"... А в день, когда волхвы пришли к Юрию и сказали, что пал славный град Тянитолкаев, на самой высокой башне княжьего городища зажегся странный огонь. Горело алым, а в середке чернела огромной чечевицей тьма. Красный глаз зыркал в разные стороны, рычал утробно, пробуждая в людях странные желания и неприличные мысли. Так продолжалось ровно сутки. Потом жуткий пламень потускнел и погас, оставив после себя клуб черного дыма и крик, услышанный всеми мозгвичами:
– Должок за тобой!
Некоторым причудилась в дымовой туче сухая рука, грозящая когтистым пальчиком. ..."
Пролог
Истинный любитель мудрости и слуга знания людского способен трудиться в любых условиях. Такому и небо – кров, и пыльная дорога – светлица рабочая, и серый ослик – скамья. Трясет, болтает, а плешивенький человек с куцей бороденкой знай перо в висящую на шее чернильницу макает да пишет, пишет, пишет на драгоценном заморском пергаменте, лежащем на ловко прилаженной столешнице.
Ни капли не уронит, ни единой ошибки не допустит, а почерк ровный, образцовый. Мастера каллиграфии из страны Кидай позавидовали бы. Уж они-то верхом так не горазды.
Отнимет взгляд от пергамента мужичок, пощекочет пером вострый нос, натянет повыше широкие рукава холщовой рубахи и снова в работу. А исхитрись кто заглянуть в грамоту, прочел бы интересное заглавие: «Свидетельствие о событиях истинных, запечатленное Неслухом-летописцем во году жары необычайной».
И ниже мелким идеальным шрифтом развернулись бы события удивительные да деяния геройские:
«По обычаю предков почну рассказ честный с благословения богов о витязях Егории да Иване, о страшном чародее Перехлюздии да о Злодии Худиче, Яви алчущем.
Часть первая.
Лиха беда начало
Глава первая,
в коей наши соплеменники продолжают скитания по странному миру, но не бесцельно, а с сугубым умыслом
– Черт тебя дернул по поезду пьяным бродить, да еще и с ключом от всех дверей, – досадливо проговорил Егор Емельянов, качаясь в седле и глядя на брата.
Каурая лошадка-тяжеловоз неторопливо переставляла мохнатые ноги и косилась на нетерпеливого гнедка, на котором восседал Иван, он же Старшой. Парень хмурился. Егор попал в самую точку: если бы не потянуло его на подвиги, то не выпали бы братья-близнецы из дембельского поезда, не заблудились бы в зауральском лесу и не выбрели бы в неведомый мир Соловьев-разбойников, кикимор-леших, князей-бояр да прочей сказочной живности.
Старшой взбил пятерней черную шевелюру, старательно избегая смотреть на Егора. Ну, прав, куда деваться, только сделанного не воротишь. Затянулся путь двух отслуживших воронежцев домой с военной базы. И затянулся именно из-за Ивана. Но зацикливаться на старых ошибках бесполезно, теперь надо в свой мир пробиться, а там видно будет.
– Дембельнулись так дембельнулись, – продолжил ворчать младший близнец.
Вот ведь диво: разница в возрасте полчаса, а характеры – просто небо и земля. Да и внешне братья не похожи. Иван – статный красавец-брюнет, Егор – светловолосый силач-увалень. Первый удачлив, как бес, второй вечно в аутсайдерах. Старшой умен и хитер, младший прост и упрям. Близнецы.
Глава вторая,
в коей на пути героев возникает неслабое препятствие, а их старый друг обещает страшное
Есть на свете Мировое Древо. О нем много в народе сказывают: и первоначалие всему оно дает, и воплощением бога Рода является, и всякая судьба на нем, аки листочек, висит, пока не сорвется…
Но мало кто знает, что под Мировым Древом сидит вещий старец Бухгалтерий и ведет учетную книгу человеческой жизни, где все подсчитаны, все описаны до последней буйной головушки. Книга так и называется – «Главная».
Слева старец пишет добрые дела, и это Актив. Справа рука Бухгалтерия выводит дела злые, и сия половина книги носит имя Пассива.
Спросит кто непонятливый: «Отчего ладное дело по шуйце, а скверное по деснице располагается, когда правая сторона завсегда за добро отвечала?» Так для того и завели такое, чтобы равновесие блюлось!
Давным-давно боги завели порядок, при котором Актив должен равняться Пассиву. Если же по итогам отчетного срока, – а таковым у светлых богов считается эра – баланс нарушается, то к вещему старцу прилетает не менее вещая птица Аудитор, обликом вылитый жареный петух, и клюет седого Бухгалтерия в темечко.
Глава третья,
в коей благородство граничит с опрометчивостью, а со степей веет отнюдь не медом
– Ну, хорошо, застряли персиянцы по самые помидорцы, – сказал Иван, щурясь на утреннее солнце. Он держал за грудки пухлого ото сна Неслуха-летописца, топчась на крыльце постоялого дома, а во дворе уже суетились люди, готовящиеся к торгам. – Но что ж ты, скунс архивный, сразу не сказал, что это не байка?
– Так я сразу… «Остановите, а то поздно будет»… – пролопотал книжник.
Старшой все еще находился под впечатлением прошедшей ночи. Он так и не добрел до постоялого двора. По пути он столкнулся с мужиком, чье смуглое лицо несло печать нечеловеческой муки и вселенской тоски. А от самого мужика несло суррогатным спиртным.
– Держи меня семеро! Ик! Пьяный я, ноги не держат…
– Пить меньше надо, – неоригинально буркнул дембель.
Глава четвертая,
в коей перед близнецами предстает стольный град Мозгва, а за ним – еще большие проблемы
Комар приходит в этот мир ненадолго. Жизнь его опасна, ибо подчинена кровавой страсти.
Егор хлопнул себя по потному лбу и тем самым остановил сердце еще одного насекомого.
– Отрыв башки – октябрь, а комаров пропасть, – сказал он, обмахивая шею своей кобылки-тяжеловоза.
– Карачун предупреждал, что зимы не будет, – откликнулся Неслух-летописец, не отрываясь от рукописи. – Что вам комары? Мошки безвинные. Вот погодите, еще недовольные медведи начнут из-за растерянности лютовать.
Черные от чернил пальцы книжника ловко управлялись с пером и пергаментом. Ослик мелко топал и смиренно горбатился, стараясь не болтать шеей, на которой лежал «стол» Неслуха.
Глава пятая,
в коей натянутый лук выпускает стрелу на север, а герои попадают в стопроцентную беду
– У-у-уру, уру, уру… – то ли ворчал, то ли пел шаман, долбя в огромный легкий бубен и обходя белый шатер Тандыр-хана.
За камлающим старцем в вывернутой наизнанку медвежьей шубе шествовали два ученика, дымившие тлеющей паклей из нарочных трав. Воняло ужасно. Наверное, чтобы едкий запах долетел до духов, к которым взывал шаман.
Раскатисто бабахал бубен, звенели обереги на руках, поясе и ногах камлателя.
В шатре третьи сутки безвылазно молился великий хан. Точнее, должен был.
На самом же деле Тандыр не утруждал себя разговорами ни с Великим Небом, ни с духами предков. Это дело шаманов. Он крепко думал, обильно ел и пил, а также хорошенько спал. Шум, производимый камлальщиками, не беспокоил хана, ибо в первый же вечер он изобрел… беруши. Два кусочка кошмы в ушах – и порядок.