И все-таки она хорошая!

Панов Михаил Викторович

Я знаю, что многие из моих читателей плохо относятся к орфографии. Ее требования, конечно, исполняют беспрекословно, но не любят нашу орфографию, не гордятся ею; нет благодарности к тому ценному, что она дарит нам. Любить орфографию, гордиться ею? Возможно ли это? И, главное, за что любить и чем гордиться? Мне бы хотелось в этой книжке рассказать, почему русская орфография достойна уважения и даже благодарности, несмотря на все ее недостатки. Недостатки есть, даже немало — и все-таки она хорошая! Вот я и буду спорить с теми, кто не ценит высоких достоинств нашего письма, буду стараться их переубедить. Для этого и написана брошюра. Кроме того, она написана и с другой целью: объяснить, в чем наше письмо может быть улучшено, чтобы оно было не «все-таки хорошим», а просто хорошим.

Глава 1. Нужна ли орфография?

О чем эта книжка?

Я знаю, что многие из моих читателей плохо относятся к орфографии. Ее требования, конечно, исполняют беспрекословно, но не любят нашу орфографию, не гордятся ею; нет благодарности к тому ценному, что она дарит нам.

Любить орфографию, гордиться ею? Возможно ли это? И, главное, за что любить и чем гордиться?

Мне бы хотелось в этой книжке рассказать, почему русская орфография достойна уважения и даже благодарности, несмотря на все ее недостатки. Недостатки есть, даже немало — и все-таки она хорошая! Вот я и буду спорить с теми, кто не ценит высоких достоинств нашего письма, буду стараться их переубедить. Для этого и написана брошюра.

Кроме того, она написана и с другой целью: объяснить, в чем наше письмо может быть улучшено, чтобы оно было не «все-таки хорошим», а просто хорошим.

Сомнения в пользе орфографии

Посмотришь — как будто орфография всем приносит только неприятности, и благодарить ее не за что. Сколько школьников получают переэкзаменовки, остаются на второй год, а вся их вина только в том, что вместо одной буквы поставили в диктанте другую. Иногда и различие бывает самое незначительное: вместо

топор

написали

тапор;

значит, у кружка хвостик повели чуть ниже, чем надо, не поверху, а понизу… Без этой ошибки была бы отметка «три», а так вышла двойка. И вот, тяжелые огорчения и самому школьнику и его родителям; иногда — омрачены каникулы, иногда — потерян год. И все ведь из-за пустого, какие-то еле заметные штрихи у буквы. Много лишних волнений, беспокойств, даже страданий приносит орфография!

И разве одним школьникам? Дайте нескольким людям тему для рассказа: «Орфография подвела!» — и каждый придумает свой сюжет или вспомнит какой-нибудь особый случай. Напротив, на тему «Орфография помогла» — напишешь разве что-либо обыденное: кто-то успешно сдал экзамен, получил пятерку… Выходит, беды от орфографии многообразны, а достоинства ее… сомнительны.

Простой способ избавиться от ошибок

А что если просто не замечать орфографические ошибки? Написано

тапор,

но ведь читается так же, как и

топор.

Ну, и пусть, кто хочет, пишет

тапор;

вероятно, ничего плохого не случится.

В 1904 году Володя Маяковский держал экзамен по русскому языку. Надо было написать диктант; вот что у него получилось. Отметка «три», удовлетворительно. Но три с минусом: еще одна бы ошибка…

Перед отъездом…

Но прежде чем ехать в этот город, надо решить, что это значит: писать без всякой орфографии.

Это значит: писать каждое слово как угодно, любыми способами, лишь бы оно читалось как произносится. Условие важное, надо в нем разобраться.

Слово

растёкся

с помощью букв можно изобразить по-разному:

растёкся

(это написание для нас привычно), или

ростёкся,

или

разтёкся,

или

розтёкся,

или

растёгся,

или

ростёгся,

или

разтёгся,

или

розтёгся.

Восемь разных способов. Попробуйте прочесть вслух: все эти написания читаются одинаково. Конечно, я имею в виду нормальное, естественное, привычное для нас чтение.

Ученики, например, иногда ошибочно пишут:

расла, росши.

Они ошибаются именно потому, что в этих словах начальные

ро

и

ра

на слух одинаковы. Учитель читает диктант, а ученики не могут решить, какую букву выбрать: правила, оказывается, надо знать. Мы же сейчас как раз говорим о письме без правил — лишь бы читалось одинаково. А это условие выполнено и в написании

растёкся,

и в написании

растекся

[5]

.

Буквенные сочетания

cm

и

зт

тоже читаются одинаково. Сравните:

лесть и лезть, вести и везти…

Эти слова различить можно только по контексту. Сами они произносятся совершенно тождественно. И если написания

растёкся и разтёкся

прочесть естественно, ненарочито, то на слух никто не определит, когда читается одно написание, когда другое.

Город без орфографии

Называется он Какографополь. Многощумный, грохочущий, суетливый город, каких много. Как будто ничем не отличается от знакомых нам городов.

Разве только — вывесками. Почти на каждой — какой-нибудь рисунок; без рисунков почти и не видно. Написано:

«ремонд Шлябб»

— и нарисована шляпа с аккуратной заплатой (значит, только что из ремонта). Немного дальше —

«Овасчи и фруккты».

На рисунке репа, морковь, яблоки. Недалеко снова такая же вывеска:

«О! выщчи ифругкты»,

и повторяется рисунок.

Вывески пестрят непритязательными изображениями товаров. Понятно почему: с рисунками проще; сразу видно, как прочесть вывеску.

Иной читатель, пожалуй, возмутится: зачем же так нелепо писать? Неужели не ясно, что и проще и понятнее

«Ремонт шляп»,

чем какой-то

«ремонд Шлябб»

!

Кому проще? Для кого понятнее? Вы забыли, дорогой читатель, что это город без орфографии, это Какографополь. Здесь безразлично, как написать:

Шлябб

или

шляп.

Читается одинаково; ведь фамилия

Крабб

и слово

крап

(на игральных картах) в произношении не различаются.

Глава 2. Что слышу, то пишу

Соблазны звукового письма

Орфография нужна; но какая орфография?

Очень много у нас сторонников фонетического (звукового) правописания. Его принцип несложен: надо писать по произношению. Как будто и впрямь неплохо; отчего не попробовать!

Пусть каждая буква обозначает один единственный звук; каждый звук передается только одной буквой. Стоит нарушить это простое соотношение, и сразу же начнутся затруднения — или для пишущего, или для читающего.

Почему, например, буква

ъ

превратилась в пугало для русских школяров? Потому что в русском алфавите до 1918 года две буквы — е и

Ъ

— обозначали один и тот же звук. Взаимно однозначное соответствие было нарушено, и это очень затрудняло пишущих..

Или другой случай: один и тот же звук [в] изображается то буквой

в

(так в большинстве случаев), то буквой

г,

например, в окончаниях слов:

нового, его,

или в словах

сегодня, итого, сеголетка

(забавное словечко, придуманное ихтиологами: так они называют рыб, выклюнувшихся в этом, текущем году). Снова нарушено правило взаимнооднозначного соответствия между буквой и звуком; поэтому и возможны ошибки:

севодня,

с одной стороны,

иа-рисогоно

— с другой. Если буква

в

будет обозначать только

Я учу вас диссимилятивно якать

Достоинство орфографии в том, что она одна для всех. Только тогда она позволяет в привычных сочетаниях букв легко и просто узнавать слова. А все ли мы говорим одинаково? Если одинаково, то фонетическая орфография хороша. А если нет… Надо это выяснить.

Существует образцовое русское произношение. Его называют литературным. Но владеют им далеко не все

[27]

. В наше время литературное произношение господствует только в городах (где больше, где меньше). Оно проникает и в деревню, все сильнее и сильнее — но еще не одержало там победу. Это дело будущего.

А пока у нас существуют и не скоро исчезнут речевые моря, озера, заливы — диалекты, говоры, наречия русского языка. Каждая местность имеет свои особенности в языке, в произношении.

Многие думают, что диалектное произношение хаотично, сумбурно, беззаконно. На самом деле оно подчиняется строгим правилам, особым для каждого говора.

В некоторых говорах цокают. Произносят

цашка, крицатъ, он отцаянный, столицный, цас, хоцу

— везде

ц

вместо привычного для нас

ч

. И это — строго закономерно:

ц

заменяет звук

ч

не в некоторых словах, а во всех, не по капризу говорящего, а всегда. Звук

ч

строго изгоняется из этого говора.

Для каждого села — особый учебник

И вот введена фонетическая орфография… (Надеюсь, что этого не случится, но представим). Что же делать диссимилятивным якальщикам?

Они должны писать то, что произносят. В одной местности напишут:

писка, писок

, но:

в пяске, пяски

.

В другой местности, совсем рядом:

писка, писок, в писке

, но

пяски

. (Это диссимилятивное яканье донского типа).

А если приказать?

Можно вопрос решить круто: приказать, чтобы все говорили одинаково литературно. И неукоснительно требовать… Тогда бы все стали (при фонетической орфографии) писать одинаково.

Языку нельзя наобум приказывать. Он слушается только таких приказов, которые согласны с его внутренними законами. Пытаться отменить действие этих законов — бесполезное дело. Когда укрощают реку, воде не говорят: перестань быть текучей или теки снизу вверх. Укротить ее можно только используя ее собственные законы и свойства.

Один из важнейших законов языка — постепенность его развития. По словам Бодуэна де Куртене, язык не терпит «головоломных скачков и революций».

Ни по чьему приказу язык мгновенно не изменится, даже в мелочах. Казалось бы, чего проще — запретить то или иное слово. Павел I специальным указом положил запрет на слова

представитель, стража

и др. Некоторые из этих слов напоминали ему о неприятных событиях в революционной Франции, другие просто почему-то не понравились. Помогло ли запрещение? Нисколько; оно вызвало только веселые издевательства современников. Один из них так шутил в письме к другу: «посылки на почте расшиваются и осматриваются… так надобно остерег… ох! окарауливаться». Конечно, если слово

стража

запрещено, то и слово

остерегаться,

исторически связанное с ним, тоже запрещено.

Позднее Николай II вздумал изгнать из русского языка слово

интеллигенция.

Ничего бы из этого, конечно, не получилось: язык не подчиняется приказам Угрюм-Бурчеевых.

Отцы и дети

Теперь обратимся к литературному произношению.

А оно-то едино?

В целом едино. Но в деталях и частностях возможны колебания.

Язык изменяется медленно-медленно, но непрерывно. Течет река, но в ней не вода, а густая смола. За год она протекает один миллиметр, но течет непрестанно, всегда. Эта река — язык: он медленно, но постоянно меняется.

Дети говорят не так, как отцы. Каждое поколение изменяет — в деталях — произношение. Этих деталей не так уже мало. Вот маленький текст: «Большекрылые совы бесшумно взвивались

с

меж — и лошадь всхрапывала, ш

а

рахала

сь

. Дорога вошла в мелк

ий

лес, мертв

ый

, холодн

ый

от луны и росы. Луна, яркая и точно мокрая, мелькала по голым верхушкам, и голые сучья сливались с ее влажным блеском, и

сч

езали в нем» (И. Бунин). Если этот отрывок перепишет дедушка, пользуясь фонетической орфографией, а потом внук — будет около десяти расхождений в написаниях. Дед напишет:

взъвивалис,

а внук —

взвивались.

[34]

Каждый пишет как произносит, а произносят они не все слова одинаково. Не буду описывать различия; в отрывке из Бунина я выделил курсивом те места, которые дед и внук могут написать по-разному.