У Светлых Эльфов новый король, у Серого Ордена — новый Магистр. Попытка Темных Эльфов вернуть Тысячелетнюю Ночь не удалась. Но в землях Таэраны по-прежнему нет мира и спокойствия.
За ночь превращен в руины некогда великий город. На юге разгорается новая война: полчища орков вторгаются во владения Белых Рыцарей. На севере твари из подземных глубин атакуют города гномов, а драконы из Дунских Гор готовятся встретить ту, кого они называют Отмеченная Хаосом. Неведомая тварь выходит из моря, уничтожая все на своем пути. Перед ней трепещут даже лихие молодчики — пираты-островитяне.
Что происходит? Почему? И до чего может дойти? Неужели до гибели последних разумных обитателей мира?
Лишь немногие знают правду: мир Таэраны подобен огромным весам. Пока существует равновесие между Светом и Тьмой, мир держится, крушение ему не грозит. Но с разрушением Сердца Таэраны равновесие было нарушено в пользу Света. И снова пришла пора вмешаться Серому Ордену — сделав ход теперь на стороне Тьмы.
Не самый приятный выбор… и не самая легкая миссия. Потому что противостоят, на сей раз Серому Ордену не только смертные. Но и сила, столь могущественная, сколь и разрушительная, чуждая и враждебная этому миру.
Глава первая
Горы Хаоса…
Мало кто из ныне живущих смог бы сказать, откуда взялось это название. Не иначе, восходит оно к тем временам, когда Таэрана была населена гораздо меньше. И это место вкупе с соседними Пограничными Горами слыло диким и гиблым, почти необитаемым. Считалось не то последним рубежом упорядоченного мира, не то даже преддверием владений Хаоса, за его пределами царящего.
Что ж. Название прижилось, прилипло к памяти как мотивчик из какой-нибудь любимой в народе песенки — из тех, что попроще да погрубее. Даром, что действительности оно не соответствовало совсем. Не водилось в этих горах чудищ, по безобразности превосходящих хтоников, а по разрушительной силе — драконов. Да и сами горы… не было в их облике ничего не то что зловещего, но и сколько-нибудь внушительного. И уж если б какая-нибудь поэтическая натура вздумала подобрать для их описания подходящий образ, то более всего подошло бы здесь сравнение со сточившимися и затупившимися от времени зубами старого хищника.
Вдобавок, Горы Хаоса давно стали обитаемыми. Их населяли орки — потомки тех из зеленокожего народа, кого не смогла прокормить бедная земля Гагома, кому не нашлось место в Лесу Наара, у берегов Трома и Сой-Бранга. А также тех, кто некогда позарился на болотистые земли Нев-Талара, лежавшие к северу от гор. Но был вытеснен оттуда полчищами нежити, поднятыми волей некромантов из набиравшего силу в ту пору Черного Ордена.
С недавних пор, кстати, ходили слухи, что зловещее наследие Черного Ордена окончательно уничтожено. На Нев-Талар и даже на саму Темную Долину снова пролило свои лучи солнце. Под его светом сгорел и обратился в пыль отвратительный Хальванморк, даже после разгрома некромантов продолжавший отравлять эти земли на протяжении четырех веков. Последние некроманты теряли силу, а бродившая по болотам и Темной Долине нежить превращалась просто в трупы, чей удел — гнить и служить кормом пожирателям падали.
Глава вторая
Менестрели и слагатели легенд любят победителей. А все, что выходит за рамки победы, интересует их примерно в той же степени, в какой составителей карт — земли за морями или хотя бы по другую сторону Пограничных Гор.
То есть, конечно, картограф или автор землеописания может признать, что за горами за морями наверняка что-то есть… не может не быть. И менестрель вправе не только воспеть храбрость доблестных, непременно победоносных, воителей, но и оплакать тех из них, кто до победы не дожил.
Однако если в том же землеописании его автор вздумает изображать заморские края, опираясь на байки сомнительных очевидцев да собственное воображение, он по меньшей мере перестанет быть ученым мужем, превратившись в досужего фантазера. Так же и балладе или легенде вредно слишком близко касаться оборотной стороны победы — в противном случае это будет уже совсем другой жанр.
Нельзя, например, задумываться над тем, как делились ее плоды… и насколько справедливо.
Ни к чему вспоминать о том, что за радостью победителей обычно приходит усталость от войны, разочарование и даже оторопь какая-то. Ведь одни хотя бы подспудно ждали, что, победят не только некоего врага, но и собственные беды, невзгоды, что заживут после войны припеваючи… ну, во всяком случае, заметно лучше, чем до. А другие войны не хотели, шли из-под палки, боялись погибнуть, но выжили… по крайней мере, в большинстве своем. И теперь запоздало удивляются: «Неужели мы это сделали?! Сделали! Мы?..» Ни дать ни взять, дети, что, расшалившись, разбили крынку с молоком.
