, не произошло ничего существенного, если не считать, что Джеймс и Лора Фрейзер нашли здесь убежище от матери Джеймса.

Августина Фрейзер была ярчайшей представительницей матриархата Бостона. Она жила в роскошном огромном доме в Лексингтоне и распоряжалась сотнями акров земли, принадлежавшей всей семье. Вся ее жизнь была посвящена сохранению истории древнего рода Фрейзеров, переселенцев из Шотландии.

К счастью для Августины, ее бабушка Евангелина была дальновидна. Когда в кораблестроительной империи Фрейзеров обнаружились первые признаки упадка, она занялась строительством железной дороги. В конце концов, они прекратили торговлю и жили только за счет прибыли от надежно вложенных акций. С раннего детства Августина, однако, понимала, что как бы богаты они ни были, все равно не могли принадлежать к знатным и влиятельным кругам Бостона.

В детстве она получила хорошее образование вместе с девочками из католических семей. Посещая танцы, она видела, что дети богатых, таких как Шеттоксы, Эплтоны, Солтонстолы, общаются исключительно между собой. Вид этих элегантных самоуверенных сверстниц наводил Августину на мысль о том, что ее предки были попросту пещерными людьми и влачили нищенское существование.

Из-за трудностей, которые принесла вторая мировая война, было невозможно найти прислугу, иначе Августина никогда бы не взяла Лору О'Рурк к себе в горничные. В лице Лоры было что-то такое, что заставляло Августину избегать ее. Но, рассуждала Августина, девушка выглядела опрятно, а хорошую горничную очень трудно найти. Она посмотрела на нее и спросила:

— Откуда вы?

— Моя мать живет в Мерилле. Это маленький городок в Пенсильвании, и там плохо с работой. Я остановилась у тети в Бостоне, чтобы найти здесь работу. — Лора подкупающе улыбнулась. «Старая ты стерва, — подумала она про себя. — Мешок, набитый деньгами».

— Я буду стараться, мадам. Я привыкла к работе. Я самая старшая в семье, мой отец погиб в ужасной катастрофе.

Лора переехала в особняк Фобзов в пятницу. Она понимала, что обманным путем получила эту работу, но ничто не могло помешать ей. На первый недельный заработок она приобрела вечернее платье из атласа и грезила о первой встрече с Джеймсом. Его фотографии были развешаны по всему дому. «Светловолосый великан, — думала она. — Какая удача подцепить такого красавца!»

Ее маленькая комната под самым чердаком имела потолок причудливой формы. В свободное время Лора красила и отделывала свою пустую комнатку. «Я ее покрашу в темно-коричневый цвет, — решила она, как только увидела впервые свое жилище. — Темно-коричневый цвет и кремовые шторы». Через несколько недель ее желание, наконец, исполнилось. Маленькая неухоженная комнатка приобрела атмосферу домашнего уюта и даже некой интимности.

Вся прислуга в доме не знала, что и думать об этой девушке. Горничные обычно выбирали себе лакеев или шоферов, даже садовников, но Лора не проявляла к ним никакого интереса. Казалось, она смотрела на коллег с полным безразличием.

— Чего она хочет? — спрашивал удивленный лакей у дворецкого.

На следующий день Джеймс с Лорой пошли к управляющему банком. Мистер Левелин был не в восторге от новости о женитьбе юноши. В распоряжении Джеймса было сто долларов в месяц, оставленные дедом внуку, и тут уже мистер Левелин ничего не мог поделать.

Вскоре Лора узнала, как тяжелы нравы светского Бостона. Весь город, все бывшее окружение Джеймса, все вдруг захлопнули двери перед ними. Не веря этому, он только качал головой. Джеймс просил своих друзей помочь ему, но каждый отделывался лишь быстрым извинением.

— Ужасно сожалею, — сказал парень, с которым они жили в одной комнате в Гарварде, — но моя мать не хочет приглашать вас в свой дом. Ты же знаешь, что наши матери — хорошие подруги.

Джеймс в отчаянии повесил трубку телефона. Придется съехать из отеля «Копли Плаза»: вторая ночь там им уже не по карману. Он подошел к столу, сел и сделал глоток чая.

Первые воспоминания Бонни, нечеткие и неясные, казались сплошной путаницей. Она помнила теплый желтый свет, ласкающий ее лицо. Этот свет пробивался через пеструю листву каштана. Она помнила белый цвет коляски и улыбающееся лицо отца, который нес ее к крыльцу, где кормил из бутылочки и напевал детские песенки. На эти умиротворенные минуты накладывалось другое — всегда жесткое и злое лицо матери. Бонни вздрагивала, когда ее брала мать. Ее руки были такие неуклюжие и бесчувственные. Лора очень редко занималась Бонни.

Первые несколько лет, пока Бонни была маленькой, Лора спала дома только тогда, когда не гуляла со своими дружками. Она часто напивалась, стягивала с себя одежду и показывала синяки.

— Смотри, — говорила она Джеймсу с гордостью, — почему ты не можешь трахать меня так?

Джеймс выталкивал ее из комнаты.

Хоскинс, водитель машины, которая везла Бонни из аэропорта в лондонский дом Бартоломью, всю дорогу молчал. Про себя он думал о том, как устал развозить изнеженных богатых дамочек на «Вольво». Его раздражало то, что у него уже не было парка красивых машин — «Роллс Ройсов» и «Бентли». Прошли старые времена. Из-за новых порядков многие слуги были уволены, и теперь Хоскинс должен был выполнять всю домашнюю работу. «Но я все же нужен, — успокаивал он себя, — и пока здоров, я заработаю себе на жизнь».

Машина подъехала к элегантному дому с террасой. Дом явно был построен в то время, когда главным считалось качество, а не количество. Джонсон, дворецкий, проводил Бонни в дом.

— Добро пожаловать, мисс Фрейзер. Мы вас ждем. Надеемся, ваше путешествие было приятным. — Джонсон, как поняла Бонни, обращался к собственной персоне во множественном числе. Он чувствовал себя хозяином на первом этаже и говорил и за себя и за лорда.

— Да, спасибо, — Бонни была поражена. Хотя она богата и очень бедна одновременно, но никогда не видела, чтобы такой же контраст отражался на доме. На картинах в зале, несомненно, изображены предки Бартоломью, пышно разодетые, увешанные бриллиантами. Везде лежали огромные персидские ковры, но они явно знавали лучшие дни. Резные перила лестницы, ведущей наверх, были сломаны в нескольких местах. Вдруг внимание Бонни отвлекли собаки, ворвавшиеся впереди молодой женщины. Одна из них подпрыгнула и приветливо лизнула Бонни в лицо.

Следующий день пребывания Бонни в Англии начался с проливного дождя. Дождь стучал по рамам. Лежа в постели, прислушиваясь к шуму падающей воды, она с тоской думала о своей уютной украшенной комнате в Лексингтоне. Затем она вспомнила о вчерашнем ужине с семейством Бартоломью. Можно допустить, что они — типичная аристократическая английская семья. Если это так и есть, они показались ей более открытыми, чем она думала. Бонни много слышала об английской замкнутости и скрытности, но об этой семье такого не скажешь, а что касается прямоты, так она граничила с грубостью. «Все-таки, — подумала она, — мне нравится эта семья».

В дверь громко постучали и на пороге появилась Тереза. Морган поднялся и потянулся.

— Еще не одета? Ну ладно. Если хочешь, можешь еще полежать.

На Терезе был свитер цвета морской волны, подчеркивающий глубину ее зеленых глаз, и кильт.

[3]

В три часа следующего дня машина Джона ехала от Колчестера в Мэнингтри.

— Ой какая здесь равнина, — сказала Бонни, глядя на темную плодородную землю.

— Зимой часто дуют ветры из России, — сказал Джон. — Смотри, — и он указал на фазана, который взлетал в воздух, хлопая крыльями.

— Грандиозно, — воскликнула Бонни. — Посмотри на сочетание синего и зеленого на его шее. Вы собираетесь охотиться на этих птиц?

Августина ужасно тосковала по внучке. Она любила Мору за ее прекрасный характер и веселое настроение, а Мора нашла в ней достойного учителя. Но тем не менее Августине часто слышались шаги Бонни или вдруг казалось, что в окне промелькнула светловолосая голова Бонни. Иногда она представляла, что они сидят у камина, читая или беседуя.

Лора была потрясена чеком, который она получила от дочери. Теперь она могла так пополнить приход церкви, что это заставило бы отца Джона как следует о ней подумать. Она уловила выражение, промелькнувшее на его лице, когда рассказывала о том, что ее дочь живет в благородной английской семье. В этом взгляде угадывались любопытство, зависть и жадность.

— И они очень богаты? — спросил он.

Бонни стало невыносимо в доме Бартоломью. Семья жила в постоянном напряжении из-за вспыльчивого характера Саймона. Джон, понимая, как неловко Бонни чувствует себя в их семье, предложил ужинать где-нибудь в городе. Эта идея напугала Бонни, так как она раньше почти не бывала в ресторанах. Августина тоже очень редко выезжала куда-нибудь на ужин. Она предпочитала не тратить деньги на ресторан, если дома еда гораздо вкуснее. А у друзей Бонни в университете на это просто не было денег, так что она знала толк только в гамбургерах.

«Le Cadeau» быстро стал любимым местом Бонни в Лондоне. Столы здесь были накрыты розовыми клетчатыми скатертями. На каждом столике в стеклянной вазе стоял букетик васильков. Свежая невинность розового и голубого придавала пище утонченный вкус. Официант, увидев восторг Бонни, решил сделать ее первый вечер в ресторане незабываемым. Кроме того, Джон был его постоянным посетителем. «Ну как же она красива. Как лебедь». Он вспомнил свой родной дом, реку, но быстро взял себя в руки.

— Вы будете делать заказ сразу? — спросил он Джона по-английски с мягким французским акцентом.

Джон улыбнулся.